хотелось вытянуть из собеседника как можно больше информации.
В любой другой день Зерг вряд ли стал бы откровенничать с обычным человеком, но он, так же как и Сомов, оказался в непривычной ситуации. Его только что обыграли в беспроигрышной, казалось бы, партии. Да еще на собственной территории! Мало того, ЕГО заставили пойти на уступки. И кто? Тот, кого седой уже считал своим рабом. А сейчас они, как равные, сидели с этим человеком за одним столом, пили и мирно общались. Расскажи кто Зергу такое раньше, убил бы на месте…
– Ты задаешь слишком много вопросов.
– Не задавая вопросов, ничего не узнаешь. Ничего не узнаешь – так и останешься дураком. А кому охота иметь дела с идиотом? Тебе? – Мишка ткнул пальцем в грудь собутыльника. – Тогда ты и сам ничуть не умнее. Предлагаю тост за нас, за слабоумных!
Пока Зерг пытался вникнуть в логическую цепочку умозаключений нетрезвого оратора, Сомов снова наполнил бокалы.
– Ты каждый раз наливаешь себе меньше, – пригрозил пальцем седой. – Думаешь, я не замечаю?
– Ты же хозяин, – нисколько не смутился Мишка. – Наливая тебе бокал «с горкой», я желаю, чтобы твой дом был полон удачи через край.
«Что б ты в ней захлебнулся!» – добавил он мысленно.
– Наливай и себе «с горкой». Твоя удача мне тоже не помешает. – Хмель наконец добрался и до Зерга.
– Моя удача – часть твоей. А часть всегда меньше целого. – Гость поучительно поднял указательный палец, словно педагог, растолковывающий прописные истины нерадивому ученику. – И попробуй мне возразить!
Михаил нечасто участвовал в пиршествах, но когда собиралась теплая компания, мог выдавать такие экспромты, что за ним впору было записывать.
– Как ты точно подметил! За это действительно стоит выпить.
– Значит турнир, говоришь? И каков главный приз? – Сомов как бы невзначай вернулся к главному вопросу.
– Ну ты и хитрец! – Хозяин особняка без труда раскусил уловку собеседника. – Ладно, расскажу зачем ты мне понадобился. Это может оказаться полезным для моего дела.
И седой рассказал о мрачном мире, простиравшемся сразу за серой аркой, о мрагах – обитателях того мира, и об изгнанниках, одним из которых являлся он сам.
– Нас, изгоев мрачного мира, в Темьграде чуть больше сотни, и у всех единственное желание – одержать победу на турнире последней надежды. Победа – это прощение и пропуск через Врата Мрачности. Пропуск всего один, а желающих его получить много. Вот мы и стараемся. Десять лет каждый ищет себе достойного бойца. А тот выходит на арену – и в первом же бою погибает. И снова долгие десять лет до следующего турнира. Кого я только не пробовал выставлять: и рурхарцев, и рундайцев, и огарцев… Максимум, что удавалось, – пройти три тура. А требуется одержать семь побед. – Зерг схватил со стола запечатанную бутылку и, откусив горлышко, ополовинил ее в три глотка. Потом продолжил: – Вирзалий в этом смысле показался мне перспективным воином. Хотя бы потому, что был практически невосприимчив к магии. К тому же он прекрасно управлялся с энергетическими полями, гораздо лучше других властителей. И вдруг, когда до турнира оставалось меньше двух месяцев, – такой удар! Я нахожу его мертвым. Ты не представляешь, как я разозлился! Желание наказать того, кто вмешался в мои планы, настолько завладело разумом, что мысль об использовании человека, одолевшего властителя, пришла мне в голову не сразу. Спасибо твоей девице: кулон на ее шее напомнил о кантилимских играх. Я ведь и там как-то пытался подыскивать себе гладиаторов, но мне нужны либо парни со способностями властителей, либо маги. Другим на турнире последней надежды больше двух туров не выстоять.
– И ты хочешь, чтобы я победил всех гладиаторов? – спросил Мишка.
– У тебя для этого есть все необходимое. По крайней мере, я еще не видел ни одного столь способного бойца.
– Допустим. Теперь расскажи, что за клеймо ты прицепил мне на шею. Почему я его не вижу, а другие видят?
Седой ответил не сразу. Он окинул собеседника недобрым взглядом и даже собрался напомнить, кто в доме хозяин, но в последний момент что-то заставило его передумать. Колдун усмехнулся и продолжил общение ленивым голосом:
– Это специальный знак, чтобы другой мраг не вздумал тобой завладеть, и предупреждение для коренных обитателей Темьграда, чтобы они не делали попыток испортить чужое имущество. Только им дано видеть мою печать. Ты мой раб, моя собственность. – Последнюю фразу Зерг произнес с нескрываемым самодовольством.
– Так не пойдет, – запротестовал чемпион кантилимских игр. – Если я раб, то ты рабовладелец? Верно?
– Можно и так сказать.
– Значит, дела твои совсем плохи. – Мишка сочувственно вздохнул.
– Ты о чем?
– Чему нас учит история?
– Чему? – Пространные замечания собутыльника снова привели Зерга в некоторое замешательство.
– Рабы в конце концов получили свободу, а рабовладельцы вымерли, как мамонты. Ты этого хочешь?
– Нет.
– Тогда давай выпьем за свободу.
Они выпили, и Михаил резко перешел на серьезный тон:
– Запомни, Зерг, чтобы мне потом не пришлось повторять. Я человек свободный. Или мы договариваемся на равных, или я прямо сейчас устраиваю восстание рабов.
– У нас не принято ни о чем договариваться с гладиаторами. Или ты идешь убивать для хозяина, или умираешь сам. Я же тебе про-де-мон-он-стри – три-р-р-ро-вал, – мраг с трудом выговорил сложное слово, – как действует печать покорности. При желании с ее помощью я легко могу тебя уничтожить.
– Я тебе тоже кое-что показал. Хочешь – могу повторить.
– Зачем?
– Чтобы ты не зазнавался.
– А я!.. Знаешь что я?!
– Нет.
Взглянув в глаза Михаилу, седой вдруг забыл, что он хотел сказать.
– Я тебя уважаю. Давай лучше выпьем, – первый раз предложил Зерг.
– За что?
– За взаи-имо-мо-пони-нимание, – трижды запнувшись на одном слове, все-таки произнес седой. – А о делах поговорим завтра. Как там у вас сказывают? Утро вечера мудренее.
– Наливай.
Наблюдая со стороны за спивающейся парочкой, два других участника трапезы, сидевшие на противоположном конце стола, переглянулись.
– Они что, совсем упились? – спросил студент.
– Не знаю… Но я пива столько не выпью, сколько они влили в себя винища.
– По три литра на брата. Я считал. – Как всегда, Марицкий был очень внимателен.
– Не думал, что наш Мишка настолько силен в алкоспорте. Он ведь почти не закусывает.
– А ты видел, каким он пришел в трапезную? Некоторые покойники бодрее выглядят.
– Зато он добился своего. И девчонок из беды вытащил, и нос седому гаду утер. Помнишь кислую морду этого типа?
– А Михаилу плохо не будет? – Эдуард не мог понять, почему Сомов, всегда призывавший к осторожности в доме врага, сейчас вел себя так странно.
– Будет, но завтра утром.
Эти слова Гоги были последними оставшимися в памяти чемпиона кантилимских игр. Как он добрался до постели, разделся и лег спать, вспомнить не удалось. Утро ознаменовалось жуткой головной болью,
