Иисус пошел к пещере и, подойдя, велел отвалить камень, что загораживал вход в нее. Отирая рукавом слезы, Марфа сказала ему: «Господи, четвертый день он во гробе и уже смердит». Но Иисус пренебрег ее словами и во второй раз приказал сдвинуть камень.
И все тогда увидали в пещере покойника, обвитого погребальными пеленами, с лицом, обвязанным платком, недвижно распластанного на тонкой подстилке, и подивились тому, что не чувствуют иного запаха, кроме благоухающего мира.
Иисус оглянулся на толпившихся у него за спиною и остановил свой взгляд на Иуде. Тот стоял всех ближе к нему и пристально рассматривал умершего. Ведомо было Иисусу, что Иуда не верит в чудеса, ибо человек он недоверчивый, с крепким на земные дела разумением, хитрый и расчетливый — недаром ему были поручены заботы об общей кассе. Теперь Иуда нетерпеливо ожидал, как поступит Иисус.
Иисус возвел очи к небу, и все услыхали его слова: «Отче, пусть и сие произойдет ради людей, дабы уверовали они в воскресение духа и укрепился человек надеждой на новую жизнь!» — И, изрекши эти слова, снял платок с лица Лазаря и воскликнул: «Выйди, Лазарь!»
Лицо мертвого исказилось, словно от боли, губы зашевелились, из груди вырвался вздох, и глаза открылись, точно он пробудился от глубокого сна. Он попытался встать, но погребальные пелены помешали ему. Никто не решался снять их с него, ибо всех сковал страх. Иисус освободил пелены, и Лазарь сел. Несколько мгновений оставался он неподвижен и невидящим взглядом смотрел перед собой. Когда же появился он перед входом в пещеру, иудеи попятились, а сестры поразились блуждающим его глазам, из которых исчез стеклянный блеск, и теперь они казались мертвыми.
Одни кинулись в В и фа ни ю, чтобы известить город о сотворенном чуде, другие — к фарисеям, сообщить о виденном. И поскольку Лазарь был обнажен, Иисус, сняв с себя верхнюю одежду, накинул ему на плечи. Он всматривался в поблекшее и хмурое лицо Лазаря и не замечал лукавой улыбки Иуды.
По дороге к дому Лазаря все безмолвствовали, ибо нет у человека слов о том, что ему неведомо, кроме тех догадок, коими он обольщает себя. Так в знойный день шли они за восставшим из гроба, что шел сейчас к новой своей жизни, и видели, как нетвердо он ступает, а сестры не смеют поддержать его. Только у Иуды достало храбрости подхватить его под руки. Он пытался поймать его взгляд, но Лазарь низко опустил голову к дороге, покрытой ослепительно белой пылью.
— Видел ты Иегову и ангелов его? — шепотом спросил Иуда. — Скажи, чтобы поверил я, что ты и впрямь возвратился оттуда.
Лазарь молчал и не поворачивал к нему головы.
В городе их встретила толпа мужчин, женщин и детей. Со страхом и удивлением взирали они на воскресшего и на Иисуса, сопровождаемого своими учениками.
Когда все сели за стол, по-прежнему стоявший накрытым для трапезы, Лазарь возлег в соседней комнате, ибо был крайне изнурен. Иуда, ничего не упускавший из виду, сказал:
— Равви, спросим Лазаря, видел ли он господа и царствие его?
— И правда, есть ли доказательство больше этого? — настаивал и Фома.
Все примолкли, ожидая, что ответит Иисус, выглядевший озабоченным.
— Никому не дано лицезреть Отца нашего, ибо никто не узнает его. Но каждый зрит мир, им созданный, и сердце каждого носит его в себе вместе со светом, без коего не были бы зрячими глаза наши. Светильник в нашей душе — это его светильник, и неужто мало вам этого, чтобы поверить? И тот, кто видел меня, видел и Отца моего.
— Но зачем глаза его похожи на глаза слепца? — спросил Петр.
— Он устал, пусть поспит… А пробудившись, он уже не будет прежним… — Сказав это, Иисус поднялся из-за стола и вошел в комнату к Лазарю. Склонился над ним, коснулся рукою лба. Лазарь проснулся, и они глядели друг на друга, не произнося ни слова. В глазах Лазаря еще стояло тупое равнодушие смерти. Иисус ждал ответа на нечто, что Лазарю должно было бы знать, но Лазарь продолжал взирать на него безразлично, даже с неприязнью, как человек, насильно разбуженный. Потом медленно отвел взгляд, отвернул голову к стене и снова погрузился в сон…
Иисус вернулся к трапезе со смятенной душой, но никто не осмелился спросить, что смутило его.
Прежде чем на Вифанию спустилась ночь, он покинул город, ибо молва о воскрешении Лазаря привела народ в волнение, обеспокоенные фарисеи сошлись решать, как поскорей избавиться от Иисуса, а заодно и от Лазаря, опасаясь, не станет ли он свидетельствовать, что Иисус есть Христос.
Сестры подарили Иисусу целиком сотканный хитон, где ярко сверкали шелковые нити утка, — самый красивый из когда-либо сотканных ими хитонов.
Когда вышли они из Вифании по дороге к Иерусалиму, Иуда поравнялся с Иисусом и спросил, отчего он так озабочен.
— Сегодня наш брат Лазарь лишился царствия небесного, — громко, чтобы все слышали, отвечал Иисус.
— Как мог лишиться его тот, кто видел его? — возразил Иуда.
— Царствие небесное есть в каждом, но не каждый зрит его в себе, оттого что оно подобно кладу, зарытому в поле, которое вспахивает хозяин… Но разум человеческий склонен отрицать существование его, поскольку гнетет оно человека, ограничивает свободу его. Оно для живых, а не для мертвых. И тот, кто вернется из смерти, может потерять его, ибо не отыщет его там.
— Равви, а знал ты, что Лазарь потеряет царствие небесное?
Иисус умолк и, погруженный в раздумье, до самого Иерусалима не проронил ни слова.
4
Когда остались они дома втроем, без чужих, и лошадиный топот римской стражи затих в направлении торжища, Марфа разбудила Лазаря ужинать. Он поднялся с постели, и при свете подсвечника обе сестры радостно вскрикнули, увидев изменившееся его ли* цо. Остекленевший взгляд, от которого глаза казались неприятными и отсутствующими, исчез; хотя и мрачный, взгляд был теперь осмыслен, как у каждого человека в здравом рассудке; былую улыбку сменила недовольная гримаса, губы были поджаты, брови нахмурены.
Сестры всплеснули руками, а Марфа вскричала:
— Лазарь, теперь и ты стал, как все! Учитель изгнал из тебя дьявола!
Брат обводил комнату взглядом, словно видел ее впервые.
— Отчего ты озираешь наш дом, будто гость? И не поведаешь нам разве, видел ли ты царствие небесное, о коем вещает Учитель? Ведь что бы ты ни узнал, всем нам суждено узнать это в час, когда предстанем перед господом. Говори же и не омрачай нашей радости! — сказала Мария.
— Я голоден. — Лазарь сел за стол и хмуро потупился.
Марфа принесла хлеба, маслин, финики и вино, и Лазарь алчно набросился на еду. Щеки его раздувались, а когда он отпил из кувшина, на них выступил румянец. Глаза его жадно озирали стол, словно он опасался, как бы у него чего не отняли.
Сестры обменивались встревоженными взглядами, и обе отгоняли от себя мысль о том, что брат стал им еще более чужим, чем прежде. Со страхом наблюдали они за суровым, тяжелым выражением его изменившегося лица.
Терзаясь возникшей меж ними отчужденностью, Марфа настойчиво повторила вопрос, заданный младшей сестрой.
— Ничего я не видел. Я спал! — отвечал Лазарь, не переставая жевать. А когда насытился в гнетущем молчании, неожиданно спросил: — Где он сейчас? Все еще в Вифании?
— Ты про Учителя? Он ушел на закате солнца, — сказала Мария.
— Он совершил надо мной сие, он!
— Он отнял тебя у смерти и изгнал из тебя злого духа. Он Христос, и народ пойдет за ним.
Лазарь ничего не ответил. Встал из-за стола и выглянул в окно. Выщербленный месяц рисовал золотистые узоры по краям плоских крыш. С яхонтового неба серебряным дождем низвергался стрекот тысяч кузнечиков. Город затаился, примолк.
