блеснули глаза.
– Как и миллионы других людей. Это освещалось в газетах, в теленовостях.
– Но ручаюсь, вы знали это дело лучше, чем большинство прочих, потому что Томми был ключевым свидетелем.
– Допускаю.
– Позвольте мне рассказать вам, как все это было, Билл. После убийства Томми и Тоби мы получили информацию, что, возможно, Снеговик убирает кое-каких свидетелей перед своим процессом, который должен состояться на будущей неделе, и делает из них снеговиков, запугивая других свидетелей. Но тут мы выяснили и иные детали, которые развернули наш ход мышления в другом направлении, и Снеговик уже как-то не вписывался в него. – Он сделал паузу, чтобы до слушателей дошел смысл его слов. – Вот тогда-то мы и стали обдумывать вариант, что, может, был кто-то другой, кто хотел убить Томми и Тоби в силу иных причин, и Снеговик был использован как прикрытие. И, господи, кого будет волновать, если такого подонка, как Снеговик, посадят за убийство? Скорее всего, он ничего другого не заслуживает. И когда думаешь над этим, понимаешь, что вариант просто великолепный.
Билл Уорнер фыркнул.
– Слишком тщательно разработанный вариант, особенно для такого идиота, который только тем и занимался, что убивал людей.
Джино улыбнулся:
– Именно это мы и подумали. Сначала мы решили, что убийства слишком уж чистые – не безукоризненные, уточняю, но почти… – он заметил, что Уорнеры переглянулись и быстро отвели глаза в сторону, – и тут ты начинаешь прикидывать, кому хватит опыта, чтобы не оставить на месте преступления никаких следов?
Билл пожал плечами:
– Для начала – любому, кто читает или смотрит телевизор.
– Можете мне не рассказывать. Только учтите, что круг резко сужается, когда ты начинаешь спрашивать, кто мог хотеть смерти Томми и Тоби.
Уорнер не выдержал. Сломавшись в пояснице, он наклонился вперед, яростно сверля Джино взглядом.
– Перестаньте обращаться со мной как с каким-то мужланом, сидящим по другую сторону стола для допросов, детектив. Я много лет сидел по вашу сторону, так что давайте прекратим эти игры. В пятницу вечером мы с Эллис были дома. И оставались в нем всю ночь.
Эллис с пугающим спокойствием лишь кивнула.
– Это приятно слышать, Билл. Записываю. Потому что тот, кто убил Томми и Тоби, возможно, совершил такое же убийство в Питсбурге.
Секунда, которая потребовалась ему для ответа, тянулась нестерпимо долго.
– Да?
– Да. Вы знаете, что мы выудили кое-какую штуку из Интернета, из этакого сверхсекретного чата, в который никто посторонний не может войти? Конечно, есть толковые люди, и таковые у нас имеются. И сейчас они выявляют источники.
У Уорнера сузились глаза и лоб пошел морщинами, пока он не меньше минуты думал над этими словами, после чего он откинулся на спинку дивана, сдерживая улыбку.
– Это интересно, детектив, но вы же знаете, как это бывает. Люди по самым разным причинам несут в этих чатах все, что угодно. Толстяки убеждают, что они худышки, жулики представляются врачами… все врут как сумасшедшие, рассказывая незнакомцам, что они в самом деле творили вещи, о которых могли только мечтать.
Джино поднял взгляд:
– Значит, так это выглядит?
Уорнер кивнул:
– Так это и выглядит.
Умно, подумал Магоцци. Он только что представил разумное объяснение всему тому, что наговорил в чате, – на тот случай, если до него доберутся. Его слова не имеют значения. Его рассуждения в Сети могут дать ключ, но они не являются доказательствами, и он, скорее всего, это тоже знает.
– Что-то еще, детектив?
Айрис полсекунды подождала ответа Джино и решительно вступила в разговор. Ее робкая улыбка, по мнению Магоцци, было совершенно обезоруживающей.
– У меня есть один вопрос к миссис Уорнер, если вы не возражаете, мэм. Он не имеет никакого отношения к делу и продиктован скорее любопытством… просто потому, что я купила дом вашей матери. Кроме того, он сугубо личный, так что я пойму вас, если вы откажетесь отвечать.
Эллис Уорнер улыбнулась в ответ, и улыбка была совершенно искренней.
– Что вас интересует, шериф?
– Ну, я вот удивлялась… мне говорили, что вы воспитывались в Биттерруте у вашей бабушки Рут и у Лауры. Но ведь ваша мать жила рядом…
В первый раз Магоцци увидел, что Эллис Уорнер проявила какие-то эмоции. В них не было враждебности, но и приятными их тоже не назовешь. Она посмотрела на свои колени, чтобы скрыть эту реакцию, сделала глубокий вдох и встретила взгляд Айрис.
– На меня сексуально покушался мой отец. И мать отослала меня. Сюда, где, как она знала, я буду в безопасности.
– Простите. Я вам очень сочувствую.
– Благодарю.
– Кроме того, с большим сожалением должна сказать вам, что этим утром в моем амбаре мы нашли останки человека, который, скорее всего, был вашим отцом.
Магоцци никогда раньше не видел, чтобы у человека так вспыхнули глаза. Да, он читал об этом и слышал, как люди порой употребляют это выражение, но никогда не видел, чтобы они так горели на лице другого человека.
– О господи, – сказала Эллис Уорнер. – Это очень печально.
Но она отнюдь не выглядела опечаленной. Ни на йоту.
33
Возвращаясь к машине, они прошли через поселок. Снега навалило столько, что идти можно было только по узкой протоптанной дорожке, и снег продолжал падать большими пушистыми хлопьями, которые дети так любят ловить на язык.
Но сегодня детей не было видно, и в поселке стояла тишина. Она была делом рук Курта Уэйнбека.
До чего грустно, подумал Магоцци, когда ты наконец осознаешь, что единственное место, где ты всегда чувствовал себя в безопасности, отнюдь не обладает ею. Это чувство испытывали все жертвы ограблений, когда, возвращаясь домой, видели, что двери или окна взломаны, в доме царит хаос, а их вещи исчезли. А здесь Магоцци должен был умножить эти эмоции на четыреста душ, которые немалую часть своей жизни прожили в страхе и были уверены, что наконец-то нашли убежище. Он подумал, как долго они будут сидеть, закрывшись, в своих домах.
Никто из них не проронил ни слова, пока они не добрались до машины и не выехали в ворота. Джино надеялся, что они в последний раз видят их.
– У меня тут проблема, – сказал он, когда за ними сошлись створки. – Половина меня хотела бы взять эту парочку и засадить их на всю жизнь, а другая половина хотела бы повернуться спиной и сделать вид, будто я не знаю, что они сделали.
– Половине тебя придется следовать своему желанию.
– Да, но какой половине?
– Не важно. Половине тебя все равно придется выйти из себя.
