ударил его копытом. А я потеряла сознание от испуга.
«А эта подкова, — мистер Фенвик поднял ее и вертел в руках. — Он ее потерял?»
Я не сразу поняла, насколько разумно Кон выбрал оружие. До Адама дошло сразу. Если бы он увидел эту штуку раньше, он бы ее, несомненно, убрал. Он ответил спокойно: «Мне не кажется, что это Рябинового. Должно быть, упала с гвоздя. Может, о нее Винслоу и споткнулся».
Фермер перевернул подкову в ладони. Чистая. Посмотрел на ноги Рябинового, которых, к счастью, я видеть не могла. «Да, — сказал он, — похоже», — и положил ее на подоконник.
В тот же день, но позже, мы с Юлией шли по полям к старому домику у ворот. Воздух после грозы стал свежим и прозрачным, казалось, каждая травинка четко видна над своей тенью. Вдоль дороги, где вчера была только пожухлая трава, расцвели дикие цветы. Мы остановились у ворот с надписью «Вайтскар», глядя на обломки дома, дуба и девичьего винограда.
День изменил даже это. Огромное облако веток дуба с желтыми листьями, еще не опавшими, темные плети девичьего винограда, розы на камнях — при ярком свете все это выглядело пасторально, даже приводило в идиллическую меланхолию. Будто и не было трагедии прошлой ночи. Но там, где я разворачивала машину, виднелись следы шин. Валялись несколько кусков дерева. Но больше всего наводила на размышления отсутствующая часть дерева, которую мальчики Фенвика вырубили, чтобы расчистить путь для скорой помощи.
Мы с Юлией смотрели на все это молча, потом я сказала: «Бедная Лиза».
«Что она будет делать?»
«Я предложила ей остаться, но она уезжает домой. Наверное, это лучше. Что сделано, то сделано, и можно только попытаться забыть».
«Да. — Но голос Юлии звучал неуверенно. Я рассказала ей историю нашего с Коном и Лизой заговора, а также правду происшедшего прошлой ночью. — Знаешь, по-настоящему я до сих пор не понимаю».
«А кто вообще может понять, что доводит человека до убийства? Ты ведь представляешь, что он тогда думал. Только с моих слов он знал, что дедушка оставил ему Вайтскар, а когда обнаружил, что я на самом деле Аннабел, не мог поверить, что я стояла и смотрела, как меня лишают наследства. Потом он понял, что Адам любил… до сих пор любит меня. Наверное, сразу вообразил, как я выхожу замуж за Адама и поселяюсь здесь. Сомневаюсь, что он успел что-нибудь обдумать подробно. Просто знал, что я имею возможность оспорить завещание, если оно действительно составлено в его пользу, и даже обвинить его в попытке получить деньги на ложных основаниях».
«Понимаю, — она зябко повела плечами. — Чего не понимаю, так это почему он действительно просто не дал балке упасть. Сделать это было очень легко. Умерли бы оба, но не верю, что его бы это взволновало».
«Нет. Но он хотел, чтобы Дональд был жив… и, кроме того, ты была рядом и смотрела. Не так-то это и легко. И смерть Адама решила бы только одну проблему, моя решала все. Независимо от того, правду я говорила или нет, Кон в случае моей смерти многое приобретал. Деньги там тоже были, помнишь? Он ни в чем не был уверен, но не хотел пускать все на самотек, а случай представился уж слишком удобный, чтобы его упустить. Я же говорила, что Кон не боится риска».
«Со мной, например, в ту ночь у реки?»
«Думаю, так».
Какое-то время мы молчали, потом она потрогала меня за рукав. «Почему у тебя такой вид?»
«Мне очень трудно не обвинять себя».
«Обвинять себя? — закричала Юлия. — Аннабел, дорогая, в чем?»
«Не могу избавиться от ощущения, что события прошлой ночи — частично и моя вина. Бели бы я не была такой усталой и глупой, и если бы Кон не добил меня ложью про Адама, я бы сумела его убедить, что не пытаюсь выжить его из Вайтскара. Или если бы я поговорила с ним раньше… Или вообще не умничала и не отправилась бы сюда играть с ним в его игры…»
«Прекрати! — Она легонько встряхнула мой рукав. — Будь разумной, ради Христа! Причина всех несчастий и насильственных действий — только Кон! Он виноват от начала до конца в том, что случилось прошлой ночью, и ты это знаешь! Он отправился в конюшню убивать тебя, просто на всякий случай, чтобы ты не навредила ему. Да, и это правда, и это ты тоже знаешь. Даже если бы ты была способна разговаривать с ним, с чего ты взяла, что он стал бы слушать? Только не он! А что ты обманывала его насчет Мери Грей, так кто в этом виноват? Если бы он не напугал тебя до смерти восемь лет назад, тебе и в голову бы это не пришло! А не думай ты, что он опасен для нас с дедушкой, как на самом деле и было, ты бы вообще не приехала. Ой, нет, солнышко, отбрось ты эту ерунду насчет вины. Перестань!»
«Хорошо», — я ей улыбнулась.
«Совет от Тетушки Юлии. — Она легко сжала мою руку. — Зуб за зуб. Я приняла твой, а ты прими мой. Забудь все как можно скорее, больше ничего и не нужно. Нам есть за что Бога благодарить!»
«Это точно. — Я откинула голову назад и посмотрела вверх, где ярко желтели листья дуба на фоне неба. — Знаешь, что мне хочется сделать?»
«Что?»
«Вырезать кусок деревянной балки, когда ее освободят от мусора, и отдать что-нибудь из нее сделать для Вайтскара. Что мы вместе будем использовать, маленький столик или полку, чтобы Адам там хранил награды за коней, а я кубки за верховую езду».
«Почему бы и нет? Жалко оставить ее гнить, она спасла их обоих. Для меня тоже кусочек оставь. — Она улыбнулась. — Думаю, в нашей лондонской квартире найдется место для пары пепельниц. А как насчет дерева, которое вызвало все эти неприятности?»
«Дуб с девичьим виноградом? — Я подошла к его массивным останкам. — Бедное старое дерево. Символично, как ты думаешь? Вот лежит наше прошлое… ложь, секреты и, так сказать, романтика… А теперь это все уберут и забудут. Напрочь. — Я погладила лист. — Бедное старое дерево».
«Хотела бы я… — Юлия вздохнула и остановилась. — Собиралась сказать, что было бы здорово, если бы дедушка знал, что вы с Адамом будете в Вайтскаре, но тогда ему пришлось бы и остальное рассказать».
Мы затихли, думая об очаровательном эгоистичном старике, который с наслаждением подавлял всех окружающих и утянул за собой в могилу пружины и нити, приводившие в действие массу несчастий. Вдруг Юлия вскрикнула и побежала вперед.
Я спросила: «Что случилось?»
Она не ответила. Вскарабкалась на остатки стены и балансировала там, пытаясь засунуть руку в широкую щель на стволе. Где-то среди обломков и трухи скрывалось дупло, которое глупые влюбленные использовали как почтовый ящик. Я испытывала странное чувство, будто смотрю на себя со стороны. Стройная, светлые волосы, ситцевое платье, какое я запросто могла носить в девятнадцать лет. Нагибается вперед, копается в дереве, вытаскивает что-то вроде листа бумаги…
Она стояла на стене и смотрела на него. Что-то грязное, мятое по краям, но сухое. Я с любопытством спросила: «Что это?»
«Это… письмо».
«Юлия! Этого не может быть! Никто больше…» Голос мне отказал. Она спустилась со стены и передала его мне.
Я взяла, недоверчиво посмотрела и застыла, а буквы расплывались и плясали перед глазами. Молодой торопливый почерк. Хотя чернила почти выцвели, и грязь испортила бумагу, видно, что ручкой водила нервная рука. И я знала, что там написано. «Адам Форрест, эсквайр. Форрест Холл. Поблизости от Беллинджема. Нортумберленд». И сверху по конверту: «Личное».
Тут я услышала, что Юлия говорит, «…и я встретила почтальоншу в начале дороги. Помнишь старую Анни? Она ушла на отдых в этом году. Она давала мне письма в Вайтскар, и я за нее их относила. Конечно, этого нельзя делать, но в тот день было всего одно письмо в Форрест Холл, а она всегда не любила далеко ходить… Ну вот, я видела, как вы с Адамом клали записки в девичий виноград, и, что возьмешь с ребенка, решила, что это совершенно естественно… — — Ее голос изменился, я осознала, что уставилась на нее. — Поэтому я засунула письмо туда. А сейчас вспомнила. И больше об этом не думала. Я… вскарабкалась на стену и засунула его как смогла дальше».
«И конечно, как только он узнал, что я уехала, он больше туда никогда и не заглядывал».
