— У нас официальное заявление съемочной группы. Скоро начнутся звонки с самого верха. Популярный актер…
Жанна задумалась.
— А что группа?
— Ничего. Или почти ничего.
— Врагов, насколько мне известно, у Сабира нет. По крайней мере, смертельных. Завести их он мог, наконец, в два счета, как и друзей… Но это от темперамента, от воспитания…
— Из какой он семьи?
— В том, что режиссеров и вообще кинематографистов в ней не было, можно не сомневаться. Как и у меня.
Денисов придержал ее за локоть, впереди приближалась пьяная компания. Один из парней — амбал с бараньими глазами — явно искал, кого задеть; актриса решительно рванулась навстречу. Амбал отскочил:
— Дура!
— Одноклеточное! Кретин! — Она явно осталась довольна собой. — Мой папа всю жизнь после войны проработал в охране завода, на самой прозаической должности. Мама — администратором в гостинице. Вахтер и администраторша! А я решила, что буду актрисой. А теперь еще и режиссером. Примерно то же с Сабиром. Вы хорошо представляете себе наши проблемы?
Денисов мог о них только догадываться.
— Вокруг нас люди, появившиеся в кино раньше, чем научились ходить. Их снимали, что называется, еще в колыбели. Даже в этом детективе, у Сухарева. Кто играет малолетних пассажиров поезда? Сын режиссера, старший внук сценариста. Во скольких фильмах дети успевают еще сняться, прежде чем придут поступать во ВГИК или в ГИТИС? В десяти? В тридцати? И конечно же, они будут приняты, потому что окажутся более подготовленными к конкурсу, чем такие, как я или Сабир… — Из-под легкомысленно опущенных полей шляпы на Денисова смотрели
ставшие пронзительно ясными глаза. — Об этом мы с ним часто говорили. У него в семье аналогичная картина. Он рос в путевом поезде. В Ухте. На Севере… Строительно-монтажный поезд.
— Приходилось бывать?
— И не раз.
Поставленные на прикол старые вагоны Денисов представлял хорошо. Между ними натягивали веревки, сушили белье; тамбурные двери летом затягивали простынями от мух. Ладили громоздкие деревянные стремянки с перилами, чтобы малышам и их вечно беременным мамашам легче было взбираться в вагон.
— Отец Сабира был путевым рабочим, закончил курсы бухгалтеров. Мать учительница. Возилась с детьми. Я не думаю, что у вас в роду тоже все сплошь инспектора… — добавила она вдруг.
— Оперуполномоченные.
— Или оперуполномоченные. Но мы можем за себя постоять. В кино мы приходим не потому, что так за нас решили другие. И нас принимают не за успехи наших родителей…
— Жанзаков не говорил, какие у него взаимоотношения с постановщиком?
— С Сухаревым? Весьма неважные. — Она кивнула кому-то весьма холодно. — Но они же помирились. Сухарев просил прощения.
— А причины?
— По-моему, чисто творческая несовместимость. Разные взгляды.
— Сухарев тоже живет в поезде?
— Дома.
— В Москве?
— Он ведь только состоит в штате «Таджикфильма», а постоянное местожительство его здесь, в столице.
— Что все-таки не устраивало режиссера?
— Ему казалось, что Сабир экономит. Играет не на пределе. Не стремится взять высоту.
— Так и было?
— Что вы! Представьте, что такие, как я, как Сабир, а таких большинство, перестанут тянуться, успокоятся! Вокруг каждый год появляются таланты, о которых я говорила. Вундеркинды. Кого бы вы предпочли, став режиссером?
Денисов не ответил.
— Жанзаков много работал?
— Исключительно. В крохотной роли показать себя! Мы говорили об этом, когда в последний раз виделись.
— Я в полном затруднении, — Денисов мягко, в то же время настойчиво оттеснил ее от другой компании, также искавшей ссоры. — Режиссер располагает информацией, которой не спешит поделиться. А может, «ищите женщину»? — Он взглянул на нее внимательно.
— Нет. Не думаю.
— Я знаю, например, что вы приезжали в поезд. Она рассмеялась.
— Да нет. Я с ним не спала. Вы это имеете в виду? Мужья моих подруг для меня не существуют. Кроме того, меня сопровождал мой друг.
— Премьер корейского театра.
— Все-то вы знаете.
— Что можно сказать о личной жизни Жанзакова? О его жене?
— О Терезе? Порядочная, интеллигентная женщина. Способная актриса. У нее отличные данные, школа. Внешность. Она, правда, мало снималась. Первый ее муж работал в ТАССе. Много лет прожила за границей.
— Они развелись?
— Муж ее умер. В одночасье. Какая-то тропическая форма лихорадки. Нам сюда… — Она показала в сторону троллейбусной остановки. — После его смерти Тереза не сразу смогла оправиться. Потом снова стала сниматься. И вот Сабир, человек совершенно иной по опыту прошлой жизни и как актер. Внезапная, совершенно невероятная любовь. Тут нечего сказать.
— Она — его вторая жена?
— Да. О первой я мало знаю. У нее от Сабира дочь. Я знаю, Сабир материально помогает…
— Где она живет?
— В Ухте. Они там и познакомились.
У остановки актриса высвободила руку, посмотрела на часы.
— За мной могут приехать…
Денисов оглянулся: машин рядом не было. Сверху по тротуару катил на скейте мальчик-мулат с пуделем, прижатым к куртке, он кого-то догонял. Сбоку у кабины автомата стояла небольшая очередь.
— А если Сабир не появится совсем? — актриса нашла взглядом его глаза.
Денисов не ответил.
«Месть, ревность… — подумал он. — Известный набор типовых версий. Вечно варьирующий комплект».
— Ваш друг из корейского театра… Он здесь, в Москве?
— Думаете, он приревновал Сабира ко мне? — Жанна засмеялась. — Он в тот же вечер уехал в Алма- Ату…
— Жанна! — из затормозившего рядом «Жигуля» послышалось сразу несколько голосов. — Скорее! — Сзади машину уже подгонял правивший к остановке троллейбус.
— Успеха! Чао! — Она чмокнула Денисова в щеку, побежала к машине.
— Пока.
Актриса не слышала.
Денисов еще постоял. Пора было идти приниматься за дело. «Сыщика кормят ноги…»
По сторонам текла разномастная московская толпа: приезжие — без головных уборов, в пальто; свои — в дубленках, в зимних тяжелых шапках.
