«Для мужей, исполняющих опасное, трудное и требующее большой ответственности дело служения Короне и своей стране, будь то в вооруженных силах, в политике, науке, промышленности или в искусстве; для тех, кому может потребоваться время для восстановления сил в тишине, покое и уединении».
Как мило и как типично для того времени, не правда ли? И разумеется, ни малейшего упоминания о женщинах. Тридцатые годы, не следует забывать об этом! Тем не менее принято считать, что слово «мужи» все же включает в себя и женщин. Они там, на острове, принимают одновременно не более пяти человек, которых расселяют по своему выбору либо в главном доме, либо в каком-нибудь из каменных коттеджей. То, что предлагает гостям остров Кум, — это главным образом покой и безопасность. В последние несколько десятилетий безопасность, по всей видимости, приобрела наибольшее значение. Те, кому необходимо время для размышлений, могут отправляться туда без охраны, в полной уверенности, что там им ничто не угрожает и никто их не побеспокоит. На острове имеется посадочная площадка для вертолетов, которые доставляют гостей, и небольшая пристань — единственное место, где можно высадиться на берег с моря. Случайные визитеры на остров не допускаются, запрещено даже пользоваться мобильными телефонами… Впрочем, туда все равно сигнал не дошел бы. Они там себя не афишируют, всячески стараются держаться в тени. Люди едут к ним обычно по личной рекомендации кого-либо из основателей фонда, или постоянного клиента, или кого-то, кто там уже побывал. Так что вы понимаете, почему Кум так привлекателен для премьер-министра.
— А чем его Чекерс[1] не устраивает? Что там плохого? — выпалил вдруг Ривз.
Каждый из троих обратил на него светлый заинтересованный взор человека взрослого, стремящегося приободрить не по летам развитого ребенка.
— Да ничего, — ответил Конистон. — Очень приятный дом, как я себе представляю, со всеми возможными удобствами. Только гостей, приглашенных в Чекерс, обычно сразу замечают. Не в этом ли главная цель их появления там?
— А как на Даунинг-стрит[2] узнали про остров? — спросил Дэлглиш.
Конистон аккуратно вложил страничку обратно в папку.
— От одного из друзей премьер-министра, которого совсем недавно возвели в дворянское достоинство. Он съездил на остров отдохнуть от опасного, трудного и требующего большой ответственности дела по созданию еще одной сети бакалейных магазинов для своей личной империи и по добавлению еще одного миллиарда к своему личному состоянию.
— Но на острове предположительно должен быть какой-то постоянный штат обслуги. Или все эти важные персоны сами моют за собой посуду? — спросил Дэлглиш.
— Там имеется ответственный секретарь — Руперт Мэйкрофт, раньше он был городским юрисконсультом в Уорнборо. Нам пришлось посвятить его в наши планы и, разумеется, информировать попечителей фонда о том, что на Даунинг-стрит будут им весьма признательны, если где-то в начале января на острове смогут принять нескольких важных гостей. Пока все это лишь ориентировочно, но мы попросили Мэйкрофта в ноябре уже не принимать заказы на размещение отдыхающих. Остров обслуживает постоянный штат — лодочник, экономка, повариха. Мы кое-что знаем о каждом из них. Пара-тройка из тех гостей, что уже побывали на острове, были персонами достаточно важными, чтобы потребовалась проверка благонадежности обслуги. Ее провели очень осторожно и тщательно. Есть там и постоянно живущий врач — доктор Гай Стейвли с женой, хотя, как мне представляется, она чаще отсутствует, чем присутствует на острове. Явно не выносит тамошнюю скуку. Стейвли был практикующим врачом в Лондоне, но сбежал. Похоже, поставил неверный диагноз, и ребенок умер, вот он и нашел себе работку в таком месте, где худшее, что может случиться, — это если кто-нибудь со скалы свалится, а он тут будет совершенно ни при чем.
— Только один из обслуги имел судимость, — вмешался Харкнесс. — Это лодочник, Джаго Тэмлин. Осужден в 1968-м за нанесение тяжких телесных повреждений. Насколько я понимаю, там были какие-то смягчающие обстоятельства, но нападение оказалось весьма серьезным. Он отсидел год. С тех пор ни в чем дурном не замечен.
— А когда прибыли те гости, что сейчас там живут? — спросил Дэлглиш.
— Все пятеро — на прошлой неделе. Писатель Натан Оливер, с дочерью Мирандой и литературным редактором Деннисом Тремлеттом, приехал в понедельник. Немецкий дипломат в отставке — доктор Раймунд Шпайдель, бывший посол Германии в Пекине, прибыл на частной яхте из Франции в среду, а доктор Марк Йелланд, директор научно-исследовательской лаборатории Хейз-Сколлинга — она находится в одном из центральных графств, и ее облюбовали для своих нападок активисты Движения за освобождение животных — явился в четверг. Мэйкрофт вполне сможет дать вам полную картину происходящего.
Тут снова вмешался Харкнесс:
— Лучше вам поменьше людей с собой взять. Во всяком случае, до тех пор, пока не выясните, с чем именно приходится иметь дело. Чем вторжение немноголюднее, тем лучше.
— Вряд ли это будет похоже на вторжение, — сказал Дэлглиш. — Я все еще жду замены Тарранта, но со мной могут поехать инспектор Кейт Мискин и сержант Бентон-Смит. Возможно, на этом этапе мы сумеем обойтись без офицера спецсвязи и без официального фотографа, но, если окажется, что это убийство, мне придется вызвать подкрепление или обратиться к местной полиции, чтобы они взялись за это дело. И мне понадобится патологоанатом. Я поговорю с Кинастоном, если смогу до него дозвониться. Если он расследует какое-то дело, его может не быть в лаборатории.
— В этом нет необходимости. Мы пригласим Эдит Гленистер. Вы, конечно, с ней знакомы.
— Разве она все еще работает?
Дэлглишу ответил Конистон:
— Официально она ушла на пенсию два года назад. Но она время от времени работает, главным образом в тех случаях, когда расследование связано с высокой секретностью, особенно за рубежом. Ей ведь шестьдесят пять, она уже достаточно походила с оперативниками местной уголовной полиции по размокшим полям в увязающих в глине резиновых сапогах, довольно насмотрелась на разлагающиеся трупы в сточных канавах.
Дэлглиш сомневался, что именно это стало причиной ухода профессора Гленистер на пенсию. Он никогда с ней вместе не работал, но ему была хорошо известна ее репутация. Ее считали одной из самых высоко ценимых судебных патологоанатомов-женщин; она отличалась тем, что могла установить время смерти с прямо-таки сверхъестественной точностью, ее заключения о проведенной аутопсии составлялись без промедления и были исчерпывающими, а показания, которые она давала в качестве судебного медэксперта, — удивительно четкими и ясными. Еще она отличалась от других тем, что настойчиво проводила грань между функциями патологоанатома и офицера полиции, ведущего расследование. Насколько он знал, профессор Гленистер никогда не стала бы выслушивать подробности об обстоятельствах убийства, прежде чем сама не осмотрит тело жертвы, чтобы не подойти к обследованию трупа с предвзятым мнением. Перспектива работы с ней Дэлглиша сразу же заинтересовала, и он не сомневался, что в данном случае инициатива пригласить именно ее исходила от министерства иностранных дел. Тем не менее он все же предпочел бы работать со своим всегдашним патологоанатомом.
— Надеюсь, вы не хотите сказать, что Майлз Кинастон не умеет держать язык за зубами? — спросил он.
— Разумеется, нет! — резко возразил Харкнесс. — Просто Корнуолл — никак не его участок. Юго-западом сейчас занимается профессор Гленистер. Да и все равно Кинастона сейчас нет на месте, мы проверяли.
Дэлглиш чуть было не сказал: «Как удобно для министра иностранных дел! Тут им уж точно времени терять не пришлось».
А Харкнесс продолжал:
— Вы сможете заехать за ней на военный аэродром в Сент-Могане, это рядом с Ньюки, а они там предоставят вам специальный вертолет, чтобы отправить тело в морг, где она часто работает. Она понимает, что это весьма срочное дело. Вы должны получить ее заключение завтра утром.
— Значит, Мэйкрофт позвонил вам сразу, как только смог, после того, как они обнаружили тело? — спросил Дэлглиш. — Я полагаю, он следовал инструкциям?
— Ему еще раньше дали номер телефона, предупредили, что номер сверхсекретный, и настоятельно рекомендовали позвонить попечителям фонда в том случае, если на острове произойдет что-либо неподобающее. Ему уже сообщили, что вы прибудете вертолетом и что ожидать вас следует после полудня.
— Ему трудно будет объяснить коллегам, почему расследовать эту смерть прислали коммандера столичной полиции и детектива-инспектора, а не сотрудников местного отделения уголовной полиции, — сказал Дэлглиш. — Впрочем, я полагаю, вы об этом позаботились.
Харкнесс ответил:
— Насколько это было возможно. Начальник полиции графства, разумеется, введен в курс дела. Нет смысла спорить о том, кто должен взять на себя ответственность, до тех пор, пока не выясним, что мы расследуем — убийство или нет. Пока что они вполне согласны сотрудничать. Если мы имеем дело с убийством, а остров действительно такое закрытое и безопасное место, как они утверждают, подозреваемых будет не так уж много. Это должно ускорить расследование.
Только человек, не имеющий представления о том, как ведется расследование убийства, или благополучно забывший не вполне удачные эпизоды своего прошлого, мог позволить себе высказать столь неверное мнение. Немногочисленная группа подозреваемых, если каждый из ее членов достаточно умен и предусмотрителен, чтобы хранить тайну, и способен противостоять роковому стремлению сообщить больше, чем спрашивают, может осложнить какое угодно расследование и совершенно запутать дело.
От двери Конистон обернулся к Харкнессу:
— Надеюсь, на острове прилично кормят? Постели удобные?
Харкнесс холодно отозвался:
— У нас не было времени спросить об этом. Откровенно говоря, мне это и в голову не пришло. Я склонен думать, что вопрос о качестве поварихи и состоянии матрасов скорее в вашей компетенции, чем в нашей. Нас прежде всего интересует труп.
Конистон принял эту колкость вполне добродушно:
— Верно. Мы проверим все эти прелести, если с этой конференцией все получится. Первое, чему обучаются богатые и властные, — это важность комфорта. Мне надо было упомянуть, что последняя представительница рода Холкумов постоянно живет на острове. Это мисс Эмили Холкум, ей за восемьдесят, ученая дама, в былые годы преподавала в Оксфорде. Кажется, историю. Это ведь и ваш предмет, верно, Адам? Впрочем, вы в другом каком-то месте работали, да? Она либо станет вашим союзником, либо — может статься — будет вам досаждать. Насколько я знаю ученых дам, второе гораздо более вероятно. Спасибо, что взялись за это дело. Будем поддерживать связь.
Харкнесс поднялся со своего места — проводить Конистона и Ривза к выходу из Скотланд-Ярда. Простившись с ними у лифтов, Дэлглиш пошел в свой кабинет позвонить Кейт и Бентону-Смиту. Потом ему нужно было сделать еще один, гораздо более трудный звонок. Этот вечер и весь завтрашний день они с Эммой Лавенэм собирались побыть вдвоем. Если она намеревалась провести первую половину дня в Лондоне, то, должно быть, уже выехала из дома. Придется дозваниваться ей по мобильному телефону. Это будет далеко не первый звонок подобного рода, и, как всегда, он окажется ожидаемым. Она не станет жаловаться — Эмма никогда не жалуется. У них обоих порой возникали неотложные обязанности, и то время, которое они могли провести вместе, обретало еще большее значение из-за того, что не всегда можно было с уверенностью считать, что встреча состоится. И было три слова, которые Адам хотел сказать ей, но понимал, что никогда не сможет произнести их по телефону. Так что и словам этим придется подождать.
Он приоткрыл дверь в комнату секретаря.
— Свяжите меня с детективом-инспектором Мискин и с сержантом Бентоном-Смитом, ладно, Сюзи? Потом мне понадобится машина — поеду на вертодром, в Баттерси, по пути захвачу сначала Бентона-Смита, потом — инспектора Мискин. Ее следственный чемоданчик — у нее в кабинете. Будьте добры, позаботьтесь, чтобы его положили в машину.
Этот вызов не мог случиться в более неудачный момент. Дэлглиш уже целый месяц работал по шестнадцать часов в сутки, чувствовал себя усталым и, хотя умел преодолевать усталость, единственное, о чем он мечтал, был отдых, покой и два благословенных дня вдвоем с Эммой. Он говорил себе, что сам виноват в том, что выходные испорчены. Никто не заставлял его браться за расследование предположительного убийства, какое бы политическое или общественное значение ни представляла собой жертва, каким вызывающим ни было бы это убийство. Были среди его начальства люди, предпочитавшие, чтобы он сконцентрировал свои усилия на проектах, с которыми он уже был теснейшим образом связан, которые касались сложных условий работы полиции в многонациональном обществе, где наркотики, террористическая деятельность и международные криминальные корпорации представляют весьма существенную опасность; он должен был разработать предложения по созданию новой сыскной полиции для расследования тяжких преступлений в общенациональном масштабе.[3] Эти планы извращались политическими соображениями — обычное дело в высших полицейских кругах. Столполу нужны были старшие офицеры, которые чувствовали бы себя независимо в этом двойственном мире. Дэлглиш опасался, что ему грозит риск стать еще одним чиновником, членом постоянного комитета, советником,
