термины, как 'Истеблишмент'[19] и 'Государственная церковь', могут иметь значение и более широкое, нежели обычно им приписываемое. С другой стороны, я имею в виду только такую церковь, которая может претендовать на то, чтобы представлять традиционную форму христианской веры и богослужения, присущую подавляющему большинству населения определенной страны.
Читатель, если мой эскиз христианского общества получил его одобрение, согласится, что подобное общество может быть реализовано лишь тогда, когда преобладающее большинство овец принадлежит одному стаду. У тех же, кто считает единство чем-то к делу не относящимся, а также у тех, кто, более того, считает расхождения в богословских взглядах бесконечным благом, мои идеи отклика не найдут. Но если признать единство как желаемое, если идея христианского общества будет понята и принята, — тогда оно сможет быть реализовано в Англии только через англиканскую церковь. Здесь не место обсуждать богословскую позицию этой церкви: если в каких-то пунктах она и неверна, непоследовательна или уклончива, это — дело внутрицерковной реформы. Я же, не упуская из виду возможности и не теряя надежды на окончательное воссоединение или реинтеграцию, предпринятые с той или с другой стороны, утверждаю лишь, что именно эта церковь, в силу ее традиции, ее организации и ее отношения к религиозно-общественной жизни людей в прошлом, единственная отвечает нашей цели, — и никакая христианизация Англии не сможет произойти без нее.
Церковь христианского общества должна, таким образом, состоять в некотором отношении к тем трем элементам в христианском обществе, которые я назвал. Она должна иметь иерархическую организацию в прямом и официальном отношении к государству: в каковом отношении она всегда рискует опуститься до уровня одного из департаментов государства. Она должна иметь организацию, — такую, как приходская система, — находящуюся в прямом контакте с мельчайшими организационными единицами внутри общины и их индивидуальными членами. И, наконец, она должна, в лице своих наиболее интеллектуальных, образованных и благочестивых служителей, в лице своих магистров аскетического богословия, равно как и людей более широких интересов, иметь отношение к сообществу христиан. В вопросах догматики, в вопросах веры и нравственности она будет выступать как высший авторитет нации; в различных вопросах иного рода ее позицию будут выражать отдельные индивиды. Временами она может — и обязана будет — находиться в конфликте с государством, то выражая протест против отступлений от политического курса, то защищая себя от посягательств со стороны временной власти, то защищая общину от тирании и утверждая ее попранные права, то оспаривая еретические взгляды либо безнравственное законодательство и порядок управления. Временами церковная иерархия может оказаться под огнем критики со стороны сообщества христиан или групп внутри него, поскольку любая организация всегда подвержена опасности коррупции и испытывает потребность в реформе изнутри.
Пусть я и не затрагиваю здесь вопроса о средствах, потребных для создания христианского общества, всегда необходимо рассматривать данную идею в отношении к конкретным существующим обществам; ибо не следует ожидать или желать того, чтобы его устроение было идентичным во всех христианских странах. Я совсем не предполагаю, что отношения между церковью и государством, которые существуют или могли бы существовать в Англии, должны служить образцом для всех других общин. Является ли 'государственная церковь' теоретически наилучшей моделью таких отношений, — вопрос не ко мне. Не будь уже в Англии государственной церкви, нам пришлось бы задуматься о ее желательности. Но поскольку мы имеем государственную церковь, надо принимать ситуацию такой, как она есть, и отвлечься на минуту для рассмотрения существа проблемы отделения церкви от государства. Сторонники данного направления внутри церкви могут продемонстрировать в его поддержку множество связных аргументов: злоупотребления и скандалы, которые подобное преобразование могло бы устранить, противоречия, которые могли бы быть разрешены, и преимущества, которые можно было бы приобрести, — все это слишком очевидно, чтобы заслуживать специального упоминания. Зато на возможность появления злоупотреблений и пороков иного рода в церкви, отделенной от государства, кажется, еще не обращалось должного внимания. Однако гораздо большей, на мой взгляд, является опасность ухода церкви со сцены — добровольного или совершенного под давлением. Оставляя в стороне аномалии, поддающиеся исправлению и без использования столь радикальных мер, хочу заметить, что государственная церковь подвержена своим специфическим искушениям и принуждениям; у нее больше преимуществ, но и больше трудностей. Но мы должны остановиться, дабы осознать, что церковь, раз отделенная от государства, не может вновь легко соединиться с ним и что сам акт отделения отрывает ее от жизни нации гораздо более определенно и непоправимо, чем если бы такого единства и не существовало вовсе. Воздействие на сознание людей явного и драматического удаления церкви от дел нации, откровенного признания двух стандартов и образов жизни, оставление церковью всех тех, кто по критерию искреннего исповедания веры не находится в числе ее паствы, не поддается измерению; опасности столь велики, что подобный акт может быть исключительно крайней мерой. Похоже, за ним кроется нечто такое, что я еще не готов считать само собой разумеющимся, а именно: разделение на христиан и нехристиан в нашей стране уже стало или со всей определенностью должно будет стать столь отчетливым, что его можно свести к статистике. Но если считать, как это делаю я, что преобладающее большинство людей суть ни те, ни другие, но живущие на ничейной земле, — то ситуация предстанет весьма отличной; и отделение церкви от государства вместо того, чтобы стать признанием состояния, к которому мы пришли, оказалось бы созданием состояния, результаты которого мы не можем предвидеть.
Я не затрагиваю здесь реформы государственной церкви: обсуждение данной проблемы требует знакомства с конституционным, каноническим и гражданским правом. Но я не думаю, что пример процветания отделенной от государства церкви Уэльса, иногда выдвигаемый защитниками отделения церкви от государства, здесь к месту. Не говоря уже о различиях расового темперамента, которые необходимо учитывать, последствий отделения церкви от государства невозможно углядеть из примера маленькой части острова; и, если отделение церкви от государства окажется всеобщим, все последствия не проявятся немедленно. Я, все же, думаю, что тенденция времени противоположна точке зрения, согласно коей религиозная и светская жизнь индивидуума и общины могут сформировать две раздельные автономные сферы. Я знаю, что теология абсолютного разделения жизни Духа и жизни мира распространилась из Германии. Подобная доктрина кажется более привлекательной, когда положение церкви является всецело оборонительным, когда она ежедневно подвергается гонениям, когда ее духовные притязания ставятся под сомнение и когда самой насущной для нее оказывается необходимость выжить и сохранить в чистоте свое вероучение. Однако подобная теология несовместима с посылками, лежащими в основе всего, что мною говорилось. Растущая сложность современной жизни делает данную теологию неприемлемой, поскольку, как я уже сказал, мы столкнулись с жизненными проблемами, возникающими не просто из необходимости сотрудничества с нехристианами, но из нашей неизбежной включенности в нехристианские институты и системы. И, в конечном счете, против нее направлена тоталитарная тенденция, — тенденция утвердить вновь, на более низком уровне, религиозно-социальную природу общества.
И я убежден, что невозможно иметь национальное христианское общество, религиозно-социальную общину, общество с политической философией, основанной на христианской вере, если оно представляет собой лишь совокупность частных и независимых сект. Национальная вера должна иметь официальное признание со стороны государства, а также принимаемый всеми статус в общине и почву для убеждений — в человеческом сердце.
Ересь часто определяют как упорство в отстаивании лишь одной половины истины; она может также быть попыткой упростить истину, ограничив ее пределами обыденного понимания вместо того, чтобы возвысить разум до восприятия истины. Монотеизм или тритеизм понять легче, чем тринитаризм[20]. Мы наблюдали плачевные результаты попытки изолировать церковь от мира; имеются примеры такого же провала попытки присоединения мира к церкви; мы должны также быть готовыми противостоять попытке присоединения церкви к миру. Постоянной опасностью для государственной церкви является эрастианизм[21]: нет надобности ссылаться на восемнадцатый век или на довоенную Россию, чтобы это понять. Как ни предосудительна сама по себе такая ситуация, но не столько даже прямые и явные скандалы, сколько конечные последствия эрастианизма представляют собой основную угрозу. Отчуждая массы людей от ортодоксального христианства, приводя их к отождествлению церкви с ее действующими иерархами и к обвинению их в том,
