длинный ряд кресел с вывернутыми наружу, как кишки, обивками. Спрятаться в узком проходе было невозможно.
– А ты думаешь, я сама себя заперла в этой чёртовой клетке? – она нервно хохотнула; Генри заметил, что одна из пуговиц её блузки соскочила с петли, но вряд ли стоило девушке сейчас указывать на это. – Ну не стой же! Он здесь, я знаю…
Она снова бросилась на дверь в приступе ярости, страха и отчаяния, прижавшись лицом к стеклу. Таунсенд похолодел.
Тут кто-то есть.
Он посмотрел вперёд. Локомотив, такого же замогильного вида, как и весь поезд, упирался носом в конец перрона. У махины не хватало колёс. Из-под корпуса торчали остовы ржавых рессор.
– Подожди меня здесь, ладно?
Генри сделал шаг к локомотиву, и в спину ударил рев загнанного зверя:
– Не смей оставлять меня одну, мерзавец!
Он остановился:
– Синтия, я…
– Только попробуй бросить меня!
Генри сокрушённо качнул головой и устремился вперёд, наплевав на всё. Если в поезде кто-то прячется, как говорит она, то нужно спешить. Он надеялся, что Синтия умная девушка и поймёт всё на лету, но просчитался. Не втолковывать же свои намерения полчаса взбешенной особе, когда на счету каждая секунда.
Она не переставала проклинать его – наверное, уже вся станция содрогалась от отборных ругательств, выдаваемых Синтией со скоростью автоматной очереди. Бегуном Генри был не сильным, и успел запыхаться, пока добирался до локомотива.
– Генри! – что-то в голосе Синтии изменилось. Таунсенд как раз брался за дверцу локомотива. Слава Богу, она была не заперта. – Он здесь… Генри, чёрт бы тебя побрал!
Он застыл, держась руками за липкий от машинного масла поручень. Из локомотива пахло керосином и дёгтем.
Слишком далеко. Не успеть.
А аварийная кнопка – вот она, в двух шагах. Если вагон откроется, она сможет убежать…
Генри запрыгнул в локомотив.
7
Он здесь, сказала Синтия не своим голосом, и, нажимая на заветную кнопку, Генри знал, что опоздал. Когда он выбрался из локомотива на перрон, вагоны с шипением растворяли дверцы, но спутница не спешила показываться.
– Синтия?
Он кинулся вперёд.
– Где ты?
Шипение заглохло. Поезд разинул свой засохший рот. На платформе стало до жути тихо, и в этом молчании Генри чётко различил шаги – тяжёлые, ровные, которые никак не могли принадлежать девушке на туфлях со шпильками.
Шаги удалялись.
– Чёрт…
Он побежал. На этот раз расстояние от локомотива до вагона растянулось на многие мили. Когда Генри, хватаясь рукой за полыхающую грудь, заглянул в вагон, где осталась Синтия, он мельком увидел, что по противоположному перрону кто-то идёт… но человек зашёл в тень от колонны так быстро, что Генри даже не смог взять в толк, мужчина это или женщина.
Генри вошёл в покореженный вагон. Пол качнулся под ногами, возмущённо заскрипели рессоры. В какой-то момент Генри осознал, что видит себя как бы со стороны – словно по кабельному каналу идёт плохой фильм с незабвенным Генри Таунсендом в главной роли: человек в промокшей от пота светло-голубой рубашке, лицо искажено паникой. И он проигрывал. По всем статьям. Человек, который забрал Синтию, находился где-то далеко, а Генри едва только вышел из вагона и ступил на параллельную платформу. Кинг-стрит, если верить указателям. На краешке сознания крутилось возмущение: как так может быть? Как этот человек, каким бы суперменом он ни был, улепётывает так быстро?
Да. Возмущение и обида. Генри считал их заслуженными. Это был явный мухлёж даже для плохого сна.
Лестница вела в коридор станции. Генри задержался под нею на долю секунды, когда увидел, что все лампы наверху перебиты. Мрак царил на верхнем уровне платформы Кинг- стрит. Не вовремя…
Генри начал подниматься – как паук, карабкающийся по отвесной стене. Слепящий нарисованный свет меркнул по мере того, как он преодолевал ступеньки. Когда Генри наконец встал на гладкий пол, то оказался почти в полной темноте.
– Синтия? – позвал он.
Никто не ответил. Генри видел смутные очертания стен, и длинный коридор, тянущийся вперёд… но что его там ждало, оставалось только догадываться. Он пошёл вперёд быстрой ходьбой, ссутулившись, напряжённо всматриваясь в полумрак. И едва не вскрикнул, когда под подошвами захрустело битое стекло ламп.
Что здесь произошло?
Генри отмёл мысль как несуразную. Главное сейчас – найти Синтию и того, кто её унёс. И не опоздать…
Генри снова перешёл на бег, но темнота тут же услужливо дала понять, что пренебрегать ею не стоит. Он ощутил это сполна, когда в живот впился торчащий разломанный стержень. Боль была такой сильной, что окружающая синева полыхнула сначала красным, потом зелёным. Генри схватился за живот и согнулся пополам. Из-под содранной кожи выступила кровь.
Генри не было необходимости видеть, на что он напоролся, он знал и так. Одна из тех странных железных конструкций, напоминающих каркас какой-то исполинской статуи. Их много валялось в первом коридоре, и, видимо, здесь тоже немало.
Морщась от боли, Генри заковылял дальше. Шаги отдавались жгучей болью в животе. Он вновь подумал, что такие пронзительно-реальные ощущения во сне невозможны… особенная боль. Всякая надежда настигнуть невидимого похитителя умирала. За это время тот со своей проворностью смог бы долететь до луны.
– Генри!
Он выпрямился, когда где-то совсем рядом Синтия назвала его имя. Боль на мгновение забылась.
Сзади? Или спереди? Может, ему померещилось?
– Генри, я у выхода, – голос затрещал и отдалился; раздался протыкающий ухо стальной скрип. – Этот псих запер меня в комнате диспетчера. Здесь, у турникетов… Скорее, сюда! Пожа…
Очередной скрип резко оборвал её слова, и динамик замолк. Репродуктор висел над макушкой Генри.
Она!
Превозмогая жжение в животе, он устремился вперёд – туда, где смутно вырисовывалась лестница, ведущая наверх. Добравшись до её подножия, Генри с удовольствием отметил,
