— Прошу вас оставить меня в покое. Вы зря теряете время, особенно в такую погоду.
Она вышла на порог, заперла за собой дверь, спустилась вниз по ступенькам в сад и открыла калитку, явно намекая, что Эрленду туда. Даже не посмотрела на него. Эрленд остался у двери.
— Вы же знаете, Хольберг мертв.
Нет ответа.
— Его убили, в собственной квартире. Это вы тоже знаете.
Она вышла за калитку, Эрленд ринулся вниз по ступенькам вслед за ней. В руках черный зонтик — от такого ливня не помогает, но у Эрленда и того нет, только шляпа. Элин зашагала быстрее, Эрленд ее едва догнал. Черт, как заставить ее меня выслушать, да и вообще — почему она ведет себя так?
— Я хотел поговорить с вами про Ауд, — сказал он.
Элин остановилась как вкопанная, развернулась и угрожающе зашагала навстречу ему. На лице — выражение нескрываемого презрения, омерзения.
— Мерзкий легавый, — прошипела она сквозь сжатые зубы. — Как ты смеешь произносить ее имя?! Как ты смеешь?! После того, что вы с ней сотворили!!! Пшел вон! Пшел вон сию секунду! Мразь легавая!
Какая ненависть в ее взгляде! Эрленд не отводил глаз.
— Сотворили с ней? — переспросил он. — О чем вы?
— Пошел вон!!! — возопила она, развернулась и пошла прочь.
Эрленд не стал ее преследовать. Она исчезла за стеной дождя, растворилась в своем зеленом плаще и черных сапогах. Ходит немного сутулясь — с чего бы это?
Эрленд вернулся на порог ее дома, сел в машину, закурил. Да, дело ясное, что дело темное. Открыл окно на щелочку, завел двигатель и уехал.
Вдохнув, ощутил боль в груди. Опять. Черт, что это такое, уже целый год так. По утрам обычно болит, но потом быстро проходит.
Наверное, это кровать — матрац плохой. Часто все тело болит, если долго лежать на этой кровати.
Он снова затянулся. Хорошо, если дело в матраце. Хочется верить, что так оно и есть.
Эрленд потушил сигарету, в кармане зазвонил мобильник. У главы группы экспертов новости — они разобрали эпитафию. Оказалось, цитата из Библии.
— Строчка из шестьдесят третьего псалма, — донеслось из трубки.
— И?..
— «Сохрани жизнь мою от страха врага».
— Чего?
— Это слова, написанные на могильном камне: «Сохрани жизнь мою от страха врага». Цитата из шестьдесят третьего псалма.
— Как-как? «Сохрани жизнь мою от страха врага». М-да…
— Что-нибудь прояснилось теперь?
— Не знаю.
— На фотографии два набора отпечатков пальцев.
— Знаю, Сигурд Оли докладывал.
— Одни пальчики — хольберговские, вторых в нашей базе нет. Они довольно хорошо стерты, очень старые.
— Вы не установили, каким фотоаппаратом снимали могилу? — спросил Эрленд.
— Точно узнать невозможно. Но явно каким-то ширпотребом.
9
Сигурд Оли надеялся, что нашел безопасное место для своей машины во дворе компании «Транспорт Исландии». Тут столько грузовиков, как бы не раздавили.
Ряды и ряды трейлеров, одни загружаются, другие отъезжают, третьи сдают задом, поближе к складу. Отовсюду воняет соляркой и машинным маслом, рычат двигатели, ни черта не слышно, туда-сюда бегают сотрудники компании и клиенты.
Бюро погоды предсказало продолжение всемирного потопа. Сигурд Оли натянул плащ на самые уши, закрываясь от дождя. На складе его направили к прорабу, тот сидел в кабинете со стеклянными стенками и по виду был очень занят.
Не в меру упитанный мужчина, в синем анораке, на самом пузе единственная пуговица, в руках почти докуренная сигара. О смерти Хольберга слышал. Да, знал его довольно неплохо. Человек надежный, трудолюбивый, десятки лет гонял из конца в конец по всему острову, знал исландскую дорожную сеть как свои пять пальцев. Впрочем, тип замкнутый, никогда ничего о себе не рассказывал, вообще про себя не говорил, друзей в компании не завел, никому не говорил, чем занимался прежде. Наверное, всегда был водителем грузовика — по крайней мере, такой можно было сделать вывод из его речей. Насколько известно прорабу, женат не был и детей не имел. Вообще никогда ни слова не проронил ни о родственниках, ни о близких.
— Вот и вся история, — добавил прораб тоном, намекавшим, что разговор окончен, затем достал из кармана анорака зажигалку и поджег сигарный бычок.
— Мрачное дело, — пых, пых, пых, — конечно, никому не пожелаешь, — пых, пых, пых.
— Ну а с кем-нибудь он у вас тут общался? Ну, напарники там или в этом роде? — спросил Сигурд Оли, пытаясь спрятаться от клубов дыма прорабовой сигары.
— А поговорите с Хильмаром, он его знал лучше других. Он там, снаружи. Живет в Рейдарфьорде, и когда ему нужно переночевать в столице, направляется обычно к Хольбергу на Северное болото. У нас же правила, водители должны отдыхать, так что им всем полагается иметь место, где переночевать в столице.
— Этот Хильмар, он был в городе в прошлые выходные?
— Нет, у него был рейс на востоке. Но он мог быть тут за неделю до того.
— Как вы думаете, мог кто-нибудь желать Хольбергу зла? Ну там трения на работе или…
— Нет, нет, — пых, пых, пых, — ничего, — пых, пых, пых, — похожего.
Сигара явно не желала раскуриваться.
— Поговорите, — пых-пых, — лучше с Хильмаром, — пых, пых, — может, он, — пых, пых, — чего и скажет.
Хильмаром оказался здоровяк метра в два ростом, мускулистый, румяный, бородатый и волосатый. Сигурд Оли нашел его на складе, он наблюдал за погрузкой. Одет старомодно — джинсы (очень грязные), но на подтяжках. Шум стоял невыносимый — соседний грузовик разгружали, к другой двери подъезжал третий, все гудели и громко ругались друг с другом.
Сигурд Оли вежливо постучал Хильмара по плечу, но тот даже не заметил. Пришлось бить кулаком и с размаху, тогда Хильмар повернулся. Он сообразил, что Сигурд Оли пытается говорить с ним — открывает рот, — но не мог расслышать ни слова и только глядел на полицейского непонимающими глазами. Сигурд Оли повторил свой вопрос погромче, но без толку. Пришлось кричать — и Сигурд Оли подумал, что Хильмар его расслышал. Он ошибался.
Хильмар просто покачал головой и показал пальцем себе на ухо.
Сигурд Оли набрал побольше воздуха в легкие и встал на цыпочки. В этот самый миг наступила гробовая тишина — все почему-то замолчали и убрали руки с клаксонов. Слова Сигурда Оли громом небесным прокатились по складу и излились наружу:
— ЧЕМ ВЫ ЗАНИМАЛИСЬ ДОМА С ХОЛЬБЕРГОМ???
10
Эрленд сразу его заметил — тот собирал листья в саду граблями. Эрленд долго так стоял, пока тот не поднял глаза и не заметил его. Старик, все движения медленные. Тряхнул головой, весь мокрый. Видимо, ему и дела нет, что льет как из ведра, что листья все склеились. Никуда не торопится, насаживает листья на зубцы грабель, пытается собрать их в кучу. Всю жизнь прожил в Кевлавике. Родился, вырос — и, видимо, там же отдаст концы.
Информацию о старике собрала для Эрленда Элинборг. Наблюдая за ним, Эрленд перебирал в памяти полученные сведения — ход его карьеры в полиции, бесконечные жалобы на его поведение, бесконечные взыскания за нарушения процедуры, наконец, собственно подробности дела Кольбрун, которое он вел, — и подробности взыскания, наложенного на него за это. Эрленд узнал все это за обедом, еще в Кевлавике — Элинборг позвонила ему на мобильный. Он сначала думал навестить старика на следующий день, но потом решил, что нечего ему в такую погоду дважды ездить из города черт-те куда, так что направился прямиком по адресу. На старике зеленая куртка и бейсбольная кепка. Руки костлявые, белые, крепко держат грабли. Высокий, когда-то явно был помассивнее и производил устрашающее впечатление, но теперь он стар, соплив и весь в морщинах. Эрленд все смотрел на него, на старика, возящегося в собственном саду. Старик оторвал глаза от листьев на земле, но наблюдателю своему внимания не уделил. А Эрленд все стоял себе молча, выжидал, думал, как ему лучше приступить к делу. Прошло немало времени.
— Почему ее сестра не хочет со мной разговаривать? — сказал наконец Эрленд, и старик чуть не подпрыгнул от неожиданности.
— А? Чего?
Старик оперся на грабли.
— Ты кто такой?
— Когда Кольбрун пришла к тебе с заявлением, что ты сделал? — спросил Эрленд.
Старик пристально посмотрел на незнакомца, пожаловавшего к нему в сад, вытер нос тыльной стороной ладони, еще раз смерил Эрленда взглядом.
— Мы что, знакомы? — сказал он. — Ты кто такой? О чем ты говоришь?
— Меня зовут Эрленд. Я расследую убийство мужчины по имени Хольберг, из Рейкьявика. Сорок лет назад его обвинили в изнасиловании. Ты вел предварительное следствие. Пострадавшую звали Кольбрун. Она давно умерла. Ее сестра не желает сотрудничать с полицией — и я хочу знать, по какой причине. Она сказала мне: «После того, что вы с ней сделали, я не буду с вами разговаривать». Не растолкуешь мне, приятель, о чем это она?
Старик безмолвно смотрел на Эрленда. Смотрел прямо в глаза, но не говорил ни слова.
— Что ты ей сделал? — повторил Эрленд.
— Да не помню я… да какое у тебя право? Кто тебе дал право меня оскорблять?
Ага, голосок-то дрожит.
— Вон из моего сада, а не то я позову полицию!
— Видишь ли, Рунар, в чем дело-то, я и есть полиция. И у меня нет времени играть с тобой в кошки-мышки.
