– Брось, Кении, парень жаловаться не станет.
– Зато доктор станет. Повреждение мягких тканей, так она это называет.
Ничего мягкого в том, как Горд потянул меня за ноги, не было. Удар о землю оказался болезненным, и, не будь мои челюсти скованы, я бы закричал. От злости у меня скрутило живот. Я хотел было позволить ярости разгореться, как панике, но передумал и волевым усилием успокоился.
А успокоившись, заметил, что мои пальцы сжались – то ли от холода, то ли от гнева. Я по одному заставил их снова выпрямиться. Они были как деревянные, но могли шевелиться, хотя и не все. На правой руке первым отозвался мизинец, потом безымянный палец и указательный. Я возобновил попытки, и средний палец тоже послушался.
Левая рука реагировала хуже, но все же повиновалась. Я попробовал согнуть пальцы ног – они тоже работали. Старательно сосредоточившись, я заставил пальцы снова согнуться, и правая рука почти сжалась в кулак.
Левая попыталась, но неудачно. Зато пальцы правой послушно распрямились снова, и я сумел напрячь ее от локтя до кисти, чему изрядно порадовался.
Я был так поглощен восстановлением способности управлять конечностями, что, когда Горд и Кенни грохнули меня на стол, не успел подготовиться. Я ударился затылком, и перед глазами у меня заплясали звезды.
Они мелькали, словно кометы «Текниколора», а я тем временем услышал, как расстегивается «молния», и почувствовал' как меня поворачивают с боку на бок, вытаскивая из-под меня мешок.
Меня оставили лежать голым на холодном металлическом столе. Глаз я по-прежнему не мог открыть, но сквозь веки видел золотое сияние ламп и чувствовал тепло, идущее от них. Я поскреб поверхность стола пальцами правой руки и обнаружил неглубокие канавки, выходящие из-под моей спины и направляющиеся к краю.
Отворилась дверь, и я услышал женский голос:
– О, замечательный экземпляр. Благодарю вас. Андре, обмерь его. Надо его задокументировать.
– Да, доктор.
Я услышал, как к столу подкатилась тележка. Ее движение сопровождалось позвякиванием инструментов, и мне не понравилось, что этот звук раздается в излишней близости к моей голове.
Справа сверху я услышал женский голос:
– Объект – мужчина, белый, рост шесть футов, вес приблизительно сто семьдесят пять фунтов, растительность на теле умеренная, темная. Находится в отличном состоянии, следов травмы не видно. Будут сделаны пробы жидкостей для токсикологического анализа на предмет установления причины смерти.
Я не мертвый! Я сжал правую руку в кулак.
– Признаки облысения отсутствуют, и можно попытаться при извлечении мозга сохранить скальп неповрежденным.
Я вновь распрямил пальцы и шлепнул ладонью по столу. Должна же она услышать!
– Доктор, его правая рука двигается, – услышал я голос Андре. – Кажется, он еще жив.
– – Кажется, Андре, ты прав. Это осложняет дело.
Я улыбнулся бы, если бы мог.
– Скорее, Андре, вон там, в шкафчике.
Давай, парень, неси что-нибудь, что поднижет меня на ноги.
– Здесь?
Да, Андре, придурок, делай, что тебе говорят.
– Да, Андре, принеси их сюда.
– Этого хватит?
– Четыре? Надеюсь, но лучше захвати еще пару, на всякий случай. – Я услышал, как она перебирает инструменты на столике. – Положи здесь. У живых всегда столько крови… Не напасешься салфеток.
Глава 2
Пронзительное жужжание хирургической пилы, нависшей надо мной подобно злобной осе, выжало мне в кровь последние капли адреналина. Когда пила пошла вниз, мои глаза внезапно открылись. Женщина в белом опускала пилу, держа обеими руками. Я вскинул правый локоть в отчаянной попытке защититься и что было сил оттолкнул от себя ее руки.
Лезвие пилы врезалось ей между бровями, и старушечье лицо исчезло в красном тумане. Женщина опрокинулась назад и пропала; металлический табурет с мерзким стуком покатился по кафелю. Я перекинул левую ногу через правую – 'ножницами', – перевалился через край стола и упал, потому что ноги подо мной подогнулись.
Не повезло, подумал я, но оказалось, что мне, наоборот, повезло, потому что, когда я свалился на пол, Андре, нацелившийся пнуть меня в голову, промахнулся вчистую. Лягнув его между ног, я сразу вышиб из него весь боевой дух. Он со стоном сложился пополам, а я поймал его за волосы и с размаху ударил лицом о кафель.
После этого подвига я осел на пол, почти такой же беспомощный, как и он. Ощущение было такое, словно из меня вынули все кости. Руки и ноги двигались, словно свинцовые болванки под легким ветерком, но все же, перебирая руками по ножке стола, я дюйм за дюймом вытащил себя в вертикальное положение. Единственным признаком жизни в палате был резак, все еще жужжавший в правой руке женщины-доктора. Андре, даже если он не упокоился навечно, можно было списать со счетов, и на некоторое время я почувствовал себя в безопасности.
