Эскорт

собственную тень. Земля была сухой, потрескавшейся; из-под ступней выбрасывалась пыль. Солнце преследовало ее, жгло голую спину; земля разгоралась все ярче, а тень укорачивалась и наливалась чернотой. Вскинув голову, Эш увидела, что и вперед нет хода — на фоне сгоревших кустов колебалась, пульсировала объемная тьма в форме яйца, в мерцающем ореоле ультрафиолета. Черная, она горела изнутри почти незримым, но яростным пламенем.

Тень Эш, вырезанная оранжевым огнем солнца на окаменевшей земле, была недвижима. Затем изогнулась, поставила руки для драки.

— Кто ты! — шепнула Эш, потому что голос мог что-то нарушить в звенящем равновесии немоты.

Тьма издала звук лопнувшей струны, надолго повисший в раскаленном воздухе. Поверхность яйца дрожала, покрываясь муаровыми разводьями волн.

Эш бросилась вперед, ударив ногой. Ступня утонула во тьме, и Эш с криком боли отдернулась — жидкая чернота обожгла ее.

Яйцо тьмы осело почти до трещин земли. Яйцо — символ жизни, почему оно выглядит как смерть?.. Спекшийся грунт под нижним полюсом яйца заалел, как металл в горне. На расстоянии, кожей почувствовала Эш тяжесть обманчиво летучей тьмы; земля не выдержит такого веса и разломится.

Разорвалась еще струна, еще одна. В пересекающихся волнах звука возникали и глохли смутные, неясные голоса — странно знакомые, зовущие, молящие и гневные.

— Нет, нет, Эш, нет! Не смей! — это кричит воспитательница-шнга. Эш подралась в школе.

— Хочешь, мы будем дружить? — это Лха, новенькая.

— Дай мне руку, — это в походе, когда переправлялись через ручей.

— Я вырасту и буду сильной, — это свой собственный голос; она клялась, стоя перед зеркалом.

Стук кубиков. Надо сложить фигуру… или слово, тогда скажут: «Умница!» Но вместо кубиков Эш увидела обломки камня. Приложить кусок к куску, они срастутся.

— Унесите мертвого! — жрец воздевает руки, закончив обряд. Уносят нянюшку Эш. Да, да, унесите скорей — она страшная. Она молчит, глаза и рот плотно закрыты. Что, если сейчас веки распахнутся и мертвый взгляд упадет на тебя?

— Унесите мертвого! Унесите, унесите!

Из жара удушающего дня Эш бросило в знобящий холод, в полумрак. Костюм похрустывает на сгибах, скрипит промороженной тканью. Яйцо — черное, волшебно светящееся изнури — висит над опечатанным ящиком. Рядом — другой ящик, низкий и продолговатый. Кто там внутри? Кто?!

— Это я, я, я, — лепечет Эш, стучась в дверь своего дома.

— Ты пришла, дочка? — сзади глухой, недобрый голос мертвой нянюшки. Не оборачиваться!

— Унесите мертвого.

— Собери кубики.

— Дай мне руку.

— Хочешь, мы будем дружить?

— Я одна не справлюсь, — отвечает Эш.

— Ты сможешь. Забудь, что ты шнга! — ободряет инструктор. — Рычаг на себя. Отжать педаль.

— Займись этим, — командует Форт.

Она наклоняется, берется за рукоятки на боковинах ящика. «Модуль тип 80-2. Органические останки».

— Топ-топ, — няня держит Эш, помогая делать первые шажки. Ящик тяжел. Яйцо плывет сзади, следит.

— ЭТО ОШИБКА, — вмешивается новый, неизвестный голос. — НАЧНИ СНАЧАЛА.

— Унесите мертвого! Мы будем дружить! — вибрирует яйцо, разгораясь палящим светом.

Неподвижная тишь. Эш открывает глаза — ярко-синее небо безоблачно, каменная равнина во все стороны до горизонта. Глухая бетонная стена с железными воротами. ЧАСТНАЯ СОБСТВЕННОСТЬ. ОХРАННОЕ АВТОМАТИЧЕСКОЕ СЛЕЖЕНИЕ.

Жесткие, сухие травинки в щелях между плоских камней. Внезапно над стеной взрывается и повисает в воздухе тревожный, сжимающий душу вой сирены. И вновь безмолвие. Вой повторяется через равные промежутки времени.

Пригибаясь, с оглядкой Эш подбегает к воротам. Железная дверь заперта изнутри.

— Это я, я, я! — бьет она костяшками пальцев по неприступному металлу. И оказывается внутри, словно просочившись сквозь сталь.

Во дворе за стеной почти пусто. Стоит вездеход, рядом ничком лежит труп в длинной темно-зеленой одежде. Кажется, это женщина.

По двору проносятся голоса — будто эхо мечется в стенах, не находя выхода.

Вы все должны уйти. Как можно скорей. И подальше.

— Я останусь с вами, Учитель.

— Нет, я запрещаю. Я один начал дело, один и закончу. Вспомни обеты, которые ты принес. Ты обещал повиноваться?

— Да, Учитель.

— Тогда повинуйся.

— А я еще не произносила обетов. Учитель, вы не можете за -претить мне. Если силы вас покинут, я продолжу за вас.

— Ты приносишь себя в жертву. Осознаешь это ?

— Простите, но я думаю — сейчас не время для высоких слов.

— Пожалуй. Тогда помоги перенести больных в машину.

Два голоса — суровый мужской и звонкий женский — читают попеременно что-то вроде молитвы; слова понятны, но общий смысл неуловим. Чем громче и тверже голоса, тем плотнее сгущается воздух; наконец, слитные голоса поднимаются почти до крика, но выговор четок и ясен. Женский голос слабеет, прерывается, однако упрямо вторит мужскому; последнее они произносят звук в звук, как бы оглашая приговор, — следом раздается треск расколотого камня, на который обрушился молот.

— Мне душно, — хрипит женщина. — Учитель, позвольте мне выйти на воздух.

— Иди. Садись в вездеход. Я погружу это, и мы уедем. Держись, не поддавайся! Он уже не так страшен.

— Да… наверное…