металлический крюк. Я зачем-то его потрогал. Разумеется, цепи еще не было. Но металлическую решетку под ним совсем недавно открывали. Кое-где потемневший металл ярко поблескивал. Значит, цепь вытащили из дальней кладовой и вот-вот натянут поперек улицы…
Квартальный уже был в курсе событий на заправке и, даже не взглянув на отчет, принялся расспрашивать о перестрелке, стремясь вызнать, что же произошло на самом деле. Он весь дрожал от возбуждения. Я кратко изложил ему версию про двух отщепенцев, которые передрались у меня во дворе. Да, Альба Магна живет под защитой Пелены закона, и все, что нам дозволяется, так это мелкая ложь и почти невинное мошенничество. На остальные нарушения Пелена реагирует мгновенно, зачастую парализуя преступника. Зато ничто так не обожают жители нашего острова, как истории про ограбления и убийства. Чем спокойнее жизнь вокруг, тем больше крови должно литься на страницах книг или в стереовиде.
Мой квартальный не был исключением – вот и сейчас по ящику крутилась очередная серия какой-то чернухи. Мужчины и женщины орали, выпучив глаза, текла кровь, кто-то развешивал по веткам дерева внутренности. Кровь, кстати, выглядела очень даже правдоподобно, в отличие от воплей и ужимок актеров.
Я настолько подробно описал разбитую голову моего клиента, что внезапно ощутил во рту солоноватый привкус. Квартальный при этом аж дрожал и облизывался. Интересно, что он будет делать, когда Пелена падет? Станет бродить по улицам и резать прохожим горло? Не исключено. Во всяком случае, я бы не хотел с ним в эти дни повстречаться. При этой мысли привкус во рту усилился. Я спешно попрощался, оставив квартального наедине с его ящиком пережевывать подробности моего рассказа, и поехал на своем стареньком грузовичке развозить концентрат.
Три адреса. Я знал, где именно незаметно оставлю футляр – у того парня, который называет себя поэтом. Ланселот, сокращенно Ланс, – странное имя, не правда ли? При встрече Ланс непременно декламировал свои ужасные вирши. Но это не его вина – под покровом Пелены стихов не пишут, по определению. Чтобы создать что-нибудь стоящее, надо добраться хотя бы до Малого Барьерного рифа. Ланс не был заправщиком и не должен был почувствовать кристалл. И – я надеялся – у него не имелось в доме детектора.
Все, кто живет за пределами Альбы Магны, уверены, что Пелена управляет нашими мыслями непосредственно, и переубедить иностранцев практически невозможно. Но как бы то ни было, Пелена закона не забирается к нам в черепушки – она контролирует лишь дела, не мысли. Но, увы, стихов под покровом Пелены не сочинишь. Во всяком случае, хороших стихов, а вот почему такое происходит – никто так и не обосновал, хотя бы теоретически.
Даже Граф не сумел.
Я развез концентрат троице клиентов из списка (поэту последнему, ну и как всегда выслушал балладу Ланса строк эдак в двести), а потом направился на площадь Согласия, оставил тачку на стоянке и вышел немного размять ноги, а заодно полюбоваться на Двойную башню и храм Согласия. Особенность всех несостоявшихся законников – хотя бы раз в неделю им приходится глазеть на это творение многих веков, чтобы закачать очередную дозу умиротворения в свои бунтарские души. Фундамент храма заложил еще первый магистр Альбы Магны Бертран, но каждый новый магистр находил нужным храм заново перестроить. И только лет сто назад, кажется, вместо кардинальной перестройки стали вести перманентный косметический ремонт, который так и продолжается до сих пор.
Капители колонн главного фасада только что позолотили, фронтон раскрасили синим и красным не хуже циркового шатра. Теперь на дверях два маляра старательно рисовали золотые звезды на синем фоне. Вряд ли они успеют закончить работу до падения Пелены. Так что, скорее всего, двери придется красить заново – в период хаоса их обычно закидывают всяким дерьмом, а куда чаще попросту срывают с петель.
На ступенях храма сидели студенты. Они всегда здесь – утром, вечером, ночью, одни уходят, являются другие: Университет как раз напротив храма, на другой стороне площади. Сегодня мне показалось, что их больше, чем обычно, и сидят они не поодиночке или парами, а группами.
Когда-то на этих самых ступенях мы с Графом обсуждали теорию синевы. У Графа всегда имелась с собой пара бутербродов. И еще он носил старый армейский термос – его раздутый, как кошка на сносях, портфель казался безмерным. Вспомнив Графа, я улыбнулся. Я всегда невольно улыбался, когда вспоминал его. Граф называл площадь Согласия нулевым уровнем – по аналогии с нулевым уровнем за Вратами Печали. И еще – мечтой Данте. Почему так и кто такой Данте – на всей синеве знал только Граф.
Часы на ратуше пробили пять раз – их низкий гул долетал с Ратушной площади на площадь Согласия чуть приглушенно. Но все равно стая голубей сорвалась с конной статуи магистра Бертрана и заложила вираж, чтобы после пятого удара вернуться и продолжать обсирать бронзовое изваяние. На площади царил покой. Туристы-провинциалы фотографировались у ограды статуи, на черных галереях Университета прогуливались преподы. Ребятишки с пухлыми шарами разноцветной сахарной ваты на деревянных палочках, как всегда, толпились в маленьком сквере на другой стороне площади. В центре сквера росла огромная ярко-зеленая ель. Кажется, это единственное зеленое дерево во всем городе. Ель эту обожают дети – они прячутся под широченным шатром ее густых ветвей, а зимой, если выпадает снег и кто-нибудь из законников магистра зажигает гирлянды из шариков синевы, ель вообще превращается в волшебное древо. Никто не помнит, откуда взялась эта традиция, но все приходят в восторг, одни плачут, другие смеются, и взрослые, и дети. Площадь Согласия в дни хаоса затопляется сантиметров на десять, а сам сквер расположен на специальной насыпи и окружен невысокой гранитной оградой, посему ель пережила уже больше десятка взрывов хаоса и – если будет угодно синеве – переживет еще не один. За сине-голубой грядой черепичных крыш виднелось ажурное колесо обозрения, построенное на Втором круге.
Я пригляделся. Колесо вращалось. Как всегда. И все же я что-то такое ощущал.
Нигде лучше не чувствуешь падение уровня Пелены, как здесь, на площади Согласия, когда смотришь на Двойную башню. Макс утверждает, что под ее фундаментом, где-то в толще гранитной скалы, находится природный кристалл. Скорее всего, так оно и есть, хотя примерно в пятидесяти процентах случаев Максим выдвигает ложные гипотезы. Зато половина из них оказываются верными. В пользу природного кристалла в толще говорит тот факт, что, даже когда синева полностью затопляет наш остров, все равно ее уровень гораздо ниже уровня Океана. С другой стороны – почему этот кристалл не распадается, как все прочие? Граф утверждал, что никакого природного кристалла нет, а градиент синевы сохраняется просто потому, что ни разу хаос не длился дольше десяти дней.
Я слегка развел руки в стороны, пытаясь прощупать Пелену. Браслеты заправщика вполне для этого пригодны. Запястья едва заметно покалывало, пальцы начали неметь. По моим прикидкам, до критического барьера еще далеко, что-то около пяти процентов падения… Но в бухте синева наверняка уже подступает к пирсам и нижней набережной. В столице еще утром должны были начаться волнения, всяческая суета и подготовка к хаосу. Но все было спокойно. Слишком спокойно, если не считать недавней перестрелки, конечно. Я бы предпочел панику этой мирной картинке. Объяснение напрашивалось само собой: законники возвели сдерживающие барьеры. Значит, Пелена падет внезапно, а когда именно – предсказать трудно.
Я сел в «Каплю» и приказал музыкалке:
– «Вечная пена».
Внутри агрегата что-то захрипело. Поскольку музыкальные записи поступают исключительно из информхранилища Пелены, помехи были еще одним знаком грядущего.
Однако музычка полилась.
Обожаю этот мотив. Говорят, под эти звуки, напоминающие рокот волн соленого моря, в крематории в гробы заливают концентрат. Ну что ж, мне нравится, я бы сам хотел погрузиться в синьку под «Вечную пену».
«Тощая корова», заведение Дайны, расположено недалеко от Жемчужной гавани в Восьмом круге. На стоянке я поставил тачку в крайнем ряду. Каждую субботу мы играем в карты в «Тощей корове» – я, Максим и Черный Кролик. Мы самые дерьмовые игроки в карты во всей Альбе, потому и сошлись, что играем из рук плохо. К тому же никто из нас не совершенствуется, и даже не пытается, так что мы проигрываем друг другу по очереди и сохраняем баланс. Для дружбы это не так уж и мало. За последние три года мы пропустили
