возможность прокурору заявить, что миссис Делани растворила цианистый калий в виски. Выпив, Делани тут же умер. Теперь же, когда вы сказали в полиции, что обнаружили бокал возле трупа, присяжные могут предположить, что миссис Делани умышленно вымыла бокал и оставила его возле тела мужа. Вы уничтожили фальшивую деталь, убрав бокал, который она оставила. Прокурор также заявит, что именно миссис Делани сняла заднюю стенку телевизора, дабы все подумали, что ее муж погиб от несчастного случая, неосторожно коснувшись отверткой блока под высоким напряжением. Но если суду станет известно, что вы были любовниками, я ничего не смогу сделать. Нужно любой ценой убедить суд присяжных, что она была верной и преданной женой, а муж покончил с собой по той простой причине, что у него не осталось денег.
– Но ведь так и было! – воскликнул я. – Неужели вы не верите?
– Предположим. Хорошо, я займусь этим делом. Итак, самое главное: полиция никоим образом не должна узнать о том, что вы были любовниками. Если об этом станет известно, дело примет скверный оборот. Но если никто не узнает об этом, миссис Делани имеет шанс выиграть процесс. Разумеется, даже если ее вину докажут, вовсе не обязательно, что она попадет в газовую камеру. Но как минимум она получит десять лет тюрьмы. Так что не вздумайте сделать глупость и во всем признаться: это ей ничем не поможет. Напротив, к ней будет применено более строгое наказание, не говоря уже о том, что и вы получите весьма приличный срок.
– Согласен, – сказал я, чувствуя себя весьма скверно. – А как в смысле оплаты? Вы хотите деньги вперед?
– Нет. Когда дело будет закончено и все немного успокоятся, вы уплатите мне пять тысяч долларов. Но в настоящий момент нужно создать иллюзию того, что я занимаюсь этим делом бескорыстно, исключительно ради того, чтобы доказать всем, что непогрешимый Мэддокс тоже может ошибаться. Журналисты в курсе всех дел, которые я проиграл Мэддоксу, и их весьма интересует, как я проведу именно это дело. С другой стороны, это заинтересует и судей. Можете положиться на меня. Итак, я немедленно повидаюсь с ней.
Возвращаясь домой, я думал о том, как раздобыть пять тысяч долларов, чтобы заплатить адвокату. После этого я останусь совершенно без денег, и мне придется написать в одну из фирм в Майами и попросить взять меня на работу.
Мне ничего не оставалось, как ждать и надеяться, что Бус не обнаружит того факта, что я был с Хильдой в итальянском ресторане.
Я очень хотел написать ей, но, помня предостережение Ханта, воздерживался от этого. Ее образ преследовал меня днем и ночью, и я задавал себе вопрос, думает ли она обо мне. Именно это беспокоило меня больше всего.
Спустя пять недель после ареста Хильды, горячим сентябрьским утром начался судебный процесс.
За эти пять недель меня никто не побеспокоил, и к началу процесса я окончательно поверил в то, что полиция так и не нашла свидетелей нашего с Хильдой посещения итальянского ресторана, хотя в газетах было опубликовано фото Хильды, так что кто-нибудь из тогдашних посетителей вполне мог бы опознать ее.
Как один из свидетелей, я сидел в комнате ожидания, где вместе со мной находились горничная Хильды – мексиканка Мария, шериф Джефферсон, док Маллард, аптекарь, так неосторожно продавший Хильде цианид, и толстый, импозантного вида мужчина, которого я до этого времени никогда не видел. Здесь же находился и полицейский офицер, который следил за тем, чтобы мы не общались между собой.
Престарелый врач был так угнетен, что даже не верилось, что раньше он держался с таким апломбом. Шериф Джефферсон явно что-то знал. Он лишь слегка кивнул мне и после избегал даже смотреть в мою сторону. Я не винил его за это, так как понимал, что скорее всего он догадывается о моей роли в этом деле. В сущности, именно из-за меня он был вынужден уйти в отставку.
Я прождал до половины третьего дня и лишь тогда был вызван в зал для дачи показаний. До этого там уже побывали док Маллард, шериф Джефферсон и аптекарь.
Услышав свое имя, я весь подобрался.
Направляясь по коридору к залу заседания, я спросил копа, который сопровождал меня, как идет процесс.
– Ха! Что за человек! – ответил коп. – Уже четвертый раз Хант противостоит ему и, как мне кажется, в четвертый раз близок к поражению. Надо было слышать его выступление. Когда он выложил все факты и тщательно аргументировал свои гипотезы, судья даже не смотрел на обвиняемую. А это в любом случае очень плохой признак.
Войдя в зал заседания, я удержался и не посмотрел на Хильду. И лишь после того, как произнес клятву, я бросил на нее мимолетный взгляд.
Мое сердце болезненно сжалось: до такой степени она осунулась и была бледна. И все же она была прекрасна. Как мне показалось, никогда еще она не была так красива. Мне хотелось броситься к ней и заключить в объятия.
Я взглянул на судей. У них был отсутствующий вид. Три из них были женщины, остальные мужчины. Все они равнодушно смотрели на меня.
Помощник прокурора поднялся со своего места и начал задавать вопросы, касающиеся телевизора. Я в который раз принялся излагать свою историю о том, как я зашел в гостиную и обнаружил тело Делани, решив, что смерть наступила от электрического разряда. Затем меня спросили о бокале, и я вновь рассказал свою версию случившегося.
Судьи утратили равнодушный вид и начали внимательно слушать меня.
– Я в курсе эксперимента, который вы проделали с мистером Хармасом, – продолжал помощник прокурора. – Не могли бы вы объяснить нам его суть?
Я обстоятельно ответил и на этот вопрос. Это понравилось помощнику прокурора, и он акцентировал внимание на том, что Делани не только не смог бы отвинтить винты, но даже поднять отвертку с пола. В конце концов он добился того, что присяжные поверили в это. Удовлетворенный своей победой, он отступил на шаг.
– Спасибо, мистер Риган, это все, что я хотел узнать от вас. – Он перевел взгляд на Ханта.
Даже не потрудившись встать, Хант заявил, что в настоящий момент не имеет ко мне вопросов, но обязательно задаст их позднее.
Меня отвели в маленькую жаркую клетушку, где я в одиночестве пробыл еще примерно час. От полицейского, сопровождавшего меня, я узнал, что прокурор после меня вызвал Хармаса и задал ему примерно те же вопросы.
Все вертелось вокруг этой проклятой стенки телевизора, и все складывалось очень плохо для Хильды.
В четыре часа меня вновь пригласили в зал судебного разбирательства. В зале установилась напряженная атмосфера.
Толстый представительный мужчина, которого я до этого видел в комнате ожидания свидетелей, с важным видом давал показания. Он представился Ханту как Генри Стадли, специалист по лечению позвоночника. Его клиентом являлся и Делани.
Он пояснил, что в болезни Делани не было ничего исключительного. В результате несчастного случая у него был сломан позвоночник, результатом травмы был общий паралич нижних конечностей. Сотни людей находятся в таком же положении.
– Как утверждает районный прокурор, Делани никак не мог дотянуться до нижних винтов телевизора. Действительно ли это так, доктор? – сказал Хант.
– Это совершенно невозможно для человека в его положении, – уверенно заявил доктор.
Это произвело соответствующее впечатление на жюри присяжных, и районный прокурор не смог скрыть улыбки, полагая, что Хант сам себе расставил ловушку.
Но адвокат выглядел совершенно невозмутимым. Он поблагодарил Стадли и попросил его сесть, но не покидать зал судебного разбирательства. Затем повернулся к членам суда присяжных.
Он заявил, что Делани покончил с собой, так как был хроническим алкоголиком и очень
