Еду домой.
Ранний полдень. Час пик пока не начался, движение на улицах слабое. Я могу подумать о том, что мне сегодня еще предстоит сделать.
Мне приходит на ум, что я хотела позаботиться о посадке новых цветов на могиле дочери Ады в Грефельфинге.
Дома меня ждут Бамби, Аби и Шнурри.
Бамби, радостно тявкая, прыгает вокруг меня, словно не видела по крайней мере неделю; Аби степенно по-дружески тычет меня своей влажной мордочкой несколько раз в бок; Шнурри ждет, когда господа собаки утихомирятся, затем важно трется вокруг моих ног и снова сворачивается в клубок в каком- нибудь наиболее уютном кресле.
Шнурри обязана жизнью моему правнуку Ники. Однажды он попросил у меня пять марок, «еще лучше семь», — важно добавив при этом. Я дала ему семь.
Он исчез и потом появился со Шнурри, купив его у людей по соседству, которые попросту собирались утопить котенка. Шнурри обошелся ему в пять марок, и, таким образом, на своей акции по спасению он вмиг еще и «заработал» две марки.
Марианна, мой добрый «домовой», приносит почту. Ее много — я разберусь с ней позднее.
«Солдат Миша», двадцатилетний сын умершей дочери Ады, приветствует меня. Сейчас он служит в Люфтваффе и у него краткосрочный отпуск.
Мы выпиваем по чашке чаю. Он рассказывает мне о своей службе — не слишком много и не слишком охотно. Что-то есть в этом напоминающее Йепа…
Миша — совсем другой тип, и все же…
«Надеюсь, ему не придется нажимать на спусковой крючок», — думаю я, и тут меня радостно целуют: из другой половины дома пришел Ники. Он-то и проводит меня на могилу дочери.
Я обсуждаю с садовником новую посадку. Ники молча прислушивается. Когда садовник уходит, говорит неожиданно:
— А правда, что теперь ты следующая?
— Возможно, — отвечаю я обескураженно, — но утверждать этого нельзя.
— Почему?
Я бросаю короткий взгляд на могилу Ады:
— Иногда умирают гораздо моложе…
Ники небрежно кивает головой и деловито констатирует:
— Ну, бабушка — исключение, она разбилась. Но по правилам должно быть так: сначала умрешь ты, потом папа, потом мама, а потом, — он разводит руки, словно собираясь с трехметрового трамплина прыгнуть в воду, — а совсем уж потом и я сыграю в ящик…
Я слегка озадаченно гляжу на него.
Он беззаботно смеется.
После ужина я просматриваю почту. Несколько писем от друзей, большинство от незнакомых людей, молодых и пожилых, которые поверяют мне свои большие и малые заботы: морщины и морщинки, одиночество, опустошенность, пресыщенность, проблемы брака, страх бытия…
Я делаю пометки на полях для ответа.
Для одной молодой женщины в депрессивном состоянии я помечаю: «Каждую секунду, минуту и час, прожитые вами без счастья, вы потеряли безвозвратно»…
23 часа.
Дом затихает. День подходит к концу. Еще один день из череды многих…