знакомыми. Не знаю, что вы от меня хотите.
Фаррел ловко ввернул:
— Насколько я понимаю, вы хотите, чтобы мисс Уэльд была вашей свидетельницей в связи с этим снимком, но в каком судебном процессе?
— Это мое дело, — отрезал Эндикот. — Вчера вечером кто-то убил Стилгрейва выстрелом из пистолета. Возможно, женщина. Это могла быть и мисс Уэльд. Мне неприятно говорить об этом, но так складываются обстоятельства.
Мэвис Уэльд, опустив глаза, вертела в руках белую перчатку.
— Что ж, предположим, вы устроите процесс, — сказал Фаррел. — Но для него вам нужно, чтобы какой-нибудь свидетель дал показания, когда, где и как был выполнен этот снимок. Мисс Уэльд ничем помочь вам не может, ибо ей известно об этом снимке только то, что она видит на нем. Если вы не найдете такого свидетеля, то я буду возражать… если стану защитником обвиняемой. Я даже смогу представить экспертов, которые будут утверждать, что фотография подделана.
— Не сомневаюсь, — сухо заметил Эндикот.
— Единственным надежным свидетелем в этом процессе может быть только человек, сделавший этот снимок, — спокойно продолжал Фаррел. — Но, насколько мне известно, он умер. Подозреваю, что именно поэтому его и убили.
Эндикот сказал:
— Этот снимок и сам по себе является убедительным доказательством того, что в определенное время Стилгрейв не был в тюрьме, а следовательно, не имеет алиби в связи с убийством Стейна.
— Этот снимок будет доказательством, если вы предъявите его на суде, — сказал Фаррел. — Впрочем, я не собираюсь учить вас юриспруденции, вы ее хорошо знаете. Забудьте об этом снимке, вы им ничего не докажете. Ни одна газета не решится его напечатать, ни один судья не примет его как доказательство, потому что ни один компетентный свидетель не сможет подтвердить его подлинность. И если Марлоу скрывал именно этот снимок, то он не нарушил закона, ибо этот снимок не является доказательством.
— Я не собираюсь судить Стилгрейва, — сухо сказал Эндикот. — Меня интересует, кто убил его. Как ни странно, полицию это тоже интересует. Надеюсь, наш интерес к этому не задевает вас?
— Меня ничего не задевает, — ответил Фаррел. — Поэтому я и занимаюсь адвокатурой. А вы уверены, что Стилгрейва убили?
Эндикот с удивлением посмотрел на него. Фаррел непринужденно продолжал:
— Насколько мне известно, были найдены два пистолета, причем оба принадлежали Стилгрейву.
— Кто вам это сказал? — спросил Эндикот, подавшись вперед.
Адвокат бросил сигарету в пепельницу и пожал плечами:
— Такие вещи всегда выходят наружу. Из одного пистолета убиты Куэст и Стейн, из другого — Стилгрейв. Причем выстрел сделан с близкого расстояния. Гангстеры не кончают жизнь самоубийством, но иногда бывают исключения.
— Без сомнения, — сказал Эндикот. — Благодарю вас за предположение, но оно неверно.
Фаррел слегка улыбнулся и промолчал. Эндикот вновь обратился к Мэвис Уэльд:
— Мисс Уэльд, прокуратура не ставит своей задачей доставлять неприятности людям, для которых реклама в печати имеет огромное значение. Мой долг — решить, следует ли привлечь человека к суду за убийство или вызвать его в качестве свидетеля на процесс. Я не намерен разрушить вашу карьеру из-за того, что вам не повезло с приятелем, который, хотя и не судился, но тем не менее в недавнем прошлом был членом гангстерской банды. Не думаю, что вы были совершенно откровенны в отношении этого снимка, но я не хочу оказывать на вас давление. Я не утверждаю, что вы убили Стилгрейва, но меня интересует, известно ли вам что-нибудь указывающее на его убийцу.
— Факты, мисс Уэльд, а не просто подозрения, — быстро вставил Фаррел.
Мэвис посмотрела Эндикоту в глаза и сказала:
— Нет.
Он встал и поклонился:
— Тогда на сегодня все. Благодарю, что пришли.
Фаррел и Мэвис тоже встали. Адвокат спросил:
— Вы созовете пресс-конференцию?
— Я предоставлю это вам, мистер Фаррел, — ответил прокурор. — Вы всегда отличались особым умением в обращении с прессой.
Адвокат с Мэвис направились к двери, Мэвис, проходя мимо, казалось, не смотрела на меня, но я ощутил, как что-то коснулось, сзади моей шеи. Вероятно, ее рукав. Случайно.
Они вышли. Эндикот следил, как за ними закрылась дверь, потом перевел взгляд на меня.
— Может быть, Фаррел представляет и вас? Я забыл его спросить.
— Он мне не по карману, так что я в вашей власти.
Прокурор улыбнулся:
— Я позволил им забрать все взятки, и вы ожидаете, что я отыграюсь на вас?
— Помешать вам я не смогу.
— Вы не очень-то довольны оборотом дел, не правда ли, Марлоу?
— Я просто сделал шаг не в ту сторону и теперь собираю причитающиеся мне синяки и шишки.
— Вы не считаете; что у вас есть кое-какие обязательства перед законом?
— Считал бы… если бы закон представляли такие люди, как вы.
— На это существует много ответов, — сказал он. — Но все они сводятся к одному. Закон — это граждане страны. В Америке мы еще не добились, чтобы это понимали все. Для нас закон — это враг. Мы нация копоненавистников.
— Чтобы изменить сие, потребуется много труда, — заметил я. — С обеих сторон.
— Да, вы правы, — согласился он. — Но ведь кто-то должен начать. Благодарю вас за то, что пришли.
Выходя из кабинета Эндикота, в дверях я столкнулся с секретаршей, державшей толстую папку в руках.
Глава 30
Бритье и второй завтрак привели меня в сравнительно приличное состояние. Я поднялся в свою контору и вдохнул спертый воздух с запахом пыли. Открыв окно и впустив в комнату приятный аромат свежесваренного кофе из соседнего магазина, я сел за стол, набил трубку, раскурил ее и огляделся, откинувшись на спинку кресла.
— Хелло! — сказал я.
Обращался я к обстановке конторы: к трем зеленым ящикам с картотекой, к старому потертому ковру и креслу для клиентов да к люстре на потолке, на которой уже полгода лежат три высохших мотылька. Я беседовал с дверью из матового стекла, с темной мебелью, с подставкой для ручек на столе и с усталым- усталым телефоном. Я разговаривал с аллигатором, старым аллигатором по фамилии Марлоу, частным детективом в нашем маленьком процветающем сообществе. Не самым умным парнем в мире, зато дешевым. Он начал дело бедняком и кончит его таким же бедняком.
Я достал из ящика и поставил на стол бутылку «Олд Форестера», в которой оставалось почти треть. Да, «Олд Форестер». Кто подарил тебе эту бутылку с зеленой этикеткой, дружище? Уж конечно, не твой собрат по ремеслу. Наверное, какой-нибудь клиент. Когда-то у меня были клиенты.
И я снова вспомнил Орфамей. Возможно, мои мысли телепатически передались ей, потому что тут же зазвонил телефон и в трубке раздался ее голосок, звучавший, как при нашем первом разговоре.
— Я говорю из телефонной будки, — сообщила она. — Если вы один, я поднимусь.
— Валяйте.
— Вы, вероятно, сердитесь на меня?
— Ни на кого я не сержусь. Просто устал.
