для себя финский. И хотя этот язык принадлежит к совершенно особой языковой семье и не имеет английских параллелей, вскоре Рональд читал 'Калевалу' в подлиннике. И понял, что это — древнейший источник многих европейских эпических сказаний.
Когда часы пробили полночь накануне 3 января 1913 года и ему исполнилось 21, он немедленно написал длинное письмо Эдит Братт. Вскоре пришел ответ — Эдит была помолвлена и собиралась замуж. Три года Эдит была его надеждой на будущее, и теперь эта надежда вдруг исчезала. Но настойчивый Рональд Толкин не привык легко расставаться с надеждами. Он поехал к Эдит и уговорил ее вернуть жениху обручальное кольцо.
Счастливый, он начал новый семестр в Оксфорде. Начал с изучения сборника средневековых религиозных поэм, написанных на диалекте, в котором встречались слова, пришедшие еще из времен 'Беовульфа', и слова, сохранившиеся в сельском наречии окрестностей Бирмингема. Одна из поэм начиналась словами, которые потрясли его до глубины души:
Eala Earendel engla beorhtast ofer middangeard monnum sended.
(Привет тебе, Эарендель, ярчайший из ангелов над Средиземьем, посланный к людям.) Слово 'Эарендель' на языке англо-саксов означало 'сияющий свет, луч', но Толкин понял, что в этой поэме оно обозначает нечто особенное. Изучение поэмы привело его к мысли, что в этом образе слились два других: христианский Иоанн Креститель и древнейшее языческое божество — звезда Венера, ярчайшая из звезд. Много лет спустя Толкин вспоминал, что почувствовал в этот момент странное возбуждение, его бросило в дрожь. Слово было произнесено, семя дало росток — росток будущего Средиземья. Толкин чувствовал, что прикоснулся к чему-то прекрасному, но не может схватить это...
Следующим предметом его научного интереса стал древний норвежский язык (вернее, его исландский вариант) и написанные на нем 'Старшая Эдда' и прозаические саги. Они хранили мистическое очарование древних мифов, вплоть до мифа о сотворении мира, хотя и не были столь архаичны, как 'Калевала'.
Летом 1914 года Рональд написал стихотворение. Он проводил каникулы на ферме у тетушки Джейн вместе с Хилари. Это была деревня, напомнившая ему детство. И он сочинил 'Путешествие Эаренделя, Вечерней Звезды'. В этом стихотворении говорилось о путешествии небесного моряка, несущего ярчайшую звезду на мачте своего корабля.
А в Европе разгоралась война, и Англия уже вступила в нее.
Толкин теперь постоянно писал стихи. Он показывал их друзьям и Эдит, слушал их замечания, но даже не старался принимать их к сведению. Он уже выбрал свой курс и не собирался с него сворачивать. Он сочинял поэмы и изобретал свой 'бессмысленный волшебный язык', как он сказал Эдит. Часть стихов написана на этом языке, и не ко всем сохранились переводы. Очень часто встречаются слова 'lasselanta' ('листопад', 'осень') и 'Eldamar' ('дом эльфов на Западе'). Все стихотворные наброски и искусственный язык были придуманы им для большой поэмы об Эаренделе (написание 'Эарендиль' было им принято позже). Герой этой поэмы был сначала обычным моряком, но попал на небо после того, как его занесло в таинственный Валинор, где растут два дерева — Серебряный Тельперион с лунными яблоками и золотая Лаурелин с солнечными яблоками. Поэма называлась 'На запад от Луны, на восток от Солнца'. Она была завершена к лету 1915 года.
Этим летом Рональд закончил университет, получив высшие студенческие награды как лучший выпускник. И по законам военного времени был призван в армию. Прежде чем попасть на войну, он учился в офицерской школе на связиста. Здесь он впервые стал получать жалованье и решил, что уже достаточно вырос для того, чтобы совершить два важных поступка: жениться на Эдит и отправить 'Эаренделя' и другие стихи в издательство.
Они обвенчались с Эдит по католическому обряду 22 марта 1916 года, в среду.
А издателю стихи не приглянулись.
И Рональд Толкин отправился на войну.
Ну как об этом писать? Почитайте 'На Западном фронте без перемен'. Рональд был на том самом Западном фронте, только по другую сторону окопов. Со школьных лет у него было три друга. Все они отправились на фронт, и двое из них погибли. От их школьного Товарищества осталась ровно половина. Возможно, Рональда, а вместе с ним и весь его волшебный мир спасла жестокая лихорадка, которая прицепилась к нему в окопах на Сомме. Он заболел так сильно, что в полевом госпитале решили отправить его в Англию. Так закончился для Толкина военный кошмар.
А может, и не закончился. Страшные воспоминания и боль от утраты друзей остались навсегда. И это — еще один из источников 'Властелина Колец'. Лингвистические штудии создали Средиземье. Но первая мировая война дала толчок к созданию конфликта, который держит весь огромный роман, не давая ему развалиться на отдельные сказания, — к созданию Войны Кольца.
Рональду в 1917 году исполнилось 25 лет. Он был готов начать великий труд, который стал его земным предназначением. Он начал писать книгу, о которой мечтал с детства. В этой книге должны были слиться воедино три силы, определяющие его жизнь: труды по составлению 'всеобщего древнего языка'; его собственный жизненный опыт, начиная от прогулок к сельской мельнице и кончая отравленными ипритом окопами на Сомме; и создание мифологии для Англии. В Англии нет национальной мифологии, подобной исландской 'Эдде' или финской 'Калевале'. Толкин решил создать эту мифологию, включающую как космогонические мифы, так и волшебные романтические сказки о любви. В этой мифологии должно было быть дыхание 'воздуха' Англии и утраченная красота всего кельтского. Это должно было быть 'высокое' сказание, героическое, музыкальное и живописное.
Рональд взял толстый синий карандаш и на обложке дешевой тетрадки вывел заголовок: 'Книга утраченных сказаний'. Это было первое название того, что впоследствии стало 'Сильмариллионом'.
Три составляющие литературного произведения суть место, время и действие. Действие любого эпоса — это рождение, жизнь и гибель мира, Вселенной. Время тоже понятное — эпическая древность. А вот место... Где происходит действие 'Властелина Колец', 'Хоббита', 'Сильмариллиона'? Еще при жизни Мастера возникло мнение, что он описал фантастическую другую планету. Трудно себе представить большее непонимание сути толкиновского мира. Средиземье — это наш мир. Его название не случайно. Средиземье — Middle-Earth — появляется в средневековой поэме, где Толкин нашел своего Эаренделя, не впервые. В 'Старшей Эдде' земля людей называется 'Митгард', то есть 'Срединная усадьба'. Это земля, расположенная между Западом и Востоком, Севером и Югом, Небом и Преисподней. Если жилища богов, демонов, огненных и ледяных великанов — это царства абсолюта (абсолютного холода и тепла, абсолютной тьмы и света, абсолютного зла и блага), то в Средиземье абсолюта нет. Это арена постоянной борьбы полярных сил, не принадлежащая ни одной из них. Вечная борьба Добра и Зла на земле людей и в душах обитателей этой земли — вот что такое Средиземье. Срединная земля, не плохая и не хорошая. Человеческая. Средиземье — не аллегория (Толкин вообще презирал аллегорию как самый примитивный и назидательный вид иносказания). Это даже не символ. Это правда. В толкиновском Средиземье нет ни капли лжи, хотя в нем море изобретательности и фантазии его автора. Он верил в этот мир. Он не выдумывал его, а рождал как новую реальность, дополняющую и обогащающую старую. Толкин верил, что он делает нечто большее, чем сочинение сказок. Он писал: 'Они (сказания — Ю.Б.) вырастали в моей голове как 'ниспосланные' мне вещи, будто они пришли независимо от моей воли... Я будто записывал то, что уже некогда существовало, а не было изобретено мною.'
Толкин хотел создать не сборник, а цикл сказаний. Все сюжетные линии будущего 'Сильмариллиона' группировались вокруг одного, общего сюжета: Сильмарили, три великих драгоценных камня эльфов, были похищены из благословенного королевства Валинор повелителем зла Морготом, и эльфы начали бесконечные войны со злыми силами, чтобы вернуть Сильмарили. Первое сказание называлось 'Падение Гондолина'. В нем рассказывалось о том, как после изнурительной осады войска Моргота разрушили эльфскую крепость. Спаслась лишь небольшая группа защитников города, и среди них — внук короля Эарендель. Не трудно догадаться, почему Рональд начал именно с этого момента, который относится чуть ли не к самому концу 'Сильмариллиона'. Он освобождался от кошмара Соммы, перенося свой военный опыт на бумагу — и в другой мир.
Герои 'Падения Гондолина' были эльфами. Эльфы — традиционные герои английских волшебных сказок. Но толкиновские эльфы многих приводят в недоумение. Это не миниатюрные и нежные обитатели цветочных венчиков — они велики и могучи. Собственно говоря, толкиновские эльфы — это люди. Это 'Адамы', люди из утраченного рая, люди до грехопадения. Толкин верил, что на Земле некогда существовал Эдем, но человек разрушил его своей греховностью. Эльфы, хотя и способны совершить грех, еще не являются падшими в теологическом смысле. Поэтому у них нет тех ограничений, которые делают человеческую жизнь такой несовершенной. Эльфы — все до единого — творческие личности. Это великие и искусные мастера, художники. Они обладают величием духа, побеждающим злобу и страх. И они бессмертны! Болезнь и старость не могут прервать их работу, если она не завершена. Воистину, это мечта и идеал каждого художника! Толкин признавался, что создал эльфов 'по своему образу и подобию', но освободил их от всех ограничений, довлевших над ним как творцом.
Все герои 'Падения Гондолина' уже носили имена, созданные на основе разработанного Толкиным эльфского языка.
И здесь мне придется сделать длинное отступление от биографии Мастера, которое трудно назвать лирическим.
Собственно говоря, Толкин создал много искусственных языков. Из них три наиболее совершенных и разработанных принадлежат эльфам. К 1917 году уже было практически завершено создание квеньянского языка, фонетика которого была подобна финской. Квеньянский язык обладает обширным словарем и хорошо развитой деривационной системой. На квеньянском языке говорили эльфы Эльдамара, блаженной страны к западу от Средиземья, за океаном. Эльфы Средиземья говорили на синдаринском языке, основанном на фонетике валлийского, одного из любимых языков Толкина. И был еще создан общий протоязык, на котором говорили эльфы до разделения на квеньянский и синдаринский. Он назывался эльдаринский. Толкин с детства изучал не столько сами языки, сколько то, почему они именно таковы, каковы они есть. И поэтому эльфские языки — это хорошо проработанные языковые системы, в которых нет ничего случайного. Это индоевропейские языки. Они — родственники не только английского и других европейских языков, но и русского. В них нет ни одного случайного корня, ни одного 'незаконного' чередования звуков. Каждое слово обладает ярко выраженной внутренней формой. Любой европеец, в том числе и наш соотечественник, если у него будет желание, поймет и прочувствует эти языки. Например, слово 'келеб' (celeb) легко с помощью сравнительно-исторических приемов свести как к английскому 'silver', так и к русскому 'серебро'. Наиболее выразителен корень 'мор' — 'черный', обозначающий все злое и страшное: Моргот, Мордор, Морайя и так далее. Этот корень имеет давнюю языковую (корень 'мор/мер', обозначающий смерть) и литературную традицию — от феи Морганы до конан-дойлевского профессора Мориарти и даже до Морры из сказок Туве Янссон.
Можно бесконечно разбираться во внутреннем смысле эльфских языковых корней. Можно написать многотомное исследование на эту тему. Здесь же я хочу сказать, что к толкиновскому словотворчеству нужно подходить очень бережно. Совсем не обязательно называть Голлума Горлумом. Его истинное имя тоже достаточно выразительно. Когда Келебримбор становится Селебримбэром, из его имени исчезает все серебро.
Перевод 'Властелина Колец', который мы предлагаем вашему вниманию, был сделан в 1977-78 годах. Возможно, это первый русский перевод великой книги (хотя ручаться, конечно, не могу). Как Толкин писал книгу для своих детей, так мой отец перевел ее для меня и моего брата (мы были тогда старшеклассниками). Естественнно, мы влюбились в 'Властелина Колец', и когда появился 'официальный' перевод, это был наш семейный праздник. Но более близкое знакомство с 'Хранителями' разочаровывало. Переводчики не сочли нужным следовать авторским указаниям по написанию и произношению имен собственных, и книга утратила важнейшую свою составляющую — прекрасный и целостный эльфский язык, то есть то, что для самого Толкина было в его работе важнейшим. 'Хранители' напоминают 'Соню в Царстве Дива'
— первый русский перевод 'Алисы в Стране Чудес'. Авторы перевода пытаются адаптировать Толкина для советского читателя, и в результате появляются этакие мичуринские русско-эльфские гибриды типа 'Лучиэнь' вместо 'Лютиен', а то и вовсе непонятные вещи (откуда взялся, например, Сэм Скромби?). Право, странно, что переводчики 'Хранителей', любя Толкина, думают, что остальные читатели будут любить его менее квалифицированно.
Все вышесказанное вовсе не умаляет того общественного значения, которое имело первое русское издание 'Властелина Колец' (вернее, 'Товарищества Кольца' — первой части трилогии). Но это объясняет, почему плюс к уже имеющимся русским вариантам толкиновской саги неплохо почитать еще и тот, который был тщательно отредактирован по авторским указаниям, данным в одном из 'Приложений', а также при помощи обращения к русским переводам 'Старшей Эдды', 'Беовульфа', артуровских легенд и других книг, послуживших в какой-то мере первоисточниками 'Властелина Колец' и 'Сильмариллиона'.
Я надеюсь, что читатели поняли, насколько большую роль играл эльфский язык как в жизни Рональда Толкина, так и в его книгах. 'Властелин Колец' и 'Сильмариллион' — это не только увлекательные сказки, но и в высшей степени своеобразные лингвистические труды, так же как 'Алиса в Стране Чудес' может быть названа оригинальнейшим учебником по математической логике.
'Падение Гондолина' было написано во время лечения в госпитале, в течение месяца. Но после излечения нужно было возвращаться в батальон, а это было невозможно — теперь, когда он вплотную приступил к труду всей своей жизни. И он заболел снова. Это феноменальное в своем роде явление: он был вообще-то довольно здоровым человеком и прожил долгую и активную жизнь. А с другой стороны, как человеку в высшей степени честному и порядочному, ему и в голову не пришло симулировать болезнь. Тем не менее приступы лихорадки следовали один за другим, и это спасло Толкина от возвращения в Европу. Он остался дослуживать офицером связи в военном лагере в Йоркшире.
