— Он убить мог? — взял быка за рога Смирнов.
— По-моему, пойти на убийство может только в самом крайнем случае, спасая шкуру. Следующий — Роман Петровский. Хорош собой, пользуется успехом у женщин, нахватан до того, что на первый взгляд может сойти за интеллигента. Импульсивен, легко возбудим, авантюрист по натуре. Профессия — маршрутник, работал, в основном, в поездах с курортными дамочками. На убийство может пойти лишь в состоянии крайнего возбуждения. У нас не тот случай.
Алексей Пятко. Тихарь, специалист по незапертым квартирам. Труслив, жаден, до предела осторожен. Довольствуется малым, но за добытое держится зубами. За что и получил кличку Куркуль. Убьет, если станут отбирать его кровное.
Леонид Жданов, убитый. Щипач, и этим все сказано.
И наконец, Николай Самсонов. Туп, злобен, неудачлив. Шуровал на вокзалах. Не столько воровал, сколько отнимал у слабых. Такого можно заставить совершить всякое.
— Серега, ты молодец! — заорал Казарян. — Твоя занудливая система — великая вещь! Разложил все по полочкам и сразу же этим сто вопросов поставил. Кто их свел? Кто навел? Почему работали не по профессии?
— Где жили до совершения преступления? — спросил Смирнов.
— Георгий Черняев — в Костине. Роман Петровский в Шебашевском переулке, Леонид Жданов — улица Расковой, Алексей Пятко — Бутырский вал, Николай Самсонов — Третья Тверская-Ямская.
— За исключением Черняева, все, в принципе, из одного района, — подытожил Смирнов. — Вероятнее всего, были знакомы до этого дела. Но Казарян прав — слишком, слишком разные, и все, как один, вряд ли пойдут на убийство.
— Еще несколько слов. — Ларионов собрал бумажки. — Склад этот — в Ростокине, в районе, никому не известном из этой компании. Следовательно, наводка и серьезная наводка. Для такой наши бакланы — разметчик меховой фабрики Серафим Васин и шофер Арнольд Шульгин — люди неподходящие. Шофер не из той конторы, он работает на пивзаводе в Калинкине, а Васина, я думаю, уговорили, хотя с ним сложнее — территориально близок к основному составу группы.
— «Основной состав»! Прямо-таки футбольная команда, — прокомментировал Казарян. — Тогда под моей опекой — запасные. Все четыре моих огольца, получившие срок, — идиотское порождение уголовной романтики. Песни блатные, героические рассказы про невероятный успех, мифы о воровском братстве первые знакомства с «деловыми», поручения по мелочевке. На самом деле — играли роль отвлечения, и не более того.
После освобождения двоих — Фурсова и Гагина — родители тотчас, от греха подальше, отправили по деревням, к дедкам и бабкам. В Москве — двое, Виталий Горохов и Геннадий Иванюк. Оба задействованы на одностороннюю связь Цыганом — Романом Петровским. Куда от Цыгана концы — неизвестно. С пацанами этими обоими работать следует — перспектива выхода на отлеживающихся есть. По свидетелям следователь прямо-таки решительно рубил канаты, как можно скорее закругляя дело. Я не имею в виду косвенных очевидцев ограбления, для меня гораздо больший интерес представляют свидетели, в той или иной степени связанные с преступниками. Возвращаясь к футбольной терминологии, скажу: эта команда не могла обойтись без тренера, а казаковская группа и следствие были уверены, что главный — капитан. Только еще раз проверив свидетелей, можно выйти на настоящего главаря.
— Ребята, по-моему, вы спятили, — всерьез обеспокоился Смирнов. — Занялись отысканием прорех в следствии закрытого дела и поисками мифического главаря. Извините, но совсем забыли, в чем наша основная задача. Очнитесь! Не главаря, вами сочиняемого, ловим, и не Казакова за руку норовим схватить. Ищем убийцу. Я считаю, что убил кто-то из деловой пятерки. Поймайте мне хотя бы одного!
— А если не они? — невинно спросил Казарян.
— Вот вы поймайте, а я допрошу, и тогда совместно решим: они или не они.
— Ты сам всегда говорил, что операцию надо планировать комплексно, — напомнил Ларионов.
— Комплексно пусть планирует Госплан! — заорал вдруг Смирнов. — Нам необходимо как можно быстрее отыскать убийцу.
— Саня, не будем торопиться, — Казарян был спокоен и благожелателен. — Как бы дров не наломать. Пока нас не теребят, можем не пороть горячки.
— А почему нас не теребят, ты об этом подумал? Не теребят потому, что уголовник убит. И начальство наше не трогают поэтому же. Вот мы все вместе скоро и решим: сведение воровских счетов. Потом отложим это дело в сторону, благо, есть чем заняться, а когда полгода пройдет, закроем с легким сердцем. А что? Ну, убили уголовника какого-то и убили. Только потому, что нас не теребят, раскрытие этого преступления должно стать делом нашей совести и профессионального долга.
— Ты нас не агитируй, Саня, — предупредил Казарян.
— Да я не вас агитирую — себя.
— Тогда свободный поиск, — предложил Ларионов. — Время нам давай, освободи от текучки.
— Ты, Сережа, любишь копать вглубь, а главного не откопал. Почему убили Жбана? И вообще, что может послужить причиной, поводом для сведения счетов? На поверхности — две причины: первая — убеждение, что кто-то ссучился на допросе и заложил участников удачно проведенного дела. Тогда это убийство по решению толковища, о котором слухи обязательно ходят. Вторая — отначка. Яма, в которой хранится часть похищенного в секрете от всех. Тогда — подозрение и убийство по подозрению. Все подозревают всех. Еще соображения по причине убийства имеются?
— Ликвидация узнавшего местонахождение ямы. Вариант секрета отначки, — выдал свою версию Казарян.
— Да… Значит, свободный поиск? — спросил Смирнов. Кивнули оба — Казарян и Ларионов.
— Даю три дня на разработку!
Казарян шел к отцу Геннадия Иванюка. С отцом проще, чем с матерью, та потонет в эмоциях. А отцу расскажешь, что к чему, нарисуешь малозаманчивую перспективу, докажешь, что деваться некуда, будет послушным, как хорошо натасканный волкодав. А давить надобно не волка — совсем беззубого пока волчонка. Сынка родного.
Отец Геннадия был шишкой средних размеров — председателем «Мосгоршвейсоюза», одной из организаций Промкооперации.
Одноэтажный особняк на Сретенском бульваре был трогателен, как трогательны уютные московские жилища середины прошлого века, приспособленные под учреждения. Этот хоть содержали в порядке — без халтуры покрашенные стены, непотревоженная старинная лепнина, натертые до блеска, наборные паркетные полы.
Кабинет Тимофея Филипповича Иванюка был хорош потому, что и при дореволюционном владельце он был кабинетом. Любимый Казаряном орех: причудливая резьба, свободные неожиданные формы. После положенных приветствий Казарян поинтересовался:
— Мебель сами подбирали или по наследству?
— Еще со старых времен. Заменить руки не доходят. — Полноватый, весьма вальяжный, в хорошо сшитом пиджаке, Тимофей Филиппович царским жестом указал на кресло, подождал, пока усядется Казарян:
— Чему обязан визитом представителя столь почтенной организации?
— Не «чему» — «кому». Сынку. Кровинушке вашей. — Казарян атаковал с ходу.
— Опять, значит, — поник Иванюк-старший. — Арестовали?
— Зачем спешить? Если вы сделаете так, что он нам поможет, вместе поищем варианты. Например: он рассказывает мне все, только честно, — тогда он свидетель. Молчит или врет — тогда соучастник.
— В чем соучастник?
— В убийстве, дорогой Тимофей Филиппович. — Казарян орудовал дрыном. Подобная разновидность советского руководителя была ему хорошо известна: только дрыном, и только по голове — иначе не проймешь.
— Гена убивал?!!
— Хотите знать, действовал ли ножичком или револьвером? Успокою: не действовал. Но тут же опять
