Василий Соловьев
ТРИСТА МИЛЛИОНОВ ЛЕТ СПУСТЯ
Тревожный вой сирены и размеренное биение метронома. Возникает надпись:
«ЭТО СЛУЧИЛОСЬ СОВСЕМ НЕДАВНО… В 1980 ГОДУ».
Горы. На одной из вершин над облаками сверкают ажурные фермы гигантских антенн. Здесь раздается торжественный голос профессора Бахарева:
— Москва?!
На экране возникает звенигородский пейзаж с березовым леском, речушкой и радиостанцией на ее берегу. Звучит ответ:
— Готовы!
— Владивосток?! — слышен опять голос Бахарева.
Теперь мы видим сопку над Великим океаном. Радиостанция на ее вершине:
— Готовы!
— Планетная обсерватория?!
Выжженная солнцем бескрайная степь. Городок обсерватории. Стройная башня. Паутина антенн радиотелескопа.
— Готовы!
И всюду слышен вой сирены и биение метронома.
— Ну что ж, друзья… Может быть, мы сделали не все, что надо. Однако все, что было в наших силах, сделано, — так говорит очень старый и очень взволнованный человек — профессор Бахарев. Он встает из- за своего рабочего столика и, переглянувшись с академиком Забродиным, продолжает: — Сейчас ровно двенадцать часов тридцать семь минут. По поручению объединенного института астрофизических проблем я приказываю ВКЛЮЧИТЬ АВТОМАТЫ ВЗЛЕТА!
— Есть включить автоматы взлета! — отвечает инженер Градов.
Пульт управления. На щите трепещут стрелки сотен контрольных приборов и россыпи бессчетных сигнальных глазков.
Руки Градова берутся за штурвал с табличкой «АВТОМАТИЧЕСКИЙ СТАРТ» и, помедлив, резко поворачивают его.
Только теперь обрывается назойливый вой сирены.
Застывает в суровом напряжении лицо старого Бахарева.
Замер в неудобной позе академик Забродин.
Повис над чистой страницей блокнота карандаш журналиста Алимкулова.
Каменеет над приборами Градов.
Ползут стрелки бесчисленных приборов к предельным красным полоскам высших напряжений…
Мощный свист возникает мгновенно и вспышкой разрастается до сотрясающего землю грохота. Многократное эхо мечется по горной долине между скалами.
Сначала является сомнение: неужели эта монолитная сверкающая башня, которая соперничает высотой даже с окружающими скалами, и есть виновница грохота?! Но, заметив крошечный стреловидный снаряд, венчающий башню, и стабилизаторы-гиганты, на которых она стоит посреди долины, мы понимаем: да ведь это не башня, а РАКЕТА! КОСМИЧЕСКИЙ КОРАБЛЬ, ГОТОВЫЙ К ПРЫЖКУ В КОСМОС!
Ракета содрогается от вулканов, бушующих в ее недрах. Прозрачные серые струи десятком сокрушающих потоков ударяют в бетонный выступ под дюзами и, разбившись о него, растекаются по лучам-траншеям, изрезавшим стартовое поле.
Серые смерчи перехлестнулись через края траншей и завихрились раскаленной поземкой по серому бетонированному полю.
Стабилизаторы ракеты уже висят в воздухе. Медленно, содрогаясь от напряжения, она ползет вверх… все выше… выше!
Монолитная громада ракеты всплывает над горами… какое-то время висит недвижимо и вдруг начинает неудержимо падать — вопреки законам тяготения — вверх, в небо!
Где-то в горах начался обвал…
И тотчас на экран хлынул поток газет и журналов. Броские шапки. Кричащие заголовки. Сенсация!
— Полет на Венеру!
— Дан старт космической ракете русских!
— Активный участок траектории преодолен благополучно. Двигатели выключены. Корабль лег на курс!
На всех языках мира в эти дни дикторы и комментаторы твердили одно:
— Впереди сто сорок шесть суток полета в пустоте!
— Впереди загадочная Венера!
— Самая дальняя, самая трудная и самая безопасная экспедиция в истории человечества!
Прошло десять дней…
Бездна. Она казалась бы черной-черной, не будь в ней такого количества звезд, звезд разноцветных и немигающих. В пустоте висит чудесный шар. Освещена только одна половина его. Голубоватая, тающая по краям дымка окутывает освещенное полушарие и двумя узкими лентами заходит на теневую половину. Наша Земля! Такой выглядит она «со стороны», из космического пространства. Сверкают ее полярные снежные шапки. Белые облака тонкой пленкой задергивают отдельные детали невиданного «глобуса». Моря и океаны кажутся не голубыми, а черными…
Это видит профессор Бахарев на огромном экране, когда идет вправо, вдоль щита управления ракетой, мимо бесчисленных шкал.
Мерно бьется электронный пульс пульта управления. Монотонно звучат шаги Бахарева. Вот он поворачивается и идет назад. Теперь в поле его зрения попадает левая стена центрального поста. Она кажется стеклянной, ибо представляет собой огромное световое табло. На табло прочерчена линия заранее рассчитанной трассы полета. Цели путешествия еще не видно, как не видно уже и его начала. Красный огонек ракеты медленно ползет по этой линии, словно нанизанный на нее.
Бахарев поворачивается и идет назад. Должно быть, это безостановочное хождение Бахарева вошло в быт участников экспедиции, стало привычным.
Академик Забродин, отложив ленты с результатами записи приборов-самописцев, провожает Бахарева глазами и замечает:
