прорезали морщины, а складки возле носа и губ стали более заметными. Положения не спасал даже загар, полученный на модном курорте.
– Вот, решил приехать домой пораньше, – торопливо продолжил Хомутов. – Пробок не было, доехал, как говорится, с ветерком. Даже не ожидал, что так быстро. Приезжаю, а тут ты! Свежа, как майская роза… Скажи мне, Татка, что за секрет в тебе такой есть? Сколько ни пытаюсь разгадать, не получается.
Он говорил быстро, проглатывая слова, словно боялся каких-то опасных для себя вопросов.
Не дожидаясь прихода супруги, Хомутов плеснул себе коньяка. Руки его сильно дрожали.
– Я сегодня видела репортаж, – тихо сказала Наталья, с тревогой вглядываясь в родное измученное лицо. – На тебя хотят подать в суд. Что происходит? У тебя появились враги?
– Забудь про репортаж, – вяло отмахнулся Хомутов. – Вечером они еще один митинг устроили. В районе застройки. Не обращай внимания, Наташа. Обычная ситуация. Рядовая. Завтра все уляжется. Никто даже и не вспомнит. Насколько ты знаешь, в нашей стране не любят ни богатых, ни успешных, ни удачливых…
Он залпом выпил коньяк и чуть поморщился:
– Даже коньяк мне не в радость. Вкус у него странный – какой-то резиновый… Устал я что-то сегодня, Татка. Вымотался. Мне бы полежать немного, подремать. Но разве можно пропустить ужин с такими красавицами?
Он галантно поцеловал ей руку:
– Впрочем, одна красавица явно не в духе. Я с ней поговорить хотел, а она мне истерику закатила на пустом месте…
– Мы с ней ездили кататься. – Наташа чувствовала себя неловко, словно оказалась на пороге хозяйской спальни в самый неподходящий момент. – Наверно, она просто устала. А может, давление подскочило. Сегодня обещали магнитные бури и лунное затмение.
– Тогда все объяснимо, – грустно улыбнулся Хомутов. – Настроение моей жены, как барометр, – зависит от погодных условий.
– Кстати, где она?
– Одевается. – Хомутов подошел к окну. – Ты права, Татка, погода действительно странная. Не зима, не весна – межсезонье. Тоскливо все как-то, Татка, тоскливо… Сегодня я впервые почувствовал себя старым. Знаешь какое это противное чувство?
– Ты не старый, – искренне сказала Наташа. – Ты у нас вечно молодой и красивый.
– Твои слова да Богу в уши, – пробурчал Хомутов и сменил тему: – Что отец? Звонит?
– Каждый день, – улыбнулась Наташа. – Опасается, что я без него здесь замуж выйду. Все к себе зовет, а я не хочу. Дома все привычное, родное. А в Лондоне и Париже хорошо, но долго там жить не могу. Скучаю.
– У нас – жизнь, у нас не соскучишься, – отвечая собственным мыслям, пробормотал Хомутов.
Он оглянулся на дверь и едва слышно сказал:
– У меня к тебе просьба, Наташенька. Очень важная просьба. Но Ксения о ней не должна знать.
– Какая?
– Передай вот это отцу при случае. – Он протянул маленький нестандартный конверт. – Скажи, что я очень его просил. Он поймет и сделает то, что нужно. Это очень важно. Думаю, Николай во всем разберется и сделает правильные выводы. Это моя… гарантия на тот случай, если все пойдет не так. Не забудешь?
Наташа недоуменно покрутила конвертик и сунула в сумочку.
– Конечно, не забуду. Ты же знаешь, я не подведу.
– А что это вы тут делаете? – раздался нарочито веселый голос Ксюши. В серебристо-чешуйчатом длинном платье она была похожа на русалку, случайно выпрыгнувшую из моря прямо в обеденный зал. – Сплетничаете? Обо мне?
– Разговариваем и ждем тебя, – коротко ответил Хомутов и велел подавать на стол. – А ты заставляешь себя ждать.
Ксюша обиженно поджала губки, но ничего не сказала. Все ее показное радушие мигом испарилось.
«Да что с ними происходит?» – недоумевала Наталья, пока разносили закуски. Может, очередной кризис в браке? Ксения ревнует мучительно и страстно, ну не может же она так изводить себя просто так… А вот Хомутов… Наташа вновь взглянула на него: странный он какой-то сегодня, совершенно не похож на себя. Куда-то исчезла та подкупающая нежность, которая каждый раз зажигалась в глазах Михаила, стоило Ксении оказаться рядом.
«Или я придумываю?» – с ужасом подумала Наталья, вновь и вновь вглядываясь в глаза своих друзей.
С приходом жены Михаил полностью ушел в себя: сосредоточенно ел и столь же сосредоточенно – как- то слишком машинально – пил.
Ксения справилась с салатом по-бургундски и теперь вяло возила по тарелке кусочек мраморной говядины под сырным соусом с белыми грибами.
– Я сегодня была на открытии выставки импрессионистов, – начала Наташа, стараясь поддержать увядший разговор. – Представьте, там вообще никто не говорил об искусстве. Только о ценах на картины! Не успела я войти в зал, как услышала, что полотна Тулуз-Лотрека, Моне и Сезанна очень популярны среди «новых миллионеров».
«Благодаря им рынок произведений искусства находится на подъеме, сопоставимом с пиком пятнадцатилетней давности», – передразнила она одного из гостей выставки. – Никакого уважения к искусству! Представляете, картина Моне из серии «Кувшинки» была продана за четырнадцать миллионов долларов. Натюрморт Сезанна купили за десять, пейзаж Писарро – за пять. А «Сильветт на зеленом стуле» Пикассо оценивалась максимум в шесть миллионов долларов, а ушла с молотка за восемь. И вот эти скачки цен азартно обсуждали искусствоведы! Что уж говорить о простых посетителях…
Она улыбнулась, но тут же наткнулась на глухую стену молчания. Ксения сделала вид, что не заметила попытки подруги спасти положение. А Хомутов, судя по всему, действительно не слышал ни слова из того, что говорила Наташа.
Не хотите – ну и не надо! В конце концов вы взрослые люди и способны решить свои проблемы самостоятельно!
Обиженная Наташа постаралась сосредоточиться на еде, несмотря на то что аппетит у нее совершенно пропал.
Легкий салат из рукколы и грибов, горячее из тушеных овощей, пряного риса и морепродуктов. Она съела всего понемногу и отодвинула от себя тарелку.
В обеденный зал вошла Даша, чтобы собрать приборы. Наташа уловила тяжелый запах дорогих духов и недоуменно отметила вечернюю прическу горничной: золотистые локоны были замысловато уложены на затылке и сколоты сверкающей заколкой. Форменное платье едва прикрывало округлые соблазнительные колени. Декольте у платья было совершенно неформенным. Несмотря на то что грудь Даши при всем желании нельзя было назвать выдающейся, в этом декольте не рассмотреть ее было просто невозможно. На ногах Даши были вечерние туфли на высоких каблуках.
Игнорируя удивленный взгляд гостьи и возмущенный хозяйки, Даша невозмутимо приблизилась к Хомутову и старательно наклонилась к нему, пытаясь продемонстрировать два белоснежных полушария в глубоком вырезе платья.
– Что-нибудь еще, Михал Михалыч? – интимно пропела она.
– Спасибо, Дашенька, – равнодушно ответил тот. – Сегодня все было просто прекрасно.
С показным равнодушием Ксения поставила бокал на стол, не расплескав ни капли, неторопливо промокнула губы салфеткой и повернулась к мужу.
– Все – это что? – ледяным тоном поинтересовалась она. – Что такого прекрасного подарила тебе наша горничная? Нам хотелось бы услышать пикантные подробности. Не так ли, Наташа?
Наташа растерялась. Чувствуя себя невольной свидетельницей семейной драмы, она не желала принимать в ней никакого участия.
– Ты о чем, дорогая? – непонимающе уточнил Хомутов и принял очередную порцию коньяка – теперь уже из рук Даши.
– Об этом! – отчеканила та, и в ярко-голубых глазах засверкали отнюдь не шуточные молнии. – Мне надоели ваши сомнительные штучки за моей спиной! Я устала от сплетен! Сколько можно?! Даша, помнится,
