перенесены в тихие кабинеты ведомства ОГПУ. Зачем, против кого они разрабатывались и какие там плелись интриги и строились планы — сказать сложно. Документально такие дела не фиксируются. Да и задачи ставятся лишь посредством намеков. И лишь просачивавшаяся время от времени информация дает повод для достаточно конкретных размышлений и указывает на определенное касательство к неправедным делам самых высоких чиновников главного карательного ведомства Советского Союза.
Так, народному комиссару НКВД Генриху Ягоде, осужденному и расстрелянному в марте 1938 года, помимо дежурного набора обвинений в троцкизме, диверсионно-вредительской деятельности вменялось в вину и кое-что другое. А именно умерщвление при помощи ядов великого пролетарского писателя А. М. Горького, одного из приближенных к Сталину государственных деятелей — В. В. Куйбышева, а также своего предшественника В. Р. Менжинского и покушение на жизнь самого Ежова. По тем же самым статьям пошел под расстрел и Павел Буланов, секретарь НКВД, ближайший помощник Ягоды.
В частности, в приговоре Военной коллегии Верховного суда СССР от 13 марта 1938 года эта сторона дела представлена следующим образом: «По указанию врага народа Л. Троцкого руководители „правотроцкистского блока“ в 1934 году приняли решение убить великого пролетарского писателя Максима Горького. Этот чудовищный террористический акт было поручено организовать Ягоде, который, посвятив в цели заговора домашнего врача М. Горького — доктора Левина, а затем врача Плетнева, поручил им путем вредительских методов лечения добиться смерти М. Горького, что и было выполнено при руководящем участии в этом преступном деле доктора Левина…
По решению руководителей „правотроцкистского блока“ Ягода организовал методами вредительского лечения убийство председателя ОГПУ В. Р. Менжинского и заместителя председателя Совета народных комиссаров СССР тов. В. В. Куйбышева…
Кроме того, установлено, что по прямому заданию Ягоды вредительскими методами лечения умертвили сына А. М. Горького — М. А. Пешкова.
В связи с назначением в сентябре 1936 года Н. И. Ежова народным комиссаром внутренних дел СССР, „правотроцкистский блок“, опасаясь полного разоблачения и разгрома антисоветских кадров, поручил Ягоде совершить террористический акт в отношении тов. Ежова. Выполняя это злодейское поручение, Ягода при непосредственном участии Буланова покушался осенью 1936 года на жизнь тов. Ежова путем постепенного отравления его организма специально приготовленным для этого ядом, вследствие чего был нанесен значительный ущерб здоровью Н. И. Ежова…».
Зная приемы и методы следствия тех лет, можно, конечно, с большой натяжкой относиться к справедливости выдвинутых против этих людей обвинений. И тем не менее сам факт отравительства не мог возникнуть из пустоты. Справедливость не только существовала, но и реализовывалась «когда надо» и в отношении «кого надо».
Зададимся простым вопросом. Зачем Ежову выдвигать столь чудовищные обвинения, если они совершенно нелепы? Ведь для расправы с Ягодой и его ближайшими соратниками вполне достаточно использовать традиционные и безотказные методы НКВД, которые заставят дать признательные показания на любую тему — от причисления себя к троцкистам, террористам до причастности к организации убийства С. М. Кирова, наконец? К чему придумывать истории про какие-то отравления, если Сталин прекрасно знает, что этого просто не существует в природе?
Выходит, то были все-таки не сказки. Логика подводит нас к тому, что Менжинский, Горький и Куйбышев, скорее всего, ушли из жизни не без посторонней помощи. Как это сделано и кто за этим стоял — вопрос второй. Первый же заключается в том, что сам факт отравлений был Сталину доподлинно известен. По такому поводу бесполезно обращаться к документам вскрытия, к химическим исследованиям внутренних органов умерших на наличие ядов, ссылаться на светил медицины. Там у них все записано, как это было нужно для оформления официальной версии. Очень скоро нам предстоит убедиться в том, что существовали и тогда, существуют и поныне препараты и способы отравления людей, не оставляющие никаких следов и которые не в силах определить никакая самая современная медицинская техника. Примеров тому немало. В книге представлена и методика составления медицинских свидетельств на сей счет. Будет сказано и о работе профессионалов отравителей, квалифицированных специалистов своего дела.
Специальное подразделение по изготовлению ядов и орудий их применения против людей было создано еще в ОГПУ, в первые годы советской власти, когда его возглавлял Менжинский, и оно продолжало плодотворно заниматься своим делом многие последующие годы. Мы остановимся на несколько более позднем периоде — начнем с конца тридцатых годов, когда спецлаборатория работала в полную силу. И сможем убедиться, что и после Менжинского — Ягоды их дело продолжало жить и развиваться. Покров тайны обволакивал все изыскания, связанные с применением ядов против людей. Ведь Советский Союз провозглашался народной, человечной и самой гуманной страной в мире. И боже упаси, чтобы кто-то из граждан нашего государства посмел усомниться в этом постулате. Вот почему еще в советские времена появившиеся вдруг на страницах центральной печати первые публикации о деятельности секретной лаборатории НКВД произвели эффект разорвавшейся бомбы.
Еженедельник «Московские новости» первым попытался приоткрыть завесу и 10 июня 1990 года напечатал несколько выдержек из обвинительного заключения по уголовному делу Л. П. Берии, В. Н. Меркулова, Б. 3. Кобулова, бывших руководителей советских органов государственной безопасности и внутренних дел. После смерти И. В. Сталина они были привлечены к уголовной ответственности за совершение особо опасных государственных преступлений.
В названном документе признавалось существование «секретной лаборатории, в которой действие ядов изучалось на осужденных к высшей мере уголовного наказания». Сообщалось, что начальником лаборатории доктором медицинских наук Могилевским (фамилия изменена) и его помощниками в процессе опытов и экспериментов умерщвлено не менее 150 человек. Указывалось, что работой лаборатории непосредственно руководили Берия, Меркулов и Кобулов. В числе организаторов и руководителей экспериментов в еженедельнике упоминались известные сотрудники госбезопасности Судоплатов, Эйтингон, Филимонов. Но, судя по всему, какой-то дополнительной информации о деятельности лаборатории журналистам отыскать не удалось.
Ощущая скудность имеющейся информации, «Московские новости» обратились ко всем, кто мог представить редакции хоть какие-нибудь сведения, хоть что-то сообщить по этому поводу, помочь раскрыть тайну лаборатории Могилевского. История явно стала смахивать на самый настоящий детектив. Заинтересовались тайной лабораторией и специалисты. Но ни в хранилищах тайн НКВД, ни в архивах КГБ никакой официальной информации о лаборатории и работавших в ней специалистах отыскать не удавалось. Появились даже сомнения в достоверности сведений на эту тему в материалах уголовного дела Берии. Мало ли что могли написать следователи в то время?
Прошло несколько месяцев, и вот «Московские новости» получили возможность посвятить ранее поднятой сенсационной теме целую страницу. «Ответ в архивах КГБ — именно туда ведут поиски правды о секретных лабораториях Берии», — категорически утверждали авторы публикации, сетуя на сложности поиска материалов. В конце концов громкая сенсация привлекла внимание и автора этой книги, которому удалось отыскать и познакомиться со старым уголовным делом по расследованию деятельности Могилевского на посту руководителя секретной лаборатории, неизвестно почему не уничтоженном в свое время в установленном порядке. Довелось увидеть и другие архивные материалы.
Потребовалось обратиться и к документам по делу Берии. Все сомнения о правдивости сенсации отпали.
Многие материалы из уголовного дела Могилевского были приобщены к делам Берии, Абакумова, Меркулова: подлинники протоколов допросов, официальные документы… Дальше — больше. Вскоре стало известно и место, где находилась основная база лаборатории, кто в ней работал. Довелось побывать непосредственно на местах трагических событий тех далеких лет.
Неприметный переулок, почти ничем не отличающийся от десятков столь же мало ухоженных собратьев, разместившихся между Кузнецким Мостом и всему миру известной площадью Дзержинского, или, как ее теперь называют, Лубянкой. Здесь, в самом сердце гудящей, гремящей, ворчащей, митингующей многомиллионной Москвы, уже на Лубянке начинаешь чувствовать себя как на старом кладбище. Оно и понятно. Лубянка навсегда оставила на себе клеймо вовсе не мифического эшафота. С каждым шагом к дому на углу Варсонофьевского переулка ноги становятся тяжелее. Ощущение никогда не заживающей
