— Нет, сердитесь, — возразила она. — Но я все равно зайду к вам.
Она повесила трубку. Я откупорил бутылку, понюхал виски и передернулся. Все ясно. Если запах виски так действует на меня, значит, я измотался до предела.
Я убрал бутылку и встал, чтобы встретить Орфамей. Вскоре я услышал ее шаги в коридоре. Я узнал бы эти мелкие шажки из тысячи. Я открыл дверь, и она робко подошла ко мне.
Все исчезло: раскосые очки, новая прическа, шляпка, запах духов и прочие кокетливые уловки. Не было ни помады, ни украшений — ничего. Она выглядела так же, как в первое утро, — тот же строгий коричневый костюм, очки без оправы, квадратная сумка и та же улыбочка.
— Я еду домой, — объявила она.
Орфамей проследовала за мной в кабинет и с чопорным видом уселась в кресле. Я тоже сел и посмотрел на нее.
— Значит, назад, в Манхэттен, — сказал я. — Странно, что вас отпустили.
— Мне пора возвращаться. — Она поправила очки. — Я отвыкла от этих очков. Раскосые лучше, но доктору Пугсмиту они не понравятся.
Орфамей поставила сумку на стол и стала водить по нему пальцем. Все было точно так же, как во время нашей первой встречи.
— Не могу вспомнить, вернул я вам двадцать долларов или нет, — сказал я. — Мы столько раз перебрасывались ими, что я уже не помню.
— О, возвратили, — ответила она. — Благодарю вас.
— Вы уверены?
— Что касается денег, я никогда не забываю. А с вами все в порядке? Вам здорово от них досталось?
— От полиции? Да нет.
Она немного удивилась. Глаза ее как-то странно сверкнули.
— Вы, наверное, ужасно храбрый, — нерешительно произнесла она.
— Мне просто везет.
Я взял со стола карандаш и потрогал его кончик: он был достаточно острый, но я не собирался им писать. Вместо этого я нагнулся над столом, подцепил карандашом ремешок сумки и подтянул ее к себе.
— Не трогайте ее. — Она протянула руку за сумкой.
Я усмехнулся и отодвинул сумку подальше от нее.
— Очень миленькая сумка, — сыронизировал я. — Подходит вам.
Орфамей откинулась на спинку кресла и улыбнулась, однако в глубине ее глаз таилось смутное беспокойство.
— Вы находите меня милой, Филип? По-моему, я самая заурядная.
— Я бы не сказал.
— Правда?
— Конечно. Я считаю вас одной из самых необычных девушек, которых мне довелось встречать.
Я поставил сумку на край стола. Орфамей со смятением взглянула на нее, но тут же перевела свой взгляд на меня, продолжая улыбаться.
— Держу пари, что вы знали ужасно много девушек. Почему… — Она опустила глаза и снова стала чертить пальцем по столу. — …Почему вы не женаты?
Я подумал о том, как много существует ответов на этот вопрос, и вспомнил всех женщин, которых любил. Нет, не всех, а некоторых из них.
— Допустим, у меня есть ответ на ваш вопрос, — размеренно произнес я. — Но он мне покажется весьма банальным. На некоторых женщинах мне бы хотелось жениться, но у меня не было того, в чем они нуждались. На других не надо было жениться, я просто соблазнял их.
Орфамей покраснела до корней своих мышиных волос.
— Вы иногда говорите ужасные вещи.
— Это случалось с самыми милыми женщинами. То, о чем я говорил.
— Прошу вас, замолчите. — Она посмотрела на стол, затем не торопясь проговорила: — Мне бы хотелось, чтобы вы рассказали о том, что случилось с Оррином. Я не знаю, как отнестись к этому.
— При нашей первой встрече я сказал вам, что он, вероятно, сошел с рельсов. Помните?
Орфамей кивнула.
— Виновата в этом неподходящая семейная обстановка, — продолжал я. — Видимо, у вашего брата было сильно развито чувство собственного превосходства, а жил он в семье, где подавлялись желания и воля. Это я понял с ваших слов. Не стану вдаваться в психологический анализ, но мне казалось, что ваш брат может пойти очень далеко, если вступит на преступный путь. Кроме всего прочего, в вашей семье все крайне нуждались в деньгах, все, кроме одного ее члена.
Она улыбнулась. Меня позабавило, что она подумала, будто я имею в виду ее.
— Хочу задать вам один вопрос, — сказал я. — Ваш отец был вторично женат?
— Да, — снова кивнула она.
— Тогда все ясно. У Лейлы была другая мать. Это меня вполне устраивает. Скажите мне еще кое-что. В конце концов, я работал для вас за очень низкий гонорар.
— Вам заплатили, — резко заметила она. — И очень хорошо заплатили. Вы получили деньги от Лейлы. И не ждите, что я назову ее Мэвис Уэльд.
— Вы не знаете, заплатили мне или нет.
Наступила длинная пауза. Ее взгляд снова метнулся к сумочке.
— …Так или иначе вам заплатили.
— Ладно, оставим это. Почему вы мне сразу не сказали, что Мэвис Уэльд ваша сестра?
— Мне было стыдно. И мама и я стыдимся такого родства.
— А Оррин не стыдился?
— Оррин?
Опять небольшая пауза и взгляд в сторону сумки. Меня это заинтриговало.
— Ну, он долго жил здесь и привык ко всему. — Сниматься в кино не позорно.
— Дело не в этом… — поспешно начала она, и в глубине ее глаз что-то блеснуло, но тотчас же исчезло.
Я раскурил трубку. Я слишком устал и не мог выказывать эмоции, даже если они и были у меня.
— Знаю. Или, во всяком случае, догадываюсь. Каким образом удалось Оррину выведать о Стилгрейве такие вещи, что даже копам было не под силу найти?
— Не имею понятия, — медленно ответила Орфамей, осторожно подбирая слова. — Может быть, от доктора Лагарди.
— О, конечно, — широко улыбнулся я, — они ведь старые друзья. Общий интерес к колющему оружию.
Орфамей внимательно смотрела на меня. Ее лицо стало казаться изможденным и неприятным.
— Когда вы так говорите, то просто отвратительны, — заметила она.
— Очень жаль, — ответил я. — Если бы все оставили меня в покое, у меня был бы чудесный характер.
Я подвинул к себе ее сумку и стал неторопливо открывать.
— Милая сумочка.
Орфамей вскочила и попыталась вырвать ее из моих рук.
— Отдайте!
Я уставился ей в глаза.
— Вы собрались вернуться в Манхэттен, штат Канзас, верно? Уже купили билет?
Она медленно села и сжала губы.
— О'кей, я не собираюсь задерживать вас, — продолжал я. — Меня только интересует, много ли денег вы выжали?
Орфамей заплакала. Я открыл сумку и просмотрел ее содержимое. Ничего существенного там не было, пока я не добрался до отделения на «молнии». Оттуда я извлек пачку новеньких банкнот и пересчитал их.
