— В деревне все так живут! — ответил он.

Так, значит, он — тиран и мучитель, запиравший жену в деревне! А тетка только что говорила, что жену надобно было «хоть в подвал запереть»! Каков бы он был тогда, если бы выполнил этот ветхий завет старины!

— А я так не желаю! — говорила тем временем жена. — Признайтесь, вы все это делали из-за ненависти ко мне! А теперь, видя мое удовлетворение от жизни, задумываете вновь какую-нибудь гадость, мстя мне за мое счастье!

— Покой? Довольство? Да в последнее время у вас нет ни того, ни другого! Вы нервны и раздражительны, вы несчастны! — воскликнул Александр.

— Вы же хотите сделать меня еще более несчастной!

— Я желал бы сделать вас счастливой, и что бы только ни отдал, чтобы мы с вами жили спокойно и радостно!

— Только ваша ревность! — крикнула Лидия. — Ревность к моему блеску…

— Ревность? Да, ревность! — Тургенев тоже уже не сдерживался. — Вы держите меня за совершенного болвана, не так ли? Ревность к вашим успехам в свете! Каково! Ревность… Да, когда-то я ревновал, потому что хотя мы и не были никогда слишком близки, но вы были моей женой, мы прожили вместе немало лет, и поначалу все у нас было хорошо. Ревность! Да, когда три года назад, вернувшись, я узнал о ваших приключениях, о вашем любовнике…

— Что? — Лидия, казалось, была безмерно удивлена.

Она покраснела и уставилась на мужа во все глаза.

— Неужели вы полагали, что я ничего не знал? — спросил Тургенев. — Мне первому все сразу стало ясно. И я старался сберечь остатки вашего и своего доброго имени. Каково было мне слышать все эти сплетни? Ну что ж, насмешки над собой я мог терпеть, но смеялись же и над вами. Если бы вы были разумны и поняли бы, что лучше для нашего счастья — это жизнь в деревне. Я не мог уверять вас в разумности отъезда из города. Я полагал, что вы все понимаете… И просто не можете совладать с одиночеством в деревне, оттого и не хотите жить там. Но позднее мне стало ясно, что вы держите меня за дурака. Вы желали жить хотя бы в Москве, я бы решительно не пустил вас в Петербург. Но и в Москве у вас были увлечения, романы, измены…

— Но для чего вы закрывали на все это глаза? Для чего все это терпели? — спросила Лидия.

Краска уже сошла с ее лица, и она стояла совершенно бледная, глядя на Александра.

— Я знал, что ни вы не любили меня, ни я не любил вас. И не ревновал. Впрочем, вы были достаточно осторожны, и сплетни, хотя и доходили до меня, но о ком их нет? Любая светская женщина может стать жертвой сплетен. Теперь же, я чувствую, что-то происходит с вами…

— Нет! Ничего! Я рада, что вы были откровенны. И я могу ответить вам, — сказала она. — Я не люблю вас и не любила никогда. Мне было забавно наблюдать в первые годы после нашей женитьбы, как вы нежны ко мне, как ищете моего расположения и угождаете мне. Я бы всегда могла получать ваше расположение, если бы пожелала…

— Если бы я был достаточно глуп, как бы вам этого хотелось… Не думаете же вы, что могли дурачить меня вечно?

По правде говоря, Лидия именно так и думала. Она вновь покраснела и опустила глаза.

— Довольно долго, конечно, — усмехнулся он, заметив ее смущение. — Но ничего нет вечного.

— Вы всегда были смешны и мне противны. Ваша эта манера, такая невозмутимо-спокойная… Вы, когда были молоды, то и тогда не имели блеска! Если бы вы только знали, как ценят женщины это качество…

Он в упор смотрел на жену и удивлялся. Удивлялся, как несправедливо были они соединены судьбой. Блестящая бабочка Лидия и он. Ей бы другого мужа, она, быть может, была бы счастлива и довольна… Был бы ее муж блестящим или жестким человеком, способным держать ее в повиновении, как знать… И ему, Павлу, — жену бы спокойную, милую, не такую яркую… стремящуюся к светской жизни.

— Знайте же, что я ненавижу вас. И всегда ненавидела, — сказав это, Лидия умолкла, тяжело дыша.

Александр встал и молча вышел, не зная, что тут можно было еще сделать. Они никогда не жили дружно, но он и не подозревал, какую бурю страшных чувств вызывал в ней. Тургенев решил, что непременно уедет, как можно скорее уедет в свое имение. Пусть живет, как знает. Может быть, время примирит их, а может быть, и нет…

А наутро он нашел письмо от жены, которое лежало в его кабинете на столе. Лидия писала:

«После вчерашнего разговора вы не удивитесь и не огорчитесь, не найдя меня более в своем доме. Я покидаю Москву, покидаю Россию. Я рада, что вчера наконец объяснилась с вами откровенно. Теперь у вас нет ни вопросов, ни злости, ни недоумения. Теперь главное: я полюбила. Я назову вам имя человека, с которым уезжаю, и не смейте нас преследовать! К вам я не вернусь, да разве вы захотите этого после нашего объяснения? Если вы станете меня искать, я буду презирать вас и сочту, что вы вовсе не уважаете себя. Итак, мой избранник — князь да Понте. Мы едем к нему на Родину. Там, я надеюсь, все устроится как надобно. Я буду искать развода с вами, и, надеюсь, вы согласитесь с этим решением. Прощайте.

Л.».

Дурочка! Бежала с проходимцем. И она надеется, что он женится на ней… Ну что тут поделаешь? Надо, верно, искать ее, догнать, вернуть. Пусть она презирает, пусть ненавидит, но пока еще все можно исправить. По крайней мере, можно еще спасти жизнь Лидии, ее положение.

Но теперь, когда тетка прибежала к нему со своими известиями, и Тургенев, не торопясь, все рассказывал ей, уже было поздно. Всем стало известно, что глупая Лидия сделала свой адюльтер достоянием московской публики и главных сплетников из своего окружения. Она доверилась какой-то светской приятельнице, и та, недолго думая, рассказала обо всем своим знакомым, а те рассказали другим, и, таким образом, всем все стало известно.

— Ты должен! Ты решительно должен ехать за ней! — Госпожа Тургенева неожиданно ворвалась в его мысли. — Употреби все свои усилия, чтобы отыскать жену и вернуть ее. Она не понимает, в какую бездну ввергла себя своим безрассудством! Даже вернувшись сюда она не сможет занять прежнего положения в обществе. В деревне ее, пожалуй, будут принимать, но здесь?..

Тетка не на шутку расстроилась. Она достала носовой платок и стала вытирать глаза, из которых капали слезы.

Смешно! Догонять жену, вырывать ее из рук проходимца и возвращать домой! И все же… Все же, хотя она и писала, что будет презирать его, если он поедет за ней… Лидию было жаль. Ее следовало найти хотя бы для того, чтобы вразумить. Подумав, Тургенев тяжело вздохнул и произнес:

— Ее еще можно спасти… Хотя бы отчасти… Я, конечно, поеду…

— Вот и ладно! Вот и славно! Несмотря на то, что она опозорила нашу семью и все такое прочее, но… Но мы не можем бросить несчастную молодую женщину в такой момент! Если девять лет брака не добавили ей ума и не вразумили ее, то наш долг, как виновной стороны, искупить свой проступок. И спасти, если возможно, ее жизнь и честь, — сказала тетка племяннику.

Петербург, сентябрь 1818 года

Дома! Наконец-то! Господи, если только вспомнить все пережитое, все ужасы и унижения, что пришлось ей вытерпеть за те несколько недель, пока она была почти пленницей в деревне…

Соня держала оборону, сколько могла. Уехать из имения у нее не было никакой возможности. Павел, принимая невинный вид, говорил, что вскоре они покинут деревню все вместе. Юлия, ничего не замечавшая, умоляла сестру даже и не упоминать об отъезде. Одна Соня не могла ничего предпринять.

Софья старалась никогда не оставаться наедине с князем, все время держалась подле сестры. Стоило только ей заметить внимание со стороны Павла, она тут же искала повода уйти и запереться в своей комнате. Однажды она даже притворилась больной и целую неделю просидела взаперти в своей комнате. Ей вызывали лекаря, и она хотя и не очень удачно, но все же смогла обмануть его. Павел даже разволновался. Верно, он искал в себе причину ее болезни. Но это не охладило его пыл. Едва только она

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату
×