– С тобой всё в порядке?
Какие проблемы, сладкий ты мой. Какие проблемы.
Какая-то озорная частичка мозга выдала искру смеха, но искра тут же угасла во тьме. Она подняла руку. Не знала, каких усилий ей это стоило, но оторвала каменеющую кисть от пола и вцепилась в рубашку, как утопающий хватается за соломинку. Несколько секунд спустя горячую и мокрую ладонь бережно сжала его дрожащая рука.
– Это… всего лишь… сон… правда?
Он молчал. Хватка чуть ослабла. Свет злорадно выглянул из-за его широких плеч и снова полез ей в глаза.
Её рука дрогнула, поднялась, коснулась заветной щетины. Генри. Такой близкий, что она могла чувствовать его дыхание, слышать биение его сердца…
– Скажи мне… я просто слишком много выпила вчера…
Провела рукой по его щеке. Генри молчал, и свет стремительно поглощал его. Но она знала, что он здесь, рядом, и это приносило успокоение.
– … вот только… – она старалась вымученно улыбнуться, но губы с выступившей на них пеной остались недвижными. – Не знаю, смогу ли… теперь ту особую услугу…
Она до хруста сжала его пальцы, ощутив, как уходит от неё комната, уходит противный белый свет, уходит зуд, уходит Генри… уходит она сама, и всё становится тёмным и холодным, и над нею снуют невидимые, но грозные тени.
– Чёрт возьми… кажется, я умираю… Генри!
Последнее слово она выкрикнула в мольбе, брызнув на его лицо каплями крови. Ни он, ни она не заметили эту кровь. Она продолжала погружаться в лиловое болото, тело становилось тяжёлым и одновременно лёгким, как пёрышко. И тени стали ближе.
– Всё хорошо, – успокаивающий голос донёсся из безмерного далёка. – Это всего лишь сон.
Она облегчённо вздохнула. Это я тебе пыталась втолковать с самого начала, дурачок, хотела сказать она… но её грудь опала вниз и больше не поднималась.
10
Он солгал. Он солгал, и эта ложь стала для неё последней. По её телу прокатилась предсмертная судорога. Синтия умерла.
Генри не знал, долго ли он сидел на корточках с остывающим телом на руках. Потом, когда уже стало понятно, что она ушла, он поднял глаза и посмотрел на комнату, залитую кровью. Кровь была на полу, на потолке, на белых стенах, привнося яркие оттенки в бесцветный мир метро. Компьютеры и приборы на столе, стальная головка микрофона были запачканы в багровом. Кровь легла на Генри – на руки, лицо, рубашку. Он не пытался оттереться. Когда апатия прошла, он заставил себя снова взглянуть на Синтию, чтобы закрыть ей глаза – оказать последнюю услугу, которую он может для неё сделать, раз не смог сделать больше. Особую услугу…
Глаза девушки внимательно смотрели на лампу. Когда его ладонь опускала веки Синтии, Генри увидел ещё кое-что… возможно, то, что видеть не следовало.
Число. Убийца вырезал на ней число. Его было совершенно не видно среди нагромождения порезов и ран. Но проступившая кровь сделала надпись ярче, и Генри заметил цифры на её правой груди, недавно такой желанной.
16121.
У него сейчас не было ни сил, ни желания осмысливать это. Осторожно, словно боясь, что она ушибётся, он положил Синтию на пол и поднялся, не замечая, что весь в крови. Внутри полыхала пустота. Наверное, нужно было заплакать, но он не стал. Таунсенд никогда не плакал. Теперь он понял, что это не дар, а проклятие.
Ещё одно он понял: кто бы это ни сделал… кем бы ни был тот, кто трусливо спрятался в конце этого длинного коридора, он заплатит за Синтию. Если не сейчас, то потом. Заплатит как следует, и он за этим проследит.
Глава 3
1
Генри вряд ли мог объяснить, что произошло после смерти Синтии. Последнее, что он помнил чётко – как он стоял над её телом, и в груди горела только что зачатая ненависть. Он собирался выйти из комнаты и начать преследование. Ему было наплевать, что погоня могла затянуться надолго… или, наоборот, кончиться слишком быстро.
Но что-то произошло. Он без конца проваливался в густой туман, руки-ноги барахтались в пустоте. Ещё он слышал чьи-то голоса, прерывающиеся треском помех. Жуткое ощущение.
– Скорее! Пошевеливайтесь, тащите её в машину, пока сюда не сбежалось полгорода!
– Стараемся, как можем, шеф.
– Хотя, погодите-ка… Дайте взглянуть.
Молчание. Он услышал жужжание замка-молнии.
– Вот дерьмо… Да у неё цифры на груди. Напоминает…
Генри ждал продолжения. Что напоминает? Что?! Он бы кричал это, если бы мог.
– … напоминает…
Голос повторялся раз за разом, как заезженная пластинка, становясь тише. Генри так и видел иглу старого граммофона и виниловый круг, лениво вращающийся под ней. Игла весело соскакивала с одной дорожки на другую. В какой-то момент он усомнился, что это настоящая пластинка. Цельный круг распался на четыре части, которые удлинились и приняли правильную овальную форму. Они вращались вокруг центральной оси. Скрип алмазного острия превратился в мерный шелест. В зыбкий момент перехода из сна в явь Генри понял, что лежит на кровати и смотрит на вентилятор на потолке.
Сон, с удивлением подумал он. Только сон.
Пожалуй, из всех приятных мыслей, посещавших его на протяжении жизни, это была лучшая. Не было кровавого кошмара, не было истекающей кровью девушки и дыры в ванной. Больная фантазия, фантом ночи, не более. Опять зародилась безумная надежда, что он сейчас встанет и увидит, как цепи испарились, и он свободен, как вольная птица.
Даже в нынешней эйфории Генри понимал, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Но ведь ничто не мешало ему насладиться тем, что он лежит на постели, а не ползёт на локтях, убегая от безглазой собаки. Солнце только вставало над городом. Начинался новый день. Генри слышал гул машин на улице и видел пасмурное небо за окном. Серая масса туч сегодня не раздражала. Он подумал над этим и улыбнулся. Всё в мире идёт к лучшему.
Но когда рокот моторов нарушился воем полицейской сирены, улыбка сползла с его губ. Сирена замолчала, как пристыженная, разбив вдребезги маленькое счастье.
