подряд третий стакан и распечатывая вторую пачку печенья, потому что ее организм тратил энергию резко и помногу, требовалось мгновенное восполнение.
— А что же Ольга твоя не расстаралась? — спросил Галкин. — Что они ее, привязали, что ли?
Людмила улыбнулась, глянула на Машу и сказала:
— Да нет никакой Ольги.
— Как это? — удивился Галкин. — А про кого же ты рассказывала?
— Да я уже давно все поняла, — фыркнула сквозь чай Маша, тут же деликатно подставив ладонь под свои брызги, чтобы не опрыскать окружающее.
— Нет, а про кого? — недоумевал Галкин.
— Не в этом дело, — сказала Маша. — А вот ты, Галкин, оказывается, герой! Как ты на него! Прямо как этот на эту, господи, вот память. Как Матросов на амбразуру!
— Да ладно, — пренебрежительно махнул рукой Галкин, показывая этим, что для него это не подвиг, а пустяк, он бы каждый день так себя вел, если бы имелся повод.
— Главное, — задумчиво сказала Людмила, — ведь можем, если захотим!
— Это точно, — кивнула Маша, глядя в окно.
Поглядели туда и Галкин с Людмилой — очень уж было красиво: расстилается вдаль волнистое ковыльное поле, кажущееся взгляду мягким, редкие цветы скромно, но гордо выглядывают там и сям, вьется за полем тонкая серебристая речка, начинающая розоветь от заката, а за речкой — лесополоса, тоже похожая на поезд, который вечно куда-то идет, хоть и стоит на месте.
