Приехала эта Катька в наш поселок год назад: ее предки купили участок в конце нашей улицы. Помню, мне тогда тоже скучно было: холодно, не искупаешься, ягоды еще не созрели, Валька снова в город укатила… Иду я по улице, значит, и тут вижу: прыгает через резиночку какая-то девица незнакомая, обесцвеченной гривой с черными отросшими корнями помахивает. Дай, думаю, познакомлюсь! Подошла, спросила, как зовут. И тут она мне: «Скажи «клей»!». «Ну, клей», – говорю я. А Катька с торжествующим таким видом и отвечает: «Выпей баночку соплей! А скажи «птица»!». «Наверняка на этот раз она срифмует про трусы, – решила я. – «Снимай трусы, иди жениться». Из любопытства я выполнила ее просьбу – и Катька, разумеется, выдала именно то, что от нее и ожидалось. А потом громко заржала, разинув рот так широко, что из него вывалилась и упала прямо на пыльную дорогу маленькая розовая жвачка. Катька увидела, что ей больше нечем громко чавкать, видимо, расстроилась и решила, что это я виновата в ее невосполнимой потере. А уж узнав от меня всю правду о своих умственных способностях, она разоралась так, что на соседнем участке чуть все стекла в теплице не повылетали. С тех пор мы с Катькой не дружим. Хотя если уж быть честной, то иногда, если бывает совсем скучно, вместе ходим купаться: это случается тогда, когда все в городе и ни мне, ни ей не с кем больше тусоваться. Во все остальное время Катька издевается над нами и старается подстроить какую-нибудь гадость: вот и сейчас, похоже, нацелилась сделать что-то нехорошее.
– А чего это вы тут стоите-орете? – спросила Катька, как обычно причавкивая и прищелкивая спрятанной в глубине зубастой пасти жвачкой. – Зачем это вам Макс понадобился? Интересненько. Днем к нему приставали-приставали, а теперь опять пришли! Неравнодушны вы к нему, что ли?
– Днем он первый начал, между прочим, – поспешила вставить я.
– Ну-ну, рассказывай!
– Какое твое дело?!
– Так-так, скрытничаем! Интересненько! Явные признаки влюбленности!
– Дура ты, Катька…
– А жить будете все втроем? Типа, мусульманская семья, да? Типа, двоеженство?
– Не ревнуй, Катюха, в мусульманской семье и четыре жены иметь разрешается, так что и для тебя останется место, – вступила в разговор моя подруга.
Катька фыркнула.
– Меня ваш любимый Максик не интересует! За мной поприкольнее парни ухаживают! – парировала она.
– А чего ты возле его дома караулишь? – прищурившись и подбоченясь, как коварный экзаменатор, спросила Валя.
– А вы чего раскричались?
– А мы специально раскричались, чтоб тебя на чистую воду вывести. Давай, говорю, сходим к дому Макса, позовем его – и, спорим, Катька выскочит! Она же там все время ошивается! Скажи, Надь?
– Да, – сказала я. – А так вообще мы знаем, что они уже уехали.
Катька смутилась, покраснела, как зараженный вредителем смородиновый куст, и выдавила:
– Некогда мне с вами! Ну вас на фиг!
Развернулась и пошла. Потом остановилась и зачем-то прокричала нам:
– И кстати! Макс с Андреем не уехали! Они с отцом на рыбалку пошли. И с Сергеем Сергеичем с той улицы! А у него знаете какая машина-то? «Вольво», серебристая, последней модели! Сто тысяч долларов стоит!
Гордая этим знанием, Катька удалилась. А мне вдруг почему-то захотелось выкинуть бумажку с запчастями от селедки и сорвать объявление о срочной покупке.
– Ты что?! – удивилась Валька. – Это же такая здоровская задумка!
Разумеется, я тоже считала, что задумка здоровская, и уже представляла себе, как возмущенный и обескураженный Макс будет бегать и кричать: «Кто?! Кто повесил это дурацкое объявление!?» – или отбиваться от многочисленных желающих продать ему то, в чем он так остро нуждается… Но вот теперь почему-то представилась другая картинка.
– А вдруг он догадается, что это мы? Придет и скажет: «Зачем это вы про меня объявления вешаете, влюбились, что ли?» И потом еще всем разболтает…
– Ты что?! – Валька замахала руками. – Ни за что он не догадается! Да если и сумеет – скажем, что не мы, всего делов-то! Кто нас видел?
– Вдруг болтать начнут…
– Как начнут, так и закончат! – Валентину никогда не покидает присутствие духа. – Сколько можно тебя учить?! На все подколы насчет влюбленности следует отвечать: «А ты что, ревнуешь?» Действует безотказно!
Валя была права, но мое настроение так испортилось из-за Катьки, что прикол с объявлением казался уже совершенно неинтересным. Делать снова стало нечего, тем более, что Макс, видимо, должен вернуться не скоро, а Валю позвали ужинать. Я вернулась на свой участок и с горя согласилась почистить картошку. Через час после нашего расставания Валентина, уже успевшая поесть, снова прибежала ко мне. Судя по тому, что к этому времени очищены были всего три картофелины, про ужин сегодня мои предки могли забыть.
– Слушай! – без предисловий начала подруга, усевшись на ящик возле ведра с очистками. – У меня возникла гениальная идея.
– Насчет чего? – равнодушно отозвалась я.
– Насчет того, как проучить Катьку и здорово повеселиться! Сведем их с Максом!
– В смысле?
– Напишем любовные письма! Максиму от Катьки, а ей от него! И посмотрим, что будет! А? Мысль? Ну? Что?
Я улыбнулась.
Ух, Валька! Действительно мысль ведь!
Глава 2
Три записки
Интересно, как они отреагируют? – спрашивала я Валентину на другой день, закрывая калитку в воротах, которые мы только что миновали. – Мне прямо не терпится узнать, а?
– Так мне тоже. – Валентина улыбнулась. – Вот скажи-ка, ты на месте Катьки что бы сделала?
– На месте Катьки? – я притворилась, что не понимаю, о чем речь. – На месте Катьки, то есть если бы я была глупой, противной, все время жующей и ржущей девчонкой… Наверно б повесилась!
– Я не про это!
– Да ну? А про что же?
– Надька, не прикидывайся дурочкой! Ну представь себе: находишь ты записку… Ну, любовную…
– От Макса?
– Предположим, что от Макса.
Я хихикнула. Какая это глупость, представлять такие вещи! Даже как-то, что ли, стыдно… перед собственной фантазией.
Ворота нашего поселка скрылись из вида. Позади остался разрисованный Дэном участок забора. А вот мы прошли и то место, где однажды, в розовом детстве, я обнаружила самый-огромный-на-свете гриб- дождевик, который потом так замечательно взорвался. Слева от дороги потянулись картофельные поля: когда-то дачники получили их в дополнение к основным участкам. Вот картошка, словно по линеечке рассаженная, – это Тимофеевых; вот пышная и мощная, как джунгли, – дяди Гоши; вот и наша – поскромнее; дальше елкинская – эту еле видно в жутких дебрях сорняков. Вот Валькина, вернее, ее бабушки – до сих пор не окучена… Странно, Валька говорила, что вчера… Может, я ослышалась? Впрочем, какая разница, стоит ли про это думать… Тем более что сейчас мы проходим мимо моей любимой картошки – Степана Петровича. Хозяин кубического кувшина так боится за свой урожай, что воткнул в землю табличку с устрашающими надписями, которую поворачивает то одной, то другой стороной к дороге. Иногда, идя из поселка или в поселок, я загадываю желание и спрашиваю ответ у Петровичева пугала. Если там написано: «ЗА ВОРОВСТВО – ПУЛЯ!!!», тогда считаю, сбудется. Отрицательный ответ символизирует обличительная фраза, намалеванная с другой стороны доски: «Презренные воры! Обкрадываете больного старика!!!»
