— Да. Обряд.
— Очень интересно… впервые слышу, что этот Хозяин Железа требует человеческих жертвоприношений.
— А чего вы от дикарей хотели? Радуйтесь, что они с нашего берега никого не таскают.
— Погодите! Это значит, что после того, как она донесет обратно подтверждение договора, ее принесут в жертву? — лейтенант повернулся к дикарке. — А если ты не вернешься?
Так же невыразительно она произнесла:
— Я умру.
— Ну вот и славно, — заключил капитан. — Не уйдет девка — помрет, и уйдет — помрет. Но тут хоть мы будем ни при чем. Так что пусть валит отсюда, да и нам хватит здесь торчать.
— Нет, капитан. Я вам не мешал в том, что касалось подтверждения договора. И вы извольте не мешать в том, что касается науки. — Он повернулся к дикарке: — Когда ты умрешь, если не вернешься?
Снова пауза. И краткий ответ:
— Ночью.
— Этой ночью? — уточнил доктор. И, не дождавшись ответа, жизнеутверждающе заявил: — Вот видите, у нас еще полно времени.
«Перед началом опроса, когда мы вернулись в лагерь, произошел довольно неприятный разговор с капитаном. Он протестовал, чтоб опрос и обследование производились в отдельной палатке. Он заявил, что это будет истолковано солдатами совершенно превратно, и они тоже захотят получить свою долю. Пришлось объяснить ему, что если беседа будет проводиться у всех на виду, это также повлияет на дисциплину не лучшим образом. Он согласился, что, впрочем, не избавило меня от некоторой дозы пошлых шуток.
От предложенной еды дикая женщина отказалась (табу?), села на землю, хотя в палатке имелся еще один складной стул. Не обнаружила никаких признаков страха или смущения при виде незнакомых людей или предметов.
Я: Назови свое имя.
Дикая женщина: Хозяин Железа забрал мое имя.
Я: Хорошо. Расскажи о Хозяине Железа.
(Нет ответа.)
Я: Как он выглядит? Ты его видела?
ДЖ: Никто не видит Хозяина Железа.
Я: А его слуги?
ДЖ: У Хозяина Железа нет слуг.
Я: Но он правит вами?
ДЖ: Потому что он — Хозяин Железа.
Я: Это человек? Бог? (Вопрос принципиальный — следует проверить, сохранились ли у дикарей представления о высшем существе.)
ДЖ: Хозяин Железа был и будет.
Я: То есть это бог? Он бессмертен?
(Нет ответа.)
Капитан: Да прекращайте вы эту волынку, доктор. Ясно же — какие-то ловкие прохиндеи, наверняка из беглых преступников, забрали власть над дикарями и отдают им приказы от имени их идола. (Его замечание не лишено смысла, но не имеет никакого отношения к научной ценности исследования.)
Я: Ты сказала, что Хозяин приказал тебе пойти на этот берег. И что ты его не видела. Откуда ты знаешь, что это был он? Что Хозяин вообще существует?
ДЖ: Все получают приказы. Никто не видит Хозяина. Он во дворце. Кто заходит во дворец, никогда не выходит обратно.
Я: И ты утверждаешь, что должна войти во дворец. За это твои близкие получат какие-то блага?
(Нет ответа.)
Я: Или ты спасешь свою душу? (Неверная формулировка, пытаюсь исправить.) Попадешь в блаженный край? Страну вечного лета?
(Не отвечает; неясно, связано это с каким-то запретом открывать чужим религиозные верования или просто не поняла вопроса.)
Лейтенант: Ты обязана вернуться?
ДЖ: Я не могу не вернуться.
Я: Ах, да. Угроза смерти. Хозяин Железа убьет тебя?
ДЖ: Хозяин не может убить меня здесь. Он на той стороне.
Л: Тогда зачем тебе возвращаться, если здесь он до тебя не дотянется?
ДЖ: Я умру, если останусь.
Я: Это какое-то заклятие? Или колдовство?
ДЖ: Я просто умру.
Я: Почему?
ДЖ: Мы не можем жить по эту сторону реки.
(Любопытно, как это соотносится с утверждением, что люди не могут жить в Заречье. Требую, чтоб она объяснила.)
ДЖ: Ваш воздух — яд для нас. А наш — отравляет вас.
Я: Но ты же дышишь здесь и не умираешь.
ДЖ: Во мне еще остался воздух Заречья. Когда он закончится, я умру. Это как под водой.
Я: Под водой можно продержаться без воздуха совсем немного. А ты говоришь, что способна пробыть здесь до ночи.
ДЖ: Мы не такие, как вы. Мы сильнее.
(Капитан выражает возмущение этим высказыванием и угрожает показать, «кто здесь сильнее»; игнорирую.)
Я: И все-таки ты умрешь, проведя день на этой стороне?
ДЖ: Так будет.
Я: А я умру, если переберусь за реку?
ДЖ: Или умрешь, или нет. Большинство умирает.
К: То есть наши-то крепче. А болтала: «сильнее, сильнее»…
ДЖ: Кто не умрет — сможет жить там. Но не здесь. Он станет другим.
Я: Хозяин переделает его?
ДЖ: Его переделает Заречье. Оно полно яда. Яд во всем — в воде, воздухе, траве и деревьях. Звери и птицы тоже изменены ядом.
К: Что ж вы живете в эдаком ужасе?
ДЖ: Мы такие же. Мы изменены. Обратной перемены не бывает.
Резюме. Все услышанное в целом подтверждает мою гипотезу. Пресловутый «яд» — не что иное, как заразная болезнь, так и не искорененная в Заречье полностью. Мы знаем, что некоторые болезни могут передаваться от животных к человеку, если тот поест зараженного мяса. При разливах рек могут размываться могильники погибших от болезни — еще один источник заражения. Вот как следует понимать, что «земля, вода, птицы и звери Заречья напоены ядом». Трава и деревья добавлены в этот перечень, несомненно, для красоты слога. Как я и предполагал, каждый новый человек в Заречье заболевает, но болезнь не обязательно является смертельной. Выжившие приобретают невосприимчивость к болезни, так же как уроженцы самого Заречья.
Что касается утверждения, будто наша среда обитания является столь же убийственной для жителей Заречья, как их среда — для нас, то здесь ситуация представляется ясной. Разумеется, в этом нет ни грана истины. Человек, переболевший тяжелой болезнью, может без всякой для себя опасности находиться среди здоровых людей. Верить в противоположное способны лишь те, кто верит в существование бессмертного и вечного Хозяина Железа.
Однако я вовсе не сомневаюсь, что женщина действительно может умереть. Но причина вовсе не в том, что ее отравит наш воздух.
В сообщениях путешественников, наблюдавших жизнь дикарей в их естественной среде, мы читаем: шаманы умеют использовать суеверия своих соплеменников, убеждая их, что, если те нарушат законы племени, каким-либо образом оскорбят идола или не исполнят желаний самого шамана, то их постигнет немедленная кара. Описаны эпизоды, когда дикари, преступившие запрет, порой даже не намеренно, а случайно, впадали в такой ужас, что немедля падали замертво, как будто были поражены громом или отравлены ядом. Такова была их вера в силу проклятия. Думается, здесь мы столкнулись с аналогичным случаем. Служители местного правителя или верховного шамана, для пущей влиятельности окружившего себя ореолом таинственности и не показывающегося на глаза простонародью, внушают этому же простонародью, что те умрут, если покинут владения своего хозяина или не выполнят его приказы. Как видим, все объясняется очень просто.
Тем не менее, хотя сегодняшний день дал возможность получить новые знания, я не могу счесть его полностью удачным.
Во-первых, так и не удалось выяснить, что за болезнь угнездилась в Заречье, представляет ли она потенциальную опасность для королевства и как создать против нее лекарство. А именно это я считаю своими первоочередными задачами, как следует из предыдущей записи.
Кроме того, описанные выше случаи смерти от нарушения запрета относились к изначально диким племенам, примитивным и по физическому и умственному уровню находящимся ближе к животным, чем к людям. Здесь же речь идет о наших бывших соотечественниках, пусть выродившихся и опустившихся.
Любопытно было бы узнать, до какой степени это вырождение дошло. Хотя в наших руках всего лишь женский экземпляр (лучше было бы заполучить мужской), наблюдение может представлять определенный интерес.
В свете этого считаю, что необходимо продолжить исследования. Увы, для этого надо заручиться согласием начальника конвоя, который намерен как можно быстрее свернуть лагерь. Надеюсь, мне удастся его убедить».
— Ну, доктор, вы даете. А еще нас, армейских, в жестокости обвиняют. Куда нам до вас, ученых мужей! Задержаться здесь только для того, чтобы посмотреть, сдохнет баба или нет…
— Не ожидал от вас, капитан, подобного чистоплюйства. Чтоб успокоить вас, скажу, что она, скорее всего, не сдохнет, если прибегнуть к вашей терминологии. А потом, кто мне все время твердил, что в Заречье живут не люди? — Доктор несколько преувеличивал, капитан этого вовсе не утверждал, хотя и не спорил. — С какой стати вы жалеете нелюдь?
— Какая жалость, мать вашу? Тварь безмозглая, ежели что, прибил бы спокойно. Но вот так… смотреть… наблюдать… Как-то не по-людски. Это как собаку телегой бы переехало, а
