— Нет, не еду. Вы едете.
— Хм-м… — У меня на мгновение захватило дух. — Но я вряд ли подходящая для этого фигура.
— Я сообщил Бодлеру, — лаконично сказал генерал, — что пришлю ему такого пассажира, которого Филмер знать не будет. Одного из своих людей. Тогда, если Филмер попробует что-нибудь выкинуть — ведь, в конце концов, это еще далеко не факт, — мы, возможно, получим реальную возможность выяснить, что и как, и поймать его с поличным.
Господи, как просто это у него звучит, подумал я. И как абсолютно невыполнимо. Я сделал судорожный глоток:
— И что сказал мистер Бодлер?
— Я его уговорил. Он вас ждет.
Я удивленно посмотрел на него.
— Ну, не именно вас, — сказал генерал. — Кого-то. Кого-то довольно молодого, как я ему сказал, но опытного. Кого-то, кто не будет выглядеть не на своем месте… — на его губах на мгновение мелькнула улыбка, — в экспрессе для миллионеров.
— Но… — начал было я и умолк. В голове у меня теснилось множество важных оговорок и сомнений в своей пригодности для такого дела. Но вместе с тем как заманчиво!
— Поедете? — спросил он.
— Да, — ответил я.
Он улыбнулся:
— Я был уверен, что вы согласитесь.
Генерал Кош, живший в Ньюмаркете, в полутораста километрах от Лондона, собирался провести эту ночь, как он нередко делал, в комфортабельной спальне на втором этаже клуба. Через некоторое время я распрощался с ним и проехал километр, остававшийся до тихой улочки в Кеннингтоне, где я живу.
Место, где пустить корни, я стал подыскивать именно в этом районе, чтобы не ездить в клуб с другого конца города. Кеннингтон, расположенный к югу от Темзы, бок о бок с пыльными Ламбетом и Брикстоном, не слишком привлекал завсегдатаев скачек, и я действительно ни разу не встретил там никого из тех, кого знал в лицо по ипподромам. Как-то мне попалось на глаза объявление: «Сдается часть дома одинокому приличному яппи.[4] Две комнаты, ванная, совместное содержание и выплаты по закладной. Звонить вечером». — И хотя я подумывал, не купить ли собственную квартиру, мысль о том, чтобы жить в одном доме с кем-то еще, вдруг показалась мне заманчивой, особенно после того, как я уже некоторое время поработал в одиночестве. Я договорился о встрече, явился, был освидетельствован остальными четырьмя жильцами и принят с испытательным сроком.
Все сложилось очень удачно. Кроме меня, в доме сейчас жили еще четверо: две сестры, занимавшиеся издательским делом (это их отец когда-то купил дом и установил порядок его оплаты), один младший сотрудник адвокатской конторы — он немного заикался — и актер на вторых ролях в телесериалах.
Правила были несложные: платить вовремя, всегда вести себя прилично, не совать носа в чужие дела и не позволять оставшимся на ночь девушкам или молодым людям утром надолго занимать любую из трех ванных.
Жили мы весело и дружно, но делились друг с другом не столько сердечными признаниями, сколько кофе, пивом, вином и кастрюльками. Я отрекомендовался завсегдатаем скачек, и никто не спрашивал, выиграл я или проиграл.
Актер по имени Робби, живший на верхнем этаже, оказал мне огромную услугу, хотя сам вряд ли об этом догадывался. Однажды вечером, через несколько дней после того как я туда переехал, он пригласил меня к себе выпить пива. Я застал его сидящим перед ярко освещенным гримировальным столиком он сказал, что придумывает новый грим для роли, которую только что получил.
Я был поражен, увидев, как изменили его другая прическа, большие накладные усы и густые брови.
— Инструменты нашего ремесла, — сказал он, указывая на тюбики грима и парики, аккуратными рядами разложенные перед ним. — Что вы предпочтете трехдневную щетину или локоны, как у маленького лорда Фаунтлероя?
— Локоны, — сказал я, подумав.
— Тогда садитесь, — весело сказал он, вставая и уступая мне место. Он достал щипцы для завивки, тут же разогрел их на газовой горелке и принялся наматывать на них мои почти прямые волосы. Через несколько минут моя внешность разительно изменилась — я стал похож на лохматого, плохо расчесанного пуделя.
— Ну как? — спросил он, нагнувшись и глядя вместе со мной в зеркало.
— Поразительно!
И очень легко, подумал я. Все это я смогу сам делать в машине, когда захочу.
— Вам идет, — сказал Робби. Он опустился рядом со мной на колени, обнял меня за плечи, слегка прижал к себе и недвусмысленно заглянул в глаза.
— Нет, — сказал я спокойно. — Мне нравятся девушки.
Он не обиделся:
— А ничего другого не пробовали?
— Нет, дорогой мой, это просто не для меня, — ответил я.
Он засмеялся и убрал руку:
— Ну, неважно. Попытка — не пытка.
Мы выпили пива, и он показал мне, как расчесать и наклеить густые пиратские усы, а для полноты картины протянул мне очки в широкой оправе. При виде незнакомца, смотревшего на меня из зеркала, я сказал:
— Никогда не думал, что так легко выдать себя за кого-то другого.
— Конечно. Все, что нужно, — это немного нахальства.
И он был прав. Я купил себе щипцы для завивки, но целую неделю возил их с собой в машине, прежде чем, набравшись храбрости, остановился на обочине по пути на Ньюмаркетский ипподром и впервые ими воспользовался. За три года, прошедшие с тех пор, я делал это десятки раз без всяких колебаний, а на обратном пути причесывался по-старому и размачивал завивку.
Воскресенья я обычно проводил в двух своих больших светлых комнатах на втором этаже (молодой адвокат жил надо мной, а сестры внизу): спал, читал, занимался домашними делами. Некоторое время назад я около года проводил воскресенья с дочерью одного из членов клуба «Хоббс-сандвич», однако для нас обоих это было скорее быстротечным взаимным удовольствием, чем подлинной страстью, и в конце концов она перестала со мной встречаться и вышла за кого-то замуж. Я полагают, что когда-нибудь тоже женюсь, знал, что рано или поздно этого захочу, но считал, что до тридцати спешить некуда.
В воскресное утро после встречи с генералом в клубе я начал думать, что взять с собой в Канаду. Он сказал, что я должен стать тем, кем так старался не быть — богатым молодым бездельником, который проводит время исключительно в развлечениях.
— Все, что от вас требуется, — это говорить с пассажирами о лошадях и держать ухо востро.
— Хорошо, — сказал я.
— Вы должны выглядеть естественно.
— Да, понял.
— Знаете, я несколько раз замечал вас на скачках. Вы выглядели то биржевым маклером, то неотесанным провинциалом. Миллингтон говорит, что часто не может вас обнаружить, хоть и знает, что вы там.
— Я думаю, у меня теперь есть кое-какой опыт, но я ничего особенного не делаю. Меняю прическу, одежду, немного сутулюсь.
— Получается неплохо, — сказал он. — А теперь станьте тем, кого ожидает увидеть Филмер.
Разглядывая разнообразные пиджаки, висящие у меня в гардеробе, я подумал — дело не столько в том, кого ожидает увидеть Филмер, сколько в том, чтобы этого хватило на все десять дней поездки. Локоны, например, не годятся: под дождем от них ничего не остается. Накладные усы тоже не годятся: они могут отклеиться. Не годятся и очки: их можно забыть надеть. Я должен выглядеть, в сущности, таким, каким
