сногсшибательно.
– А падать я с нее буду головоломательно, – передразниваю я его по-муданжски. Ему страшно нравится, когда я принимаюсь коверкать его родной язык, даже завел заметку в мобильнике, куда записывает мои экзерсисы, как за маленьким ребенком. Пастухи реагируют грохочущим смехом, хотя, казалось бы, довольно очевидное построение. – Ты подумал, как я на эту махину забираться буду?
– Естественно, – кивает он, поворачивается к соседней лошади и одним махом с места запрыгивает ей на спину. – Иди сюда, я тебя подниму.
Я понимаю, что вот она, смерть моя, но то ли воздух на Муданге такой, то ли я уже давно крышей подвинулась, во всяком случае, мне претит струсить перед этими пастухами, после того как Азамат меня вчера отрекомендовал. Так что я, изо всех сил стараясь успокоить сердцебиение, послушно подхожу поближе. Он нагибается, подхватывает меня под мышки и без труда усаживает верхом на белую кобылу. И только тут я понимаю, что на ней нет ни седла, ни вожжей, НИЧЕГО!!!
– Азамат, я без понятия, как ею управлять, – быстро выговариваю я.
– Да легко, – заверяет он, хлопает ладонью по холке своей твари, и та трогается медленным шагом.
Моя безо всякой команды шагает следом. Ну ладно, пусть идет, по крайней мере пока она идет за Азаматом. Главное – не думать о том, что все вот это подо мной – живое тело с собственными мозгами и мнением обо мне… ой нет, я сказала, НЕ думать об этом! А то точно грохнусь. Итак, люди во всех уголках мира на протяжении тысячелетий ездили на лошадях… а по статистике травматизма этот транспорт на каком месте? Не знаю, и хорошо.
Азаматова скотина ускоряется, моя тоже. Меня начинает потряхивать, а держаться не за что, разве только за шерсть. Я инстинктивно прижимаю колени и пятки к бокам лошади в надежде, что так буду прочнее сидеть. Эта зараза прибавляет шагу. Я хватаюсь за шерсть на шее – она опять ускоряется! Азамата мы догоняем в два прыжка, и я с трудом подавляю желание за него ухватиться – так ведь и повисну!
– Останови ее как-нибудь, – верещу, проносясь мимо.
Видимо, у меня достаточно перепуганный вид, чтобы Азамат наконец понял, что все плохо. Он еще раз хлопает свою лошадь по шее, догоняет и обгоняет мою и разворачивается поперек движения. За это время мы успели ускакать в степь так далеко, что пастухов уже не видно.
Я тяжело дышу, вцепившись в протянутую Азаматом руку, и дрожу как осиновый лист. Моя лошадь фыркает, трясет головой и порывается из-под меня уйти, но Азамат ее окликает и заставляет стоять на месте. Мы друг другу очень не нравимся.
– Куда ты рванула?
– Я рванула? Это она рванула! Моя бы воля, я бы с места не двинулась! Она сама за тобой пошла, а потом, что бы я ни делала, она все быстрее и быстрее…
– Лиза, не тараторь. Если ты будешь так бояться, она не будет тебя слушаться.
– Что значит – не будет? Уже поздно. Наши отношения безнадежно загублены на корню. Снимай меня, на фиг, я накаталась!
– Погоди, погоди, не мельтеши. Лошадь остановить очень просто, надо только вот так крикнуть…
Он снова издает тот жутковатый гортанный рев, которым они тут тормозят лошадей. Я честно пытаюсь его изобразить, но у меня ничего не получается. Кобыла переступает с ноги на ногу, у меня начинает кружиться голова.
– Почему ты мне его не показал ДО того, как сажать меня на лошадь, а? – дрожащим голосом спрашиваю я, прикидывая, в какой сугроб будет мягче спрыгнуть, если эта тварь опять куда-нибудь рванет.
– Я был уверен, что ты знаешь, – не моргнув глазом отвечает он.
– Ну почему?!
– Ну а как иначе на лошади ездить?
– Никак! Азамат, я же тебе говорила, что никогда не ездила на лошади, даже не сидела!
– Что…
– Вообще! Ни разу! Ни секунды! Ни чуть-чуть! Ни во сне, ни у мамы в животе, НИ-КОГ-ДА!! Как тебе еще объяснить?!
– Кхм. Я решил, что ты преувеличиваешь, – растерянно кается он. – Ладно, тогда слезаем.
Наконец-то! Наконец-то он меня снимает с этого ходячего кошмара!
Правда, только для того чтобы обучить правильным звукам, но и то хлеб.
– Прости, пожалуйста, – бормочет он, спрыгивая в снег рядом со мной. – У нас ездить на лошадях учатся года в три-четыре, а то и раньше. Это все равно как не уметь водопроводный кран открыть.
– У нас в аэропортах раздают буклеты, – язвительно отвечаю я, – в которых нарисовано, как открывать краны и спускать воду в унитазе в стране, в которую прилетел. Еще вопросы будут? Тем более ты знал, что я зверей только в зоопарке и видела.
– Ну то звери, а то лошади! – в отчаянии восклицает Азамат.
Мне становится смешно. Он все-таки иногда ужасный дикарь, но по крайней мере сверзиться мне не дал.
Дальше мы сидим в снегу (поскольку ходить по нему невозможно, слишком глубоко) и обучаем меня правилам дорожного движения. Когда я пять раз подряд без запинки воспроизвожу все звуки и жесты и что они значат, Азамат решает, что меня можно испытать второй раз. Я от этой идеи не в восторге, но чувствую себя увереннее.
Поначалу все идет хорошо. Я заставляю кобылу стоять, пока Азамат отъезжает. Потом он останавливается, а мы подходим поближе. Потом мы крутимся на месте. Мне снова становится не по себе: кажется, я так задолбала свободолюбивую скотину, что она вот-вот меня совсем скинет. Но я изо всех сил подавляю панику и притворяюсь, что это я тут главная, а не она. Интересно, долго ли она будет мне верить.
Наконец мы направляемся обратно к конюшне. Поначалу едем ровно, но Азамату ведь неймется… Он подбавляет скорости, соответственно мы тоже. Вон уже и шатры видны, и прочие кони. Моя кобыла, сама не своя от счастья, что вот он дом и вменяемые люди, которые умеют обращаться с лошадьми, прибавляет ходу. Я ее окликаю, но это не производит должного эффекта. Окликаю снова, погромче, – ни фига. Азамат уже далеко позади, что-то кричит, но я не разбираю. Рычу на лошадь во всю глотку, а ей хоть бы что, понимает ведь, что ничего я ей не сделаю. Я уже не столько боюсь, сколько злюсь. Я, значит, тебе побоку? Со мной можно не считаться, да?!
В итоге, как раз когда мы на бешеной скорости подлетаем к пастухам, я забываю, на фиг, всю Азаматову науку и на чистом родном языке, не знакомом ни пастухам, ни тем более лошади, обкладываю ее до десятого поколения в обе стороны, одновременно изо всех сил дернув за ухо. Кобыла разворачивается практически на лету – как я удержалась верхом, понятия не имею, ухо я ей оттянула на совесть, думаю, – и останавливается. Прочие кони стоят так же, как мы их оставили, – строем через равные промежутки.
– В стррррой, сука! – изо всех легких командую я, потягивая ее несчастное ухо в ту сторону, где зияет прогал между лошадьми.
Лошадь тихонько ржет, пригибает голову и мелкой трусцой пендюхает на свое место. Я из последних сил перекидываю через ее зад свою правую ногу и спрыгиваю на землю, отхожу подальше, еле переставляя копыта… тьфу, в общем, все поняли.
Тут в вихре поземки прискакивает Азамат. Он, кстати, отлично смотрится верхом. На лошади сидит так, как будто прямо там и родился. Впрочем, видимо, это недалеко от истины. Пастухи тоже подбегают.
– Азамат-ахмад! – вопит любитель боев. – Вот это, я понимаю, жена! Как она на своем страшном земном языке лошадь-то построила!
– А какие маневры! – вторит северянин. – Я уж думал, они вместе кувырнутся, на такой скорости лошадь разворачивать – вот это да!
Азамат, впрочем, оценивает обстановку трезвее.
– Лиза, ты что! – напускается он на меня на всеобщем. – Разве можно так за уши драть! Она же могла тебя сбросить!
– Она в любом случае собиралась меня сбросить, – отмахиваюсь я. – А так хоть я ей напоследок
