оставив дома тяжело больную жену, он штурмовал Зимний дворец. Вернувшись домой, Прахов уже не застал жену в живых. Велико было горе Прахова. Он сразу почувствовал себя осиротевшим и одиноким, тем более что взрослые дети жили отдельно. Стеснять их своим присутствием он не хотел и почти все время проводил на заводе, с головой уйдя в партийную работу. Теперь, когда над Петроградом нависла опасность, Прахов деловито готовился к предстоящим сражениям.
По распоряжению из Смольного большая часть бойцов Стального завода отправлялась на станцию Лигово.
Как только закончился митинг, Блохин, Еремин и Прахов вернулись в директорский кабинет.
— Отряд у нас значительно увеличился. Мы имеем четыре роты боевого состава и артиллерийский дивизион. Вдвоем с Праховым мы не справимся со всем хозяйством. Я хочу взять себе в помощь еще двух- трех человек, — сказал Блохин.
— Сформируйте штаб отряда, — предложил Еремин.
— Больно важно звучит — штаб! — усмехнулся Блохин. — Это целое учреждение, а как им управлять — я не знаю.
— Сделаем проще, по-рабочему — командир отряда, у него помощники — по санитарной части, боеснабжению и продовольственному снабжению, — вмешался Прахов. — Ты всем будешь командовать, а я стану помогать тебе.
— Кого же вы намечаете себе в помощники? — поинтересовался Еремин.
— Матроса Фомина. Он обучал рабочих военному делу. По его словам, он бывал во многих боях. Наших рабочих знает… — ответил Блохин.
— Военное дело он знает плохо. Воевал на море, а в сухопутных боях не участвовал, — покачал головой Прахов. — Стрелять из винтовки не умеет, штыковой бой знает плохо, зато языком болтать горазд. Из анархистов он, что ли? Ненадежный это народ — сегодня с нами, а завтра с кем будут — неизвестно…
— Намечал я еще Орехова, да он уехал в разведку. — Блохин нерешительно взглянул на Еремина. — Просится к нам в отряд один наш инженер — Петров. Во время войны очень помогал нам, разоблачал непорядки на фронте. Провел в окопах всю войну. Сейчас пришел на завод по тревоге. После революции командовал артиллерийской батареей. По-моему, такого можно взять, не подведет…
— Офицер? Надежен ли в политическом отношении? — покачал головой Еремин. — Позовите его сюда, поговорим с ним. Может, и подойдет. Но приглядывать за ним все же надо!
— В этом не сомневайтесь! Глаз с него не спустим…
Через минуту Петров был в директорском кабинете.
— Вот это и есть инженер Петров, про которого я говорил, — указал на него Блохин.
Несколько минут Еремин внимательно вглядывался в простое, открытое лицо инженера. Губы Петрова еще сохраняли юношескую припухлость, светлые глаза прямо смотрели из-под широких бровей.
«Хорош парень! — решил Еремин. — Этот пришел к нам с открытой душой».
Он протянул руку Петрову:
— Здравствуйте! Хотим определить вас в помощники командира отряда. Вы хорошо знакомы с военным делом?
— Воевал три с половиной года, был строевым артиллерийским офицером. Дослужился до чина поручика. С работой штаба знаком мало.
— Все же больше, чем кто-либо из нас. Товарищи хорошо отзываются о вас, — неторопливо продолжал Еремин, наблюдая за инженером. — Так как — согласны взять на себя оперативную часть штаба?
Петров нахмурился и переступил с ноги на ногу.
Полузакрыв глаза, Блохин постукивал пальцами по столу, следя за выражением лица Петрова. Инженер нравился ему своей простотой, отсутствием зазнайства и умением обращаться с рабочими. Помнил он и беседы, проводимые Петровым во время войны. Сидевший рядом Прахов лучше других знал Петрова, эволюцию его политических взглядов за последнее время и понимал, почему Петров затрудняется с ответом. Чтобы подбодрить инженера, он проговорил:
— Не сомневайтесь, товарищ инженер, поддержим вас в трудную минуту.
Еремин перехватил дружеские взгляды, какими обменялись Прахов и Петров, и уверенно сказал:
— Я тоже убежден, что вы пригодитесь в отряде.
Только Фомин, недавно вошедший в кабинет, мрачно насупясь, неприязненно глядел на Петрова, но вступать в спор с Ереминым и Праховым не решился.
— Что касается меня, то я готов помочь всем, чем только могу, — с горячностью воскликнул инженер.
— Вот и отлично, — одобрил Еремин. — Отряд ваш невелик, товарищ Блохин. Значит, как договорились, одному из товарищей поручите ведать боеснабжением, другому — питанием, третьему — санчастью. А оперативную часть возьмет на себя товарищ Петров.
— Боеснабжение у нас ведет Лихарев из старомеханического. Он с этим делом хорошо знаком. — Блохин почесал плохо выбритый подбородок. — С питанием дело хуже. Не знаем, кого подобрать, чтобы был расторопный и честный.
Прахов начал называть ряд фамилий, но Блохин только отмахивался рукой от предлагаемых кандидатур.
— Повалиху! — предложил один из рабочих, зашедших в кабинет.
Все громко захохотали, услышав об этой кандидатуре. Весь завод знал жену мастера Повалихина, известную своим энергичным, но весьма скандальным нравом.
— А что смеетесь? Я серьезно говорю!
— Так она же баба! — удивился Блохин.
— Ну и что ж такого! Она стоит любого мужика, нас в обиду не даст, — настаивал предложивший.
— Что это за Повалиха? — заинтересовался Еремин.
Блохин почесал затылок и пояснил.
— Может, и подойдет, раз она женщина энергичная и толковая, — решил Еремин.
— Повалихин-то сам тут? — справился Блохин, открыв дверь в приемную.
— Здесь, — поднялся из угла низенький, сутуловатый человек с густыми длинными усами и большим синяком под глазом.
— Жинка твоя дома?
— А где ж ей быть на ночь глядя, да еще в такой мороз? — отозвался мастер, прикладывая руку к синяку.
— Позови-ка ее сюда!
Лицо мастера передернулось.
— Зови ее сам, а я не ходок! Видишь, как ухватом огрела, — ткнул он пальцем в синяк.
Присутствующие в кабинете зашумели, засыпая шутками незадачливого супруга.
— Я схожу! У меня с женской нацией обхождение тонкое. Только пусть меня проводят: не знаю я, где эта гражданочка живет, — вызвался Фомин.
— Ну пошли, что ли? — вздохнул Повалихин.
— Ай да герой! К своей жинке и то только с охраной решается идти! — засмеялся Еремин. — А кто у вас ведает санитарной частью?
— Фельдшер наш, Лаврентий Максимович Семенов! — ответил Прахов.
Эта кандидатура не вызвала никаких возражений.
Лаврентий Максимович проработал на заводе больше сорока лет. Он был человек верующий, богомольный, что, однако, не мешало ему в бурный 1905 год прятать у себя за образами прокламации и тайно лечить забастовщиков, раненных в стычках с полицейскими. Накануне 9 января 1905 года Семенов уговаривал рабочих «не делать шуму и царя по пустякам не беспокоить», но в день расстрела он был на Дворцовой площади и перевязывал раненых рабочих.
Ворчал он и в октябрьские дни, что не мешало ему, однако, добровольно отправиться с рабочим отрядом против войск Керенского.
Узнав от дочери, что отряд собирается на фронт, он поспешил на завод.
