— Это нужно мне. Раз вы не дали мне своего адреса, мне нужно хоть на чем-то иметь ваш автограф.
— Зачем?
— В доказательство того, что я представляю ваши интересы.
Я написал расписку и дал ей подписать копию. Она неохотно написала аккуратным секретарским почерком: «Орфамей Куэст».
— Адреса так и не дадите? — спросил я.
— Я предпочла бы не давать.
— Тогда звоните мне в любое время. Мой домашний номер тоже есть в телефонной книге. Адрес: Бристоль-аппартаментс, квартира четыреста двадцать восемь.
— Вряд ли мне понадобится навестить вас, — холодно заметила она.
— Я вас пока и не приглашаю, — парировал я. — Позвоните мне часа в четыре. Может, удастся что- нибудь узнать.
Девушка встала.
— Надеюсь, мама согласится, что я поступила правильно, обратившись к вам.
— Только не рассказывайте мне больше о тех вещах, которые не одобряет ваша мать.
— Вот еще!
— И перестаньте говорить «вот еще».
— По-моему, вы отвратительный тип, — заявила она.
— Наоборот, вы в восторге от меня. А я считаю вас забавной маленькой лгуньей. Вы ведь не думаете, что я взялся за это дело только ради двадцати баксов?
Она колюче взглянула на меня.
— Тогда ради чего же? — спросила она и, когда я не ответил, сказала: — Может быть, из-за весны, носящейся в воздухе?
Я снова промолчал. Она чуть покраснела и хихикнула.
У меня не хватило духу сказать ей, что мне просто надоело бездельничать. Хотя, возможно, виновата была и весна, и какое-то выражение в ее глазах, гораздо более древнее, чем Манхэттен, штат Канзас.
— Правда, я считаю вас очень милым, — призналась мягко девушка.
Она повернулась и почти выбежала из конторы. Ее каблучки дробно простучали по коридору. Наверное ее мать так стучала по краю обеденного стола, когда отец тянул руку за вторым куском пирога. А у него нет больше денег, нет ничего. Ему остается только сидеть в качалке на крыльце дома в Манхэттене, медленно и плавно покачиваться с пустой трубкой во рту и ожидать второго удара. Ждать с пустой трубкой во рту. Без табака.
Я положил в конверт двадцать долларов. Орфамей Куэст, написал на нем ее фамилию и убрал в ящик письменного стола. Опасно разъезжать по городу с такими деньгами.
Глава 3
Можно хорошо знать Бэй-сити и не быть знакомым с Айдахо-стрит, и можно хорошо знать Айдахо- стрит и не быть знакомым с домом 449.
Это был обычный дом, в котором сдавались дешевые меблированные комнаты. Перед ним тянулась грязная разбитая мостовая, а напротив — дощатый забор, разрисованный и исписанный детьми. Ворота в заборе, казалось, не открывались лет двадцать.
На длинной веранде дома стояли пустые качалки, дырявые жалюзи на окнах были опущены, на входной двери висело пожелтевшее от времени объявление:
Войдя в холл, я позвонил, чтобы позвать управляющего, но никто не отозвался. Тогда я вышел из дома и направился к задней двери. Квартира управляющего должна была находиться именно там.
На маленьком крыльце стояло мусорное ведро и ящик с пустыми бутылками.
Доступ в квартиру преграждала только дверь с проволочной сеткой. Находившаяся за ней деревянная дверь была открыта, там царил полумрак. Я прислонил лицо к проволочной сетке, и мне удалось разглядеть в полумраке стул, на котором висел мужской пиджак и сидел мужчина небольшого роста в рубашке. Он что- то делал на откидном столе.
Я постучал в дверь. Мужчина не обратил на это внимания. Я постучал второй раз, погромче. На этот раз он отодвинул стул и повернул ко мне свое бледное лицо с сигаретой во рту.
— Что нужно? — пролаял он.
— Управляющего.
— Его нет.
— А вы кто такой?
— Какое ваше дело?
— Мне нужна комната.
— Свободных комнат нет. Вы что, читать не умеете?
— У меня случайно имеются другие сведения, — сказал я.
— Да?
Он стряхнул ногтем пепел с сигареты, не вынимая ее изо рта.
— Ну и оставайтесь с ними.
Он снова подвинул стул и продолжал свое занятие.
Я осторожно потряс дверь. Она была закрыта на крючок. Я достал перочинный нож, лезвием которого подцепил крючок. Послышалось легкое позвякивание, но звуки в кухне заглушили его.
С оглядкой я вошел в кухню. Маленький человек был слишком занят и никак не реагировал на меня. В кухне стояла газовая плита на три горелки, а также я различил несколько полок с сальными тарелками, облупившийся холодильник и уголок для еды. Стол в этом уголке был завален деньгами, которые большей частью были бумажные, но виднелось и серебро. Мужчина считал и складывал их, делая записи в книжке. Он слюнявил карандаш, не вынимая сигареты изо рта.
На столе лежало около нескольких сотен долларов.
— Собираете плату за квартиры? — дружелюбно спросил я.
Мужчина резко обернулся, молча посмотрел на меня, потом бросил на пол окурок и затоптал его. Достав из кармана рубашки новую сигарету, он вставил ее в рот и стал шарить спички.
— Ловко вы вошли, — обронил он.
Не найдя спичек, он повернулся на стуле и небрежно полез в карман пиджака. Что-то глухо ударилось о стул. Прежде чем ему удалось вытащить этот тяжелый предмет из кармана, я схватил мужчину за руку. Он попытался вырваться, но я выбил из-под него стул.
Мужчина тяжело хлопнулся на пол, ударившись головой о край стола, но это не удержало его от попытки пнуть меня в пах. Я отступил назад, держа в руке его пиджак, и извлек из кармана пиджака револьвер тридцать восьмого калибра.
— Хватит сидеть на полу, приятель, — сказал я.
Он медленно встал, притворяясь более оглушенным, чем был на самом деле, сунул руку за ворот рубашки, и тотчас в руке его сверкнуло лезвие ножа.
Я двинул его по челюсти его же собственным револьвером, и мужчина снова грохнулся на пол. Я наступил на его руку, державшую нож. Лицо его скривилось от боли, но он не издал ни звука. Ногой я отшвырнул нож в угол. Это был длинный, тонкий и на вид острый кинжал.
— Постыдитесь, — сказал я. — Нападать с ножом и револьвером на человека, просто заглянувшего сюда в поисках комнаты. Даже для нашего сурового времени это слишком.
Мужчина потирал ушибленную руку, зажав ее между колен, и насвистывал сквозь зубы. Удар по челюсти он перенес легко.
— Я и не старался быть пай-мальчиком, — ответил он. — Ладно, твоя взяла. Бери деньги и выметайся, но будь уверен, что мы до тебя доберемся.
