В пещере, где я обитаю в последние годы, летом вполне прохладно и даже приятно, а в темные месяцы я чувствовал себя как в могиле, и никакой огонь, ни земной, ни магический, не мог отогреть меня, когда я мучился от холода. Но вот, наконец, зима убралась восвояси, я отдернул в сторону кожаный занавес, закрывавший узкий вход в пещеру, и поток света и воздуха развеял промозглую темноту, царившую внутри.
Пещера была невелика, не больше пяти шагов в ширину, а в глубину шагов пятнадцать. Но даже и такая, меня она совершенно устраивала. Дно пещеры покрывал сухой песок, и было более чем достаточно места для моих немногочисленных пожиток: кровать, сплетенная из ивовых веток, с тростниковым тюфяком, решетка для сушки трав и полка, на которой я держу запечатанные воском глиняные горшки с маслом, соленой рыбой и сморщенными оливками. В середине пещеры в жаровне горит огонек, а клубы дыма поднимаются к своду и исчезают в незаметных трещинах.
Сидя на протертом до дыр коврике возле жаровни, я разглядывал крошечный скелет крота, который прилепил сосновой смолой к куску коры. Я по природе своей человек любознательный, и меня всегда особенно поражало то, как устроены живые твари. Каждый раз я обнаруживал, что всякое животное обладает чертами, идеально приспособленными для выживания в условиях, в которых оно обитает.
То же самое можно было сказать и про крота. Кости его передних конечностей были изогнуты самым невероятным образом, благодаря чему к ним могли прикрепляться сильные мышцы, позволявшие зверьку копать, а его острые клиновидные зубки были просто созданы для прокусывания панцирей жуков, которыми кроты в основном и питаются. Окунув перо в чернильницу, сделанную из плода паслена, я аккуратно зарисовал скелетик на куске натянутого пергамента, попутно отмечая интересные черты.
На порог упала чья-то тень.
Я удивился и поднял глаза. У входа в пещеру виднелся темный силуэт. Фигура замерла в тот момент, когда я внезапно пошевелился, а затем стоявший развернулся и собрался бежать.
— Постой! — крикнул я.
Силуэт замер на месте — мой посетитель решил ближе не подходить. Я отложил перо, встал и направился наружу. Перешагнув каменный порог пещеры и выбравшись из сумрака на свет, я смог как следует разглядеть таинственного гостя: это был босоногий мальчик, не старше двенадцати зим, в просторной одежде из грубой ткани; он опасливо переминался с ноги на ногу.
Обитатели долины посещали меня не так уж редко. Время от времени кто-нибудь из них поднимался по извилистой тропе, которая вела от обветшавших домиков деревушки, через рощицу серебристо-зеленых осин, к моей пещере. Обычно они приходили попросить целебную мазь от загноения, или травку, облегчающую зубную боль, или отвар от бесплодия. Для жителей долины я был просто отшельником, дичившимся окружающего мира, знахарем, который удалился в горы, чтобы в одиночестве заниматься своими изысканиями. Возможно, сумасшедший, но не опасный. Само собой, если бы местные знали, кто я на самом деле, они непременно переменили бы свое отношение, и я был бы сожжен в собственной пещере.
Прошло пять лет с того дня, когда я спасся бегством после разрушения Башни Высшего Волшебства в Далтиготе. Мне до сих пор, бывает, снится зарево пожара.
Никто из нас не ожидал, что толпа явится так скоро. Указом Короля-Жреца все маги были преданы анафеме и объявлены служителями Зла, а магия — ересью. Но между нами и Истаром лежал почти весь континент. Далтигот располагался на западной оконечности Империи. Нам казалось, что время еще есть и мы успеем завершить начатую работу, а потом бережно уложить наши книги и свитки и отправиться в тайные пристанища, где сможем спокойно продолжить занятия магией.
Но мы заблуждались.
Указ Короля-Жреца прокатился по стране, как лесной пожар. Его разжигали страхи, масла в огонь подливала ненависть, и густыми клубами темного дыма над этим пожаром поднималось невежество. Когда сброд хлынул по улицам Далтигота в сторону Башни, размахивая факелами и поблескивая оружием, мы не стали давать отпор. Это бы только еще более опорочило таких, как мы, в глазах толпы. Мы позволили варварам вбежать в открытые ворота, предать огню накопленное за много веков знание и сровнять с землей нашу сияющую Башню.
Я оказался в числе тех немногих, кому повезло. Мне удалось уцелеть, отделавшись легкими ранениями, и я бежал из города на юг, в горы, в эту уединенную долину, где никто понятия не имел, как выглядят чародеи. Бывало, я задумывался о том, скольким братьям и сестрам удалось спастись в день разрушения Башни. Если кто-то остался в живых, то едва ли теперь он смог бы узнать меня. Когда-то я был Торвином, Магом Ложи Белых Мантий, энергичным, уверенным в себе молодым чародеем. А теперь я просто Торвин-Отшельник. Ношу только серые и бурые одежды, отрастил длинные волосы и бороду. Роста я немаленького, но при теперешнем образе жизни исхудал, даже стал костлявым.
В целом я выглядел как раз так, как полагается отшельнику. Это и спасало мне жизнь. Жители долины были верными и преданными подданными Империи. Если бы они обнаружили, что я предаюсь магическим трудам, на меня легло бы клеймо еретика. А кара за ересь одна — костер. Непросто было жить, постоянно скрывая силу, которой я нацелен, держа в тайне, кто я такой и чем занимаюсь. Иногда я мечтал, как смогу раз и навсегда улететь на крыльях магии от страхов, ненависти и невежества окружающих. Но до тех пор стоило затаиться, чтобы сохранить жизнь.
Стоявший передо мной мальчик из долины кусал губы; глаза у него были широко раскрыты от страха. Я улыбнулся, чтобы успокоить его, и ласково сказал:
— Не бойся, отшельники не кусаются. Конечно, если не считать случаев, когда они до смерти проголодались. Но тебе повезло, я ведь только что покушал. А в горшочке у меня есть еще немного супа. Не хочешь попробовать?
Мальчик смотрел на меня так, как будто я предложил ему миску с ядовитыми пауками. Он сглотнул и наконец, заставил себя заговорить. Голос его звучал встревожено.
— Меня послал за тобой отец. Когда они пахали поле, там нашлись кости.
От любопытства я поднял брови.
— Кости?
Мальчик энергично закивал:
— Они нашли там вот это. И еще много таких вещей.
Он протянул мне маленький предмет, стараясь, чтобы я не прикоснулся при этом к его грязной ручонке. Я перевернул вещицу, держа ее кончиками пальцев, и почувствовал, что волнуюсь все сильнее. Это был каменный нож.
Он был высечен из гладкого бурого кремнистого сланца. С одной стороны пластинки породы были умело отколоты, образовывая острый режущий край, а другая сторона была сглажена и скруглена так, чтобы служить рукояткой. Нож удобно лег в мою ладонь, и я тут же почувствовал, что в последний раз рука человека касалась его многие тысячи лет назад.
Уже не в первый раз я рассматривал артефакт, случайно извлеченный из древнего захоронения. Многие считают, что такие вещи были сделаны гоблинами или троллями, но это не так. Не гоблины мастерили такие каменные ножи, наконечники стрел из вулканического стекла и медные топоры. Все это было изготовлено людьми. Теми, кто жил здесь давным-давно, когда еще не возведены были города и не приручены дикие лошади, когда не успел еще человек украсть у гномов секреты обработки золота и железа. Я знал это, потому что с помощью найденных предметов пробовал увидеть то, что видели глаза того древнего народа.
— Нам стало страшно пахать, — продолжал, осмелев, мальчик. — Скалдирк говорит, что это дурное предзнаменование. Отец послал меня за тобой, чтобы ты сказал, что это за кости, и утихомирил духов, которые в них сидят.
Я совершенно не владел искусством усмирения духов, но не стал говорить этого мальчику. Каменный нож я крепко сжимал в руке.
— Отведи меня туда, где это нашли.
Мальчик кивнул, повернулся и торопливо зашагал вниз по узкой тропе. Я поспешил за ним. Моя пещера располагалась у подножия горного хребта, который разделял долину на северную и южную части. Посреди долины текла стремительная речка, вдоль которой и обитали в крытых дерном каменных домиках большинство жителей этих мест. К югу долина сужалась и начинался крутой подъем в ущелье, уходившее
