Слово «хлыщ» и словарь Даля, и более современный словарь Ожегова трактуют одинаково: повеса, щеголь, фат, франтоватый и пустой молодой человек. Теперь переведем эти слова на старо-одесский язык: франтоватый и пустой (повеса) — шалопай, фат — пшют, щеголь — пижон. Слово «хлыщ» имеет в одесском языке совсем не то значение, что в русском языке, но речь не за него, а за «мазурика». Некогда это слово употреблялось даже в полицейских рапортах, наряду с «жуликом». Попавшее в русский язык из языка одесского слово «жулик» стало означать «мошенник», хотя в Одессе изначально так именовали людей, которых ныне в России называют «бомжами».
У «мазурика» более шикарно-историческая этимология. Это всего лишь одно слово, производное от термина «маз». Некогда «мазом» именовали человека, делавшего ставку на одного из артистов. Так в Одессе именовали профессионалов игры на бильярде. Гораздо позже, когда бильярд получил распространение в двух остальных столицах Российской империи, там появились свои артисты, которых именовали «промышленниками». Делавший ставку на артиста, держал за него мазу, то есть отвечал своими деньгами за проигрыш. Вскоре выражение «держать мазу» стало означать «защищать чьи-либо интересы». Одесская старинная присказка гласит: «Против ветра не посцышь, против мазы не попрешь». В данном случае «маза» может соответствовать как фразеологизму «бригада» в русском языке, так и означать «приятели», «соратники», «единомышленники». Что зафиксировано в одесском песенном фольклоре: «…чем собрать всю мазу, дать всем вместе газу и пойти товарить рогулей».
В Одессе не бились об заклад, а «мазали». «Мажем?» — давайте поспорим. Здесь не давали промах, а «промазывали». Словом «мазила» именовали снайпэров и мелких землевладельцев, проживавших во дворцах под названием «мазанки». «Отмазка» — оправдание, «отмазать» — помочь освободиться от каких- либо обязательств, «быть в замазке» — оказаться в должниках либо в неприятной ситуации. «Примазаться» — прибиться; посягнуть на долю чьих-либо лавров. «Мазунчик» — ласковый; подлиза. Что же до «мазурика» — сильвуплю на страницу 289 второго тома «Таки да большого полутолкового словаря одесского языка» в четырех томах. Потому что, если президент Ющенко сильно ратует за повсеместное внедрение украинского языка, то мне интереснее, чтобы вы учили моей родной русской речи. И тогда никакие словесные фанаберные выпендросы и коники фордыбачащегося Путина не смогут заставить даже сильного живчика выскочить из себя в наружу. Кстати, изначально одесское слово «живчик» в первой половине девятнадцатого века переводилось на русский язык исключительно как «пульс», а упомянутое выше «дать газу» в Одессе от России не зависит.
Если бы все эти официальные лица таки немножко знали моего родного русского языка, так они бы смогли ответить премьер-министру России с одесским юморным намеком на приписываемый ему стиль работы: «Таки лучше быть чисто украинским мазуриком, чем конкретным путиным всей России». И тогда бы не секретариат украинского президента, а аналогичная служба российского премьера встала бы на уши одновременно в двух смыслах этого выражения.
Пока этого не происходит мне приходится на шару вкалывать справочным бюро и ярким примером неувядаемой дружбы русского, украинского и одесского народов. Все-таки не напрасно восемьдесят лет назад один одесский писатель заметил, что язык одесситов «если подслушать его у самых истоков массового говора, совсем не тот, что у соседних дружественных наций, русской и даже украинской». Вот и приходится отвлекаться не то, что на охоте или рыбалке, но даже дома. Звонят из Киева: «Что такое цафлер-хаус?». Аналогичный вопрос вскоре задавала одна берешь в руки маешь вэщь дамочка из Одесского литературного музея: «Что такое хипес-дом?». Москвичи интересуются: «Поцавей — это то же самое, что поц?». Не иначе Бабеля перечитались, уже просто поца им за мало. А поцавей — это поц, который завеялся. То есть ушел именно тогда, когда был срочно необходим. Только не надо путать «завеянного» и «подвеянного». Подвеянный поц — это поц в квадрате. Так что, полагаю, скоро будем читать российскую прозу и смотреть кино с тем «поцавеем», а может даже с «поцаршей» и «припоцанным».
Тем более что сегодня прочитал два очень коротких русскоязычных рассказа под названиями «Цим тухес» и «Великий какер», насыщенных такими выражениями как «я дико извиняюсь», «некоторые шмонди», «скоро друг от друга клоунов рожать будем», «малолетний кишкомот», «раскирдажь», «пиньдячить надо», «отмочите свой канкант», «сипатично до жёпы», «два припоцанных идиота», «будет стоить, как Гитлеру война», «дорогие цурипопики», «не какой-нибудь шибздик или шлёма», «закалапуцалась окончательно», «положить эночку». И что имею подсказать некоторым зарубежным лингвистам, ныне усиленно потеющих над сочинением этимологии прежде не употреблявшихся в их родном языке выражений: упомянутое выше слово «пиндячить» произведено голиафами Одесского порта от старинного русского слова «пиндос». В те далекие времена, когда «буханка» и «лото» еще не пополнили словарный запас великого и могучего языка.
В самом начале прошлого века одно одесское периодическое издание опубликовало стихотворный фельетон «Мордобойные слова», направленный против засорения русской речи всякими «новыми отвратительными словечками». Дальше произошло то, что всю дорогу случается: эти самые словечки со временем стали нормами русского литературного языка. Что немножко подтверждает словарь Ожегова образца 1949 года и таки хорошо — «Толковый словарь современного русского языка», выпущенный в 2006 году в Москве. Одесситам же, как всегда остается делать правильные выводы и не останавливаться на достигнутом. Не сомневаюсь: толковый словарь русского языка, что выйдет лет через пятьдесят, к вящей радости Крошки Цахеса Бабеля будет насыщен словами и фразеологизмами, которые жители Одессы-мамы пока еще не произвели. Ибо, как убедилась в прошлом году иностранческая писательница мадам Скульская: «…одесский юмор никогда не иссякнет, и игра в слова будет здесь всегда главной азартной игрой».
ЭТО БЫЛО ДАВНО И НЕПРАВДА
Коник позволяет замкнуть кольцо временного отрезка, и прийти к тому, с чего все началось.
Отбивая ритм на стыках рельс, поезд увозил совсем еще молодого человека от Урала в московском направлении. Позади оставалось студеное дыхание сентября, окутанного сотканной из серых туч шубой, и покрывшиеся хрустальной корочкой утренние лужицы на перроне. Впереди была вся жизнь и совсем другой сентябрь: солнечный, ласковый, как утренняя волна едва накатывающегося на берег прибоя самого синего в мире моря, словно отзеркаливающего небесную гладь. Что он знал тогда об Одессе и Молдаванке? Ничего, кроме песни, прозвучавшей в кинофильме «Два бойца», поставленному по повести Славина «Мои земляки»: «…но и Молдаванка и Пересыпь уважают Костю-моряка». Он еще не читал Бабеля, ведь там, за оставшимся позади Уральского хребта Кемерово пока не увидел свет томик «Избранного» мало кому известного писателя.
Молодой ученый, командированный в Город, поселился на Молдаванке, в квартире приятеля своего одесского коллеги. Одесса ежечасно удивляла его своим абсолютным отличием от иных городов, в которых довелось побывать. О чем он, российский ученый и писатель Геннадий Николаев, напишет в кратких мемуарах «Встреча с Одессой», увидевших свет в апреле 2009 года. Он вспомнит, как «с интересом прислушивался в троллейбусе к одесскому говору с его фирменными приколами «а я знаю?», «я вас умоляю», «перестаньте этих глупостей», «таки да», «что случилось среди здесь?». Он узнал, что означают в одесском языке слова «родичи», «синенькие» и выражение «Одесса живет с базара».
«Мое знание одесского языка было в ту пору никаким. Такие слова как «сольтисон», «цимес», «гефилте фиш», «хабар», «цырлы» — азбучные для Одессы — не употреблялись в наших северных краях», — пишет Николаев. Он бывал в домах одесситов, общался с горожанами на пляжах и улицах. «Вот так я потихоньку обучался одесскому языку. Уяснил, между прочим, что слова «вафельница» и «вафлюшница» означают не одно и тоже».
Гораздо позже Николаев прочтет «Одесские рассказы» Бабеля и отметит, что они ему нравятся «своим колоритным одесским языком». И даже приведет пример:
«— Что с этого будет, Беня?
— Если у меня не будет денег — у вас не будет коров, мосье Эйхбаум. Это дважды два.
— Зайди в помещение, Беня.
Это «зайди в помещение» ласкает слух своей необычайностью. Чтобы так писать, надо родиться на Молдаванке», — пишет Николаев. Это уже даже не смешно. Ну а что еще оставалось делать в наши дни российскому писателю, если он не нашел в текстах Бабеля даже «азбучных для Одессы слов»; если вместо известной северянину Николаеву «гефилте фиш», он прочитал в «Одесских рассказах» за «фаршированную
