выгнали из школьного автобуса, теперь ей приходилось самой каждый день возить его в школу, за что мать готова была его убить, и так далее и тому подобное…
Когда Долорес поднялась по внешней лестнице в «Тихую обитель», с тех пор, как постоялец заказал свое пиво и сандвич, прошло по крайней мере двадцать минут. Она постучала в дверь.
— Войдите!
Когда женщина шагнула в комнату, ее встретило облако ароматного пара. Естественно, постоялец не собирался терпеливо ждать ее прихода. Долорес увидела его в полуоткрытую дверь ванной. Он лежал, погруженный до середины волосатой груди в мыльную пену. Наверняка вылил в воду целый флакон душистого геля.
Глядя в сторону, Долорес поставила поднос на маленький журнальный столик.
— Если вы не побоитесь погрешить против этикета, — сказал Эдвин, — не будете ли вы так добры принести поднос в ванную? Я еще не успел как следует отмокнуть…
Для этого тебе понадобится еще как минимум месяц, подумала Долорес, собралась с духом, шагнула к двери ванной и открыла ее настежь. Опустив поднос на табуретку, она придвинула ее к краю ванны.
— Спасибо. — Он потянулся к пиву, жадно глотнул, а затем поставил стакан назад. — Если не секрет, как вас зовут?
Следовало ответить «миссис Стрит», но по какой-то непонятной причине собственная фамилия внезапно показалась ей принадлежащей какой-то бесполой старухе.
— Долорес, — ответила она, выпрямившись и почувствовав холодок в животе.
— Долорес. Мне нравится. Немного непривычно, но весьма поэтично. — Их глаза встретились, и Долорес еще раз ощутила странную дрожь. В его глазах были понимание, блеск юмора и… ум.
У него был четко очерченный, но чувственный рот, левый уголок которого слегка приподнимался вверх. Долорес попятилась к двери.
— Я рада, что вам нравится мое имя, — услышала она словно издалека собственный голос.
— Очень красивое имя. Должно быть, вы романтическая натура, если работаете в таком чудесном месте.
Его тон был чуть насмешливым. Он понимал, что женщина нервничает и чувствует себя последней идиоткой. Следовало выйти отсюда еще несколько минут назад, но она по-прежнему медлила, стоя в дверях.
— Присаживайтесь, — предложил он, указав мыльной рукой на розовый унитаз. — Я люблю компанию.
— Люди, как правило, приезжают сюда со своими партнерами…
— Это я понимаю, — терпеливо ответил он. — К несчастью, я здесь без партнерши. А как вы, Долорес?
— Мне кажется, это слишком интимный вопрос. Не правда ли, мистер Оливер?
— Куда уж интимнее… Вы здесь, со мной, а я лежу в ванне, совершенно нагишом…
— В то время как мне следует быть на кухне и готовить вам обед. Увидимся в восемь. — Тут Долорес поднялась, пытаясь сохранить достоинство, но твердо зная, что выглядит она весьма жалко.
Женщина торопливо спускалась по деревянной лестнице, не чуя под собой ног. Она едва не упала и спаслась лишь тем, что вовремя уцепилась за перила. Только сломанной ноги ей и не хватало! Впрочем, может быть, как раз и не хватало. Тогда она беспомощно лежала бы в своей комнате и была бы избавлена от необходимости смотреть за обедом в глаза Эдвину Оливеру.
Она не была дурой. Абсолютно ясно, что этот мужчина видит ее насквозь. Понимает, что она нервничает и не может сообразить, за каким чертом он приперся в ее гостиницу, грязный и без партнерши. А она была достаточно сообразительна, чтобы понимать, что этот мужчина совсем не таков, каким кажется с виду. Его манера разговаривать безошибочно указывала на то, что Оливер не провел всю свою жизнь в болоте с лягушками.
Прежде чем вернуться в кухню, она глубоко вдохнула в себя пахнущий палыми листьями осенний воздух и попыталась успокоиться. Ее помощник, с головы до ног одетый в белое, усердно шинковал лук. Эндрю был отставным бухгалтером, но в глубине души обожал кулинарию и всю жизнь мечтал стать профессиональным поваром. Что ж, теперь он им стал. И, кстати, очень хорошим. Когда Долорес сказала ему, что за обедом ожидается еще один постоялец, в кухню неторопливо вошла Кора. Длинные светлые волосы девушки были тщательно заплетены в косу. Она сменила джинсы и свитер, которые носила днем, на черные брюки и белую шелковую блузку. Тоненькая и стройная, она так и светилась красотой молодости. Кожа сияла, волосы блестели, а большие голубые глаза излучали радость и интерес к жизни.
— Где ты была? — набросилась на нее Долорес. — Я тебя обыскалась!
Ее раздраженный тон заставил Кору удивленно посмотреть на мать.
— Я была у себя в комнате, готовилась к экзамену по археологии. Мы же договорились, что я приду помогать тебе к шести часам.
На часах было без семи шесть. Долорес стало стыдно.
— Извини.
— Что случилось, ма? Почему ты меня искала?
Долорес прикоснулась к плечу дочери.
— Ничего не случилось. Просто час назад прибыл еще один жилец. Он попросил сандвич, и я слегка растерялась.
Кора недоуменно посмотрела на нее. Ей было непонятно, почему мать, привыкшая изо дня в день готовить изысканные обеды из пяти блюд, могла растеряться из-за какого-то сандвича.
— Одинокий мужчина? — спросила она.
— Да, и он будет обедать, поэтому тебе придется накрыть все пять столов вместо обычных четырех.
— О'кей. Тогда я пошла.
В семь часов Долорес обнаружила нового постояльца в гостиной. Тот рассматривал деревянных слонов разных цветов и размеров. Эту коллекцию в детстве собрала Агата, когда они жили в Конго. Их семья колесила по всему свету, и на память о тех временах осталось эклектическое собрание ныне украшавших гостиницу изделий народных промыслов и ремесел. Гостям нравилось осматривать картины, драпировки, старинные куклы, африканские маски.
Влажные черные кудри Эдвина Оливера падали ему на уши, а лицо по-прежнему украшала темная щетина. Однако он надел чистые джинсы и тонкий свитер. Спасибо и на этом…
Он изучал коллекцию самым тщательным образом, заставляя Долорес нервничать. Может, этот тип хочет что-нибудь украсть? Например, одну из кукол, принадлежавших ее матери, или портрет дочери индейского вождя. В самом деле, откуда ей знать, что взбредет ему в голову.
Немного погодя Долорес вновь подошла к двери. На этот раз Оливер рассматривал стоявшие на полках книги. Он вынул одну из них, открыл, начал листать и вдруг обернулся, словно почувствовав на себе чей-то взгляд. Она едва не вспыхнула от смущения, но быстро справилась с собой. Глаза мужчины и женщины встретились, и Долорес увидела, что глаза у него темно-карие, с золотистыми искорками.
— Не возражаете, если я посмотрю? — вежливо спросил он.
— Нет, конечно.
— Спасибо.
Она сбежала на кухню, где Кора придирчиво рассматривала винные бокалы, проверяя, нет ли на них следов воды.
— Ma! Слушай, до чего клевый мужик! — с трудом выдохнула она.
— Какой мужик? — спросила Долорес. — Их здесь пятеро.
Кора посмотрела на мать сердито.
— Ты прекрасно знаешь, о ком я говорю!
— Ты имеешь в виду этого длинноволосого и небритого?
— Потрясный малый! — с чувством произнесла дочь. — А какая фигура! Ты заметила?
— Не очень, — ответила Долорес, вспоминая лежавшего в ванне обнаженного мужчину, прикрытого лишь мыльной пеной с ароматом роз.
