капитану Лисянскому. — Кораблям, вероятно, придется обходить мыс Горн поодиночке.
Обсудив положение, капитаны назначили местом свидания остров Пасхи в Тихом океане.
— Но если у острова Пасхи вы «Надежды» не найдете, — сказал Крузенштерн, — ищите нас у острова Нукагива. Этот остров совсем не исследован, и нам необходимо там побывать.
Едва Крузенштерн вернулся на «Надежду», буря разбушевалась с новой силой. «Нева» исчезла в крутящемся тумане и больше не появлялась. Сквозь мрак и холод «Надежда» продолжала свой путь к югу.
Наконец, 3 марта, увидели мыс Горн, огромную черную, голую скалу, о которую разбивались пенистые волны — гребни их были выше корабельных мачт. Осторожно, медленно «Надежда» обошла эту скалу и вышла в Тихий океан.
— Проскочили! — сказал Крузенштерн с облегчением.
Крузенштерн назначил Лисянскому встречу возле острова Пасхи, но обстоятельства сложились так, что заходить к острову Пасхи оказалось невыгодным. В южной части Тихого океана «Надежду» долго не оставляли бури, сильно задержали ее и отнесли далеко на запад от первоначально намеченного курса. Чтобы подойти к острову Пасхи, пришлось бы возвращаться к востоку против сильного встречного ветра и потерять много времени. И Крузенштерн решил идти прямо к острову Нукагива и там ждать «Неву». Он очень спешил, потому что задержался в Бразилии дольше, чем предполагал, а осенью хотел быть уже в Японии. Запасы пресной воды, взятой в Дестеро, подходили к концу, и Крузенштерн распорядился, чтобы никто на корабле не смел выпивать больше одной кварты в день. «Надежда» шла по неведомой части Тихого океана, где никогда еще не был ни один корабль. Днем на салинге, а ночью на бушприте беспрестанно сидел матрос и смотрел, не видно ли земли.
Крузенштерн обещал вознаграждение тому, кто первый увидит землю. Но проходили дни и ночи, а кругом ничего не было, кроме волн.
17 апреля 1804 год перешли южный тропик. Еще через двадцать дней, 7 мая, увидели наконец берега Нукагивы.
Остров Нукагива, один из Маркизских островов, был впервые замечен американским капитаном Ингрегэмом в 1791 году, за тринадцать лет до того, как его посетил Крузенштерн. Ингрегэм был невежественный торгаш и, посетив остров, не узнал о нем почти ничего. А Крузенштерну хотелось исследовать Нукагиву.
Остров казался густым темно-зеленым садом. В зелени разбросаны были розовые, оранжевые, белые пятна — деревья, покрытые яркими цветами. Крузенштерн и его спутники много слыхали о прелести тропических тихоокеанских островков, но такой пышности и красоты не ожидали.
«Надежда» шла вдоль берега, держась от него на расстоянии трех миль. Легкий ветерок приносил на корабль пряный и сладкий запах леса. Крузенштерн осматривал берег в подзорную трубу. Он искал бухту, обозначенную на карте Ингрегэма под именем бухты Анны-Марии. Среди деревьев видел он крохотные, едва заметные фигурки голых людей, бегавших, прыгавших, размахивавших руками.
Из-за мыса появилась длинная узкая лодка. Было в ней шестеро гребцов. Она быстро неслась к кораблю. Как большинство полинезийских лодок, она имела так называемый противовес, то есть бревно, плывущее рядом с нею и прикрепленное к ней палками; это бревно не давало лодке перевернуться. Сидевшие в лодке люди были голы, и Крузенштерн принял их всех за туземцев. Он очень удивился, когда туземец, находившийся на носу, вдруг поднял над собою развевающийся белый флаг.
В Европе белый флаг — знак мира. Но народы других частой света, как было известно Крузенштерну, знака этого не понимали. Немудрено, что моряки удивились, увидев белый флаг в лодке туземцев.
Лодка подошла вплотную к кораблю. Крузенштерн приказал бросить конец. Человек, державший белый флаг, вскарабкался по канату на палубу.
Голый, в одной только коротенькой юбочке, сплетенной из травы, он подошел к Крузенштерну, низко поклонился и проговорил на чистом английском языке:
— Меня зовут Робертс. Я здешний житель. К вашим услугам, капитан.
Тут только Крузенштерн заметил, что человек этот белый. Вернее, был когда-то белым, потому что тропическое солнце обожгло его тело и покрыло темным загаром. Но все же он был гораздо светлее коричневых островитян, сидевших в лодке. Команда «Надежды» с любопытством разглядывала странного гостя.
— Вы здешний житель? — удивленно спросил Крузенштерн. — Как же вы сюда попали?
— Буду с вами откровенен, — ответил Робертс с поклоном. — Восемь лет назад я сбежал с английского военного корабля, проходившего мимо этого острова. Мой капитан много раз бил меня по лицу. После года службы у меня осталось только семь зубов. — Он открыл рот и показал беззубые челюсти. — Надеюсь, сэр, вы не отправите меня обратно в Англию. Я могу быть вам здесь очень полезен.
Крузенштерн, служивший в английском флоте, хорошо знал, как жестоко обращаются на английских кораблях с матросами. Знал он также, что пойманного беглого матроса ждет в Англии виселица.
— Какую же пользу вы можете нам принести? — спросил он.
— Большую пользу, — убежденно ответил белый островитянин. — Во-первых, я могу служить вам лоцманом и ввести ваш корабль в бухту Анны-Марии, а дело это для человека, не знающего прохода между рифами, очень нелегкое. Во-вторых, я свободно говорю на языке здешних жителей и могу служить вам переводчиком. И в-третьих, я нахожусь в самых близких родственных отношениях с королем. И вы понимаете, сэр, что от меня отчасти зависит, как вас встретят туземцы.
Робертс сейчас же бойко вскочил на капитанский мостик рядом с Крузенштерном и повел корабль меж розовых коралловых рифов в бухту Анны-Марии. Он показывал Крузенштерну глубокие безопасные места, и Крузенштерн видел, что без его помощи, пожалуй, трудно было бы ввести «Надежду» в бухту.
Пришлось признать, что Робертс может приносить пользу — он был хорошим лоцманом. Но был у него и бросавшийся в глаза крупный недостаток — необыкновенная болтливость. Истосковавшись по родному языку, он теперь трещал без умолку.
— Здесь на острове живет еще один белый, — говорил он. — Француз. Тоже беглый матрос. Негодяй, каких свет не видел. Заклинаю вас, капитан, остерегайтесь этого человека. Он непременно явится к вам, будет предлагать свои услуги. Но вы не верьте ни одному его слову и гоните в шею.
«Робертс боится конкуренции», — подумал Крузенштерн и спросил:
— Почему же он негодяй, этот француз? Что он такого негодного сделал?
— Он каждую минуту делает тысячи пакостей! — заговорил Робертс, приходя в ярость. — Он хочет меня убить. Он хочет поссорить меня с островитянами.
— Вы с ним единственные европейцы на острове, — сказал Крузенштерн. — Это должно было бы сблизить вас. Отчего вы с ним не помиритесь?
— Вы не знаете, что это за человек! — возразил Робертс. — Я сам вначале рассуждал, как вы, и много раз предлагал ему мириться. Но. разве можно жить с ним в мире, если он все время норовит тебя зарезать исподтишка!
«Надежда» благополучно прошла между рифами и стала на якорь посреди бухты. Мгновенно с берега к кораблю вплавь кинулось несколько сотен островитян.
Они чувствовали себя в воде свободно, как на суше, разговаривали, плескались, двигались с необыкновенной быстротой и легкостью. Никогда еще русским морякам не приходилось видеть таких отличных пловцов. Они тащили к кораблю на продажу кокосовые орехи, плоды хлебного дерева и бананы. Даже с тяжелым грузом они плавали как рыбы.
— А нельзя ли здесь купить свиней? — спросил Крузенштерн Робертса.
Команда «Надежды» много месяцев питалась одной солониной и мечтала о свежем мясе.
— Свиней тут мало, и островитяне ими очень дорожат, — ответил Робертс. — Боюсь, что они вам их продавать не станут.
Крузенштерн поручил вести торговлю с островитянами лейтенанту Ромбергу и доктору Эспенбергу. Они показали островитянам несколько железных топоров. Островитяне в воде подняли радостный крик, потрясая над головами кокосовыми орехами и бананами. Но Робертс, по просьбе доктора Эспенберга,
