– Прощайте. Спасибо вам, вы жизнь мне спасли, – сказал Максим, медленно направляясь к зияющему тоннелю.
– Пошел быстро! Я считаю до трех!
Максим побежал в темноту. Краем уха он слышал, как за его спиной тяжело захлопнулась, наверное, такая же старинная массивная дверь. Он зажег фонарь. Это была обычная штольня, такая же, как все в системе, – довольно просторная, с неизменным гранитом над головой. «Последние честные люди погибли сегодня… не бежать, когда можно, это ненормально сегодня уже, но они… и она… да, удивительная для них штука – честь…» – отрывочно думал и бормотал Максим. Тоннель был долгий, несколько километров. Запыхавшись, Максим выбежал в маленький грот, точнее, даже не грот, а просто конец тоннеля. Вверх уходила скобяная лестница. Поднявшись, Максим действительно оказался в каком-то сводчатом кирпичном подвальном помещении. Было видно, где были входы из помещения, расположенного наверху, но они были заложены кирпичами. Видимо, уже много лет. В подвале было тесно. Повсюду, готовые к быстрому спуску на воду, стояли на специальных прицепах с колесиками моторные казанки. В каждой лежало еще по одной двадцатилитровой алюминиевой канистре. Максим приподнял одну из них – полная. В носу первой лодки лежали какие-то бумаги в пластиковой папочке. Недолго думая, Максим перетащил еще одну канистру в эту лодку и покатил ее по небольшому тоннелю, уходящему вбок. Вдруг что-то гулко ухнуло из подземного тоннеля, земля содрогнулась еще раз. Потом снова на один миг настала тишина. Максим подбежал к колодцу, ведущему вглубь, и прислушался. Откуда-то издалека был слышен нарастающий шелест. Это была вода! Еще несколько часов, и канет в Лету одна из страшных тайн российского трона, так и не раскрытая. Под воду стремительно погружались копи царя Иоанна. Она заранее подготовила систему к затоплению.
9
«Царство им небесное», – прошептал Максим, не спеша вернулся к лодке и покатил ее дальше по тоннелю. Ноги его вдруг ступили в леденящую воду. Максим осмотрелся: оказалось, что проход выводил к самому берегу и был искусно замаскирован. Впереди виднелся большой железный люк, под углом уходящий вниз от потолка. Чтобы лодка могла спокойно плыть, тоннель в конце был прокопан несколько ниже уровня моря. Четыре метра Максим прошел по колено в воде, этого хватило, чтобы ноги промокли насквозь. Покачивающуюся на плаву лодку он придерживал правой рукой. Скоро нос уткнулся в железный свод люка, который Максим не без труда поднял и закрепил с помощью весла, обнаруженного в лодке. Дневной свет ослепил его. Около минуты он бессмысленно моргал глазами, потом все-таки вылез из укрытия, щурясь, с трудом забрался в лодку и ударил ногой по веслу, стоящему в распор. Тяжелая крышка, замаскированная дерном с травой, с грохотом упала. Максим сидел на дне лодки посреди густых камышовых зарослей. На берегу сразу же начинался лес, при виде которого никак не возникало мысли, что тут когда-то что-то было построено.
Максим еще раз заглянул под кожух носа, и разглядел вместе с папкой документов несколько пар темных очков. Она позаботилась обо всем! Очки были настоящем спасением, Максим немедленно надел их и огляделся – вроде бы его никто не заметил, затем достал карту архипелага, на которой его местонахождение было помечено крестом, а также был обозначен курс, дернул за веревку стартера мотора «Ветерок» и медленно поплыл сначала по заливу, потом в открытое море, посматривая на берег. Хорошо еще, что в детстве, когда он жил летом в деревне, ему дали как-то порулить моторной лодкой на пространстве Рыбинского водохранилища. Об этом подумал Максим, направляя поворачивающийся мотор в нужную сторону. Через некоторое время он обогнул архипелаг и устремился к материку, где ему необходимо было пристать поодаль от Рабочеостровска. Встречный ветер хлестал Максима по липу, и с радостным упоением он глотал его – густой, холодный, свежий воздух. Нет, так просто не понять, какое счастье можно испытывать, видя обычное небо над головой, ощущая бескорыстно разлитый повсюду солнечный свет, к которому тянутся прибрежные деревца, скрученные в узлы порывами отрезвляющего морского бриза. Но вместе с этим чувство напряженности не покидало Максима. Он был начеку. Конечно, затопление подземелья скроет его побег. Но ведь и на островах, и в Кеми полно службистов, связанных с алмазными разработками. И появление столь бледного человека, да еще и в таких лохмотьях, пропитанных голубоватой кимберлитовой пылью, не вызовет у них и тени сомнения.
Максим решил пока передвигаться ночами. Первый день до заката он отсиживался на берегу в лесу, изучая содержимое папки. Там была помимо всего прочего куча разного рода предписаний, как и куда идти группе монахов, а также некоторое количество денег, которого бы хватило на самые необходимые продукты для предполагаемого числа людей. Волею случая, в руках одного Максима оказалось все, что должно было помочь добраться до безопасного места в Финляндии хранителям соловецкой тайны.
От государевой дороги, указанной на карте, не осталось ничего. Кроме твердой земли под ногами, а от болотной гати больше ничего и не требуется. Максим вторые сутки брел, прощупывая перед собой каждый метр длинной и надежной слегой, наступая в чавкающую зеленоватую жижу. Болота Карелии местами непроходимы, но по колено, а то и. глубже прощупывался этот путь, проложенный еще в начале восемнадцатого века. И ни души вокруг. Зачем Максим пошел там? По пути он не раз задавался этим вопросом, не раз доказывал себе, что это было глупо: его побег попросту не заметили, а те, кто заметили, безусловно, мертвы. Его никто не ищет. Все это планировалась для того, чтобы укрыть среди болот группу монахов, при всех бежавших из подземелья. Но все же Максим продолжал идти вперед. Осторожность, как он понял за месяцы, проведенные в рабстве, никогда не бывает лишней; к тому же он был еще слишком бледен для обывательского вида, а это могло насторожить любого службиста, разгуливающего в штатском. Все-таки тайная корпорация, решившая добывать алмазы, была поистине огромна. «Все равно выйду под Питером, Питер – большой город, там спрятаться легче», – решил Максим. В Финляндию он решил не идти. Он решил просто исчезнуть из жизни людей, связанных с подземельем. Это прошло, и слава Богу; ничего не вынес он оттуда, даже своих тетрадей с записанными историями монахов, так что теперь жизнь, что называется, с чистого листа. Так он шел, смотря под ноги в непроглядную мутную воду болот, на мелькающие кочки, которые только кажутся надежной опорой. Наступи на них, не проверив, и все – ты уже на дне трясины.
Гать была довольно широкой – около четырех метров. Ведь по ней, как утверждает история, Петр протащил два огромных судна к невским берегам. Хотя величина кораблей – тоже вещь относительная: в Северную войну прогулочный катер «Москва» показался бы фрегатом. Вокруг Максима третий день тот же невзрачный пейзаж: иссохшие чахлые деревца, зеленые грибы кочек; эту тишину не нарушали веками… как и в подземелье; но нет, даже гнилостный воздух болот казался Максиму приятнее постоянной темноты и духоты кимберлитовых шахт, к тому же соединяющихся с непрерывным напряженным чувством неволи. Максим поднял голову: очень затекла шея, – и осмотрелся.
Слева от себя он заметил вдруг какую-ту неестественно большую кочку, в общем-то совсем не кочку, она просто не могла иметь такую форму. Что-то довольно большое, равномерно покрытое мхом, продольно-выпуклой формы выступало из водянистой плоскости болота. «Сбитый самолет?», – подумал Максим. Прощупывая слегой каждую пядь илистого, но в основании крепкого дна, он подошел к неопознанному болотному объекту. Мох, казалось, давно уже облюбовал его. Это легко мог оказаться пропавший без вести подбитый бомбардировщик времен Великой Отечественной, для истребителя он был все же великоват. Максим поводил по нему жердем – алюминиевая обшивка не проступала. Постучал – раздался глухой стук, затем палка провалилась внутрь образовавшейся в гнилой древесине пробоины. Максим оглядел странную находку еще раз, и тут его осенило… корабль! Прямо перед ним на боку лежал старинный корабль! Болото уберегло его от стремительного разложения. Но откуда? Неужели? Да, он вспомнил, монахи точно говорили ему… не все суда, что задумал протащить волоком молодой царь, достигли Балтики. Значит, он пролежал здесь почти триста лет! За эти годы никто не нашел его в трясинах карельских болот.
Максим расширил дыру в борту корабля, толстые доски, насквозь пропитанные влагой, ломались, как мокрый картон. В закатном солнце, садившемся за чахлый лесок, приютившийся на островке-оазисе неподалеку, стали видны внутренности корабля. Словно надломанные ребра лежали не истлевшие за столетия опорные доски левого борта, на котором лежало судно. Перед Максимом открылся интерьер внутреннего помещения. Больше тут не должно было быть палуб, это можно было ясно заключить из размеров. Максим разломал борт до самого пола. Странное человеческое чувство – доводить до конца какое-нибудь пустяковое и ненужное дело, тем более, если есть время, управляло им в тот момент. Все,
