– Ура! – и бросилась ее целовать – Прочти это, мама, и, пожалуйста, не сердись на меня за то, что я это сделала.
Лицо Джойс стало мертвенно бледным, когда она дочитала письмо до конца. Она положила бумагу на стол и молча, с укоризной, посмотрела на сияющую дочь, не в силах поверить в случившееся. Ей и в голову не приходило, что Джине могла понравиться профессия актрисы. Наконец, она заговорила:
– Почему ты не сказала мне об этом, Джина?
– Я хотела проверить себя, и, в случае удачи, сделать тебе сюрприз, – не сразу ответила Джина.
Джойс была как во сне.
– Джина, я не уверена, что ты отчетливо представляешь себе, что будет с тобой, если ты пойдешь туда учиться.
– Мама, я прекрасно понимаю, что делаю. Я всегда хотела быть актрисой.
– Но ты никогда не говорила об этом. Девочка, пойми, это прихоть, за которую ты будешь расплачиваться потом всю свою жизнь. Как ты, такой ребенок, можешь знать, чего хочешь?
– Мама, я не ребенок. Мне давно уже восемнадцать.
Джойс напряглась, пытаясь найти нужные слова.
– Да знаешь ли ты, что все эти школы одурачивают людей, обещая известность и славу, а потом выбрасывают в мир, и без того уже полный безработных, никому не нужных актеров? Откуда у тебя уверенность, что у тебя все будет по-другому?
– Я просто знаю – я буду актрисой.
– Неужели? А обо мне ты подумала? Ведь я все восемнадцать лет делала все, чтобы ты получила приличное образование и надежную работу. Чем ты отплатила мне за это? Окунешься с головой в мечты о жизни, о которой ты не имеешь ни малейшего представления. Извини меня, Джина, но я запрещаю тебе учиться там.
Джина уставилась на мать. Она совсем не ожидала такого поворота. Но, несмотря ни на что, ее мечта сбылась, и даже мать не в силах ее разрушить. И, впервые за свою жизнь, Джина собралась с духом и дала Джойс отпор.
– Мне жаль, мама, что ты не одобряешь меня, но мне уже восемнадцать лет, и ты не сможешь запретить мне делать то, что я делаю. В сентябре я пойду туда учиться. Я благодарна тебе за все, но я должна это сделать. Я надеялась, что ты меня поймешь.
Слезы стояли в глазах Джины.
– Я иду в школу, – она вышла из кухни, хлопнув дверью.
Решительной походкой Джина шла по улице, пытаясь стряхнуть с себя тяжесть навалившихся на нее неприятностей.
Джойс осталась сидеть в кухне одна. Она знала, что не сможет остановить дочь. Она опустила голову на руки и разрыдалась.
Глава 3
Джина не помнила, чтобы мать хоть раз приласкала или поцеловала ее. Джойс заботилась только о том, чтобы дочь была накормлена и тепло одета. Но она не испытывала к ней ни любви, ни нежности. Джина была замкнутой маленькой девочкой, которая большую часть времени проводила одна в своей комнате. В младшей школе одноклассники смотрели на нее подозрительно, как это обычно делают все дети, если чувствуют в человеке какую-то странность. Ей никогда не разрешалось играть с детьми или приглашать кого-либо к себе. Она с завистью смотрела на своих одноклассников, обсуждающих совместные походы в кино или в спортивные клубы. А ее никто не приглашал. Джина не могла взять в толк, почему мать не хотела принимать в доме гостей. Став старше, она поняла, что Джойс просто стыдилась их тесной квартирки в облезлом доме, в самом конце Хорнси. Но какова бы ни была причина, Джина внутренне боялась, что при попытках предложить свою дружбу, ее оттолкнут.
Джойс всегда ждала ее у ворот школы. Они вместе шли домой, и уже через пять минут Джина уходила к себе в комнату делать уроки, пока Джойс возилась на кухне. В шесть часов Джина выходила на кухню к чаю. После чая мать обычно мыла посуду, а она вытирала тарелки и ставила их в шкаф. Затем Джойс исчезала на весь вечер в гостиной смотреть телевизор. Джина, как всегда, уходила к себе читать или мечтать. В десять вечера выключался телевизор, и она слышала, как мать закрывает дверь своей спальни. Мать никуда не выходила по вечерам и никто, кроме молочника, не звонил им в дверь.
Став немного старше, Джина сделала открытие, что все дети в школе имеют не только мать, не и отца. Однажды, когда ей было семь лет, она спросила у матери, почему у нее нет папы, как у других.
Джойс побледнела и строго поджала губы.
– Твой папа умер, Джина. Он умер, когда тебя еще не было. А теперь допивай свой чай.
На этом весь разговор закончился, и она уже больше никогда не пыталась заговорить об этом, боясь, что мать рассердится. Джина не знала, есть ли у них какие-нибудь родственники. Никто не присылал им поздравительных открыток к Рождеству или ко дню рождения. Джина начала мечтать. Она часто представляла себе, как однажды раздастся стук в дверь, и высокий красивый мужчина войдет и крепко обнимет ее. Он поцелует ее, возьмет на руки и скажет: «Джина, доченька моя, я везде искал тебя». Он посадит ее в большую машину и увезет к себе домой.
Джине часто хотелось рассказать матери о школе, но та, казалось, совершенно не интересовалась ее делами. Джойс никогда не приходила в школу в рождественские праздники или послушать, как Джина поет в хоре. На вопросы дочери, почему она не может прийти, Джойс отвечала, что не может позволить себе средь бела дня уйти из офиса, где работала машинисткой – ведь ей нужно зарабатывать деньги на всякие сладости Джине к чаю. Но Джина знала, что это неправда – просто мать не любит ее. Когда в одиннадцать лет Джина перешла в женскую католическую гимназию, то вовсе перестала обращать на это внимание. Джойс очень радовалась, когда дочь блестяще сдала вступительные экзамены и даже улыбнулась.
Мать Джины была очень религиозна и всегда по воскресеньям брала дочь с собой на мессу. Джина никак не могла взять в толк – если Бог – это любовь, то почему мать не любит ее.
