что заранее знал: хоть кого-нибудь да убьют. Какой гнусный цинизм.
Я уже сказал инспектору, что Брэдби предупреждал своих подопытных о возможности их истребления, но сам я ничего циничного в этом предупреждении не находил. Я склонялся к варианту, что Брэдби искренне — и резонно — переживал за них. Если Алиса и другие действительно ускользнули…
— В суде не так-то легко будет доказать, что остальные четверо не были настоящими людьми, — предостерег я Хедли, хотя он, вероятно, был уже в курсе. — Анализы ДНК хоть в чем-то обличают их трансгенное происхождение?
Хедли покачал головой. Безусловно, он понимал подтекст моего вопроса. Пересадка генов человека животным была, бесспорно, противозаконным деянием, но если Алиса сказала мне правду, с ней проделали нечто иное. Если с генетической точки зрения Алиса — стопроцентная свинья, у адвокатов Хеманса есть зацепка, есть шанс доказать: в действиях их подзащитного и его коллег отсутствовал состав преступления. Если же Алиса — самый настоящий человек не только внешне, но и во всех остальных аспектах, кроме генетического, адвокаты вообще могут торжествовать: разбираться, каково содержание юридического понятия «человек» и насколько оно правомерно и справедливо, можно до скончания века… Впрочем, для этого ГВР еще должна изловить Алису.
Итак, каковы бы ни были намерения организаторов операции, она провалилась с треском. Теперь дело за министром — именно ему предстоит раздать всем сестрам по серьгам и проанализировать глобальное значение того, что нам стало известно. Я и мне подобные — глаза и мозг министра, так что подлинные последствия фиаско со «Скотным двором» придется выяснять именно нам. Правительства отправлялись в отставку и по более тривиальным поводам, чем этот; а надеяться, что случившееся удастся утаить, уже поздно.
Я принялся расспрашивать Хедли, и он сознался: без журналов наблюдений и других материалов, которые, как известно, сгорели, установить истинное количество экспериментальных «поросят» не представляется возможным. Их всегда держали в доме, вдали от пытливых глаз наблюдателей (которые, впрочем, все равно не распознали бы их крамольной натуры). Конечно, правда была известна самим поросятам и их создателям — но разве можно им доверять? Теперь, когда мы доподлинно удостоверились, что поросята — по крайней мере, пока живы — могут успешно прикидываться людьми, следовало учесть вероятность, что они уже в Брайтоне, в Лондоне, где угодно.
Если Алиса и ее друзья меня не мистифицировали, сбежало по крайней мере трое поросят. Хедли сказал, что, судя по показаниям других участников операции, в лесу за главным усадебным домом, возможно, смогли ускользнуть от погони еще две особи, обе женского пола. Я заметил, что с репродуктивной точки зрения такая популяция даже лучше той, которую Бог поместил в Эдем, и той, которую Лот вывел из Содома.
Правда, как ученый я не мог не питать сомнений на сей счет: трансгенные особи редко способны размножаться естественным путем; также отнюдь не исключено, что у деток этих эрзац-девиц будут плоские носы и хвостики колечком; но нам следовало готовиться к худшему. Извлечь человекоподобное дитя из лона свиноматки, казалось бы, не легче, чем купить спичек на поросячий пятачок; но тут не нам судить, поскольку, выражаясь по-научному, данная область знаний — не наш профиль. Что знаю я — ведь нелегальными экспериментами я в жизни не баловался? Что знаем все мы вместе взятые, если только Хеманс, Ролингфорд и Брэдби не соблаговолят просветить наши невежественные умы?
Вероятно, еще повезло, что меня не отстранили от проекта. Я был нужен. Вообще-то изначально мне было поручено анализировать информацию, а не проводить допросы, но новые обстоятельства заставили меня сменить роль. Беседа с Алисой дала мне преимущество перед другими коллегами… Словом, врачи, подвергнутые мощному прессингу со стороны моего начальства, поспешили меня выписать, снабдив на прощание мешком таблеток.
— Обвинение им еще не предъявлено, — пояснил мне Хедли по дороге в полицейский участок, где нам предстояло допрашивать Хеманса, Ролингфорда и Брэдби. — В данный момент считается, будто они добровольно помогают следствию. Мы думаем привлечь их за поджог, похищение и растление малолетних, но прежде, чем надавить на них всерьез, надо поглядеть, как поведут игру они сами и их адвокаты. Если они чистосердечно признаются и укажут, где резервные копии их материалов, авось удастся уладить дело полюбовно.
Рассуждения инспектора показались мне вполне разумными. Правда, вопрос о разумности наших безумных гениев оставался открытым…
На беседу с Хемансом я направлялся с мыслью, что на нашей стороне лишь я один всерьез обдумал проблему во всех ее аспектах, лишь я один постиг всю сложность ситуации. Я говорил себе, что грядет мой звездный час, что моя карьера взлетит к высотам, о каких я и мечтать не мог… конечно, если сам не оплошаю.
Разумеется, нашу беседу снимали на видео, но вещественным доказательством в суде эта запись служить не могла.
Пропорциональное соотношение чувств, которые выразились при моем появлении на лице Хеманса, я измерить не в силах; но толика презрения и толика отвращения там присутствовали точно. Меня это удивило. Когда мы с Хемансом познакомились, а было это еще в 2006-м году, он сам работал в государственных структурах — подводил итоги проекта «Геном человека», но еще до того, как проект ГЧ даровал человечеству свои бесценные окончательные результаты, его сотрудников принялся активно переманивать частный сектор. Сравнительная геномика считалась очередной «землей обетованной». Я не порицал Хеманса за бегство с нашего корабля — но и не видел, почему это он должен порицать мое решение остаться на государственной службе.
К 2006-му стало очевидно, что попытки запатентовать отдельные элементы генетического кода человека и создать диагностические средства на основе данных ГЧ в ближайшем будущем не имеют коммерческого потенциала, поскольку каждый шаг в данном направлении чреват многолетними судебными процессами. Однако был уже создан прецедент выдачи патентов на гены животных: гарвардская онкомышь оказалась лишь первой в длинной череде модных патомоделей. Если учесть, что гены любого млекопитающего как минимум на девяносто пять процентов гомологичны человеческим, амбициозные биотехнологические корпорации нашли простое решение: обогнуть минное поле научной этики, бросив главные силы на все, что позволительно делать с животными. А в качестве перспективных объектов для исследований генетического кода и соответствующих экспериментов естественно было взять свиней — ведь они уже поставляли внутренние органы для ксенотрансплантации; неудивительно, что на них остановил свой выбор и Хеманс со своими коллегами. Удивляло и нервировало тут другое, а именно то, что эти ученые преступили запрет на использование человеческих генов в противоправных целях, установленный Верховным судом Европы. А меня лично еще сильнее удивлял — и еще сильнее нервировал — взгляд Хеманса, в котором не было ни намека на раскаяние или стыд. Это меня насторожило, а в настороженном состоянии я еще педантичнее, чем обычно.
— Прежде всего, доктор Хеманс, — произнес я, взвешивая каждое свое слово, — мне поручено от имени Правительства Его Величества принести вам извинения за трагические смертельные жертвы во время штурма полицейскими поместья Холлингхерст. Полиция имела основания предполагать, что столкнулась с серьезным правонарушением, и действовала в полном соответствии с законом, но, к ее глубокому сожалению, очень многие из тех, кто выбегал из здания, не подчинились приказу «Стой», что, в свою очередь, вынудило сотрудников ГВР открыть огонь.
— Хватит трепаться, Хитченс, — пробурчал Хеманс, презрительно выпятив нижнюю губу. — Нам обвинение-то предъявят, а? И если да, то в чем?
— Ладно, — перешел я, как и планировал, на более непринужденный тон, призванный создать (обманчивое и, каюсь, не слишком убедительное) впечатление, будто с моей стороны трепа больше не будет. — Насчет обвинения они вообще еще ничего не решили. Есть несколько фракций с разными мнениями. Как только кого-то из беглецов изловят — а это случится непременно, — «ястребы» бросятся в атаку. До этого момента вы должны успеть со своим предложением, если вы вообще имеете что предложить.
