— Наташа! — выкрикнул я и неожиданно для себя попятился назад, толпа проглотила меня, и я увяз в самой ее гуще. Вынырнув ненадолго над головами, я увидел, как невеста, обернувшись, заинтересованно выискивала в толпе того, кто ее окликнул.
— Наташа! — выкрикнул я еще раз, не столько для того, чтобы она меня заметила, на это надеяться было уже трудно, толпа совсем как трясина связывала меня по рукам и ногам, — а выкрикнул я, скорее для того, чтобы убедиться, что я не ошибся, что девушку действительно зовут Наташа и что это та самая Наташа!.. Наташа, которую я повстречал прошлой ночью, видимо, во сне… Сон, сон, сон — пульсировало у меня в голове.
И я действительно не ошибся: невеста поднялась на цыпочки, выискивая меня по голосу!.. Но в следующий момент меня уже больше не было видно: широкая спина какого-то мужлана выросла перед моим лицом. Видимо, потому что я начал интенсивно подпрыгивать на месте, оттаптывая окружающим ноги, где-то через минуту толпа вытолкнула меня на свободу. Сон, сон, сон продолжало пульсировать у меня в голове!..
Я шел обратно к кинотеатру и рассуждал: если верить сну, то Наташа там, во сне, — жила среди мертвецов, в нашем понятии, земном… Но здесь она в образе невесты еще жива!.. В следующее мгновение страшная мысль пронзила меня, я подумал, если верить сну, который я видел прошлой ночью, то Наташа не может больше существовать!.. Во сне она была невестой, и, значит, ее должны, — что за глупости приходят мне в голову, похоронить в этом белом кружевном платье и фате!.. Господи! Не может быть!.. Но покойники действительно часто предстают в снах в одеянии, в котором их похоронили!.. В противном случае, все это нелепая случайность, бред… Ну, конечно же — бред! успокаивал я себя.
На ступеньках кинотеатра я обернулся назад: я увидел смеющиеся, радостные лица ребятишек, пробежавших мимо меня в сторону свадьбы… И все же мне захотелось закричать на всю площадь: „Спрячьте, спасите невесту!..“ Но в следующее же мгновение, я сам удивился подобному желанию, бред какой-то, неотступный бред… „Все будет хорошо!“ — успокаивал я себя…
И вот, на моих глазах, — свадебная толпа начала как бы уплотняться и затихать.
„Что-то случилось!“ — подумал я…
— Что там случилось? — спросила меня подошедшая ко мне с пустым ведром в руке уборщица Лидия Ивановна.
— Не знаю, — не отрывая мучительного взгляда от толпы, ответил я и пожал плечами.
В это время к нам подошел киномеханик Палыч, он уже успел все узнать: это было видно по его ехидному обличью.
— Здравствуйте, Сергей Александрович, — услужливо произнес он.
— Здравствуйте, Палыч, — безрадостно ответил я и пожал его протянутую руку.
— Что там случилось? — поспешила спросить теперь уже у Палыча Лидия Ивановна.
— Невеста в обморок упала, — ответил он так, словно произнес фразу: отстань от меня!..
— Ой, Боже ж ты мой! — всплеснула руками Лидия Ивановна, и упущенное ведро звякнуло у ее ног. — Это же Наталка, соседская, воспитанница моя…
— Там она, у дерева лежит! — крикнул Палыч вдогонку уборщице так, словно имел в виду: тебя там только и не хватало, старая!.. А повернувшись ко мне добавил: — Вызвали скорую. Зачем?.. Нашатырь под нос в таких случаях, — и все в порядке!.. — он смачно сплюнул в сторону, непризнанный и обиженный. Видимо, там он уже посоветовал подобное, но его послали ко всем чертям! И правильно сделали!..
Я стоял не шелохнувшись. Одновременно чувство страха и необъяснимой радости, да-да, именно радости, переполняли меня!.. Чувство страха — за человеческую жизнь, за нормальное состояние собственной психики! И чувство радости, а точнее сумасшедшего восторга от прикосновения к неведомой тайне!.. Одновременно очень хотелось кому-нибудь обо всем этом рассказать, поведать о том, что я знал, что это случится, что невеста должна обязательно, неминуемо… — но я боялся этого нестерпимого желания и этих щемящих мою голову мыслей! Если я сейчас заговорю об этом вот с ним, например, и я посмотрел на Палыча, тот стоял, скрестив руки на груди, оттопырив губы, то он, вполне нормальный человек, — скорее всего сочтет меня сумасшедшим, в лучшем случае — человеком со странностями или с температурой!.. И, слава Богу, — я смолчал. Не заговорил.
Мои мысли были прерваны сиреной скорой помощи. Машина выкатила на площадь. Сон, сон, сон — пульсировало у меня в голове! Колеса прошипели шинами по асфальту, заскрипели тормоза. Не помню что, но что-то ответив на непонятный мне вопрос Палыча, я, словно отлепившись от площади, словно в каком-то объеме тишины, удалился в прохладную глубину кинотеатра.
— Все будет хорошо… Все будет хорошо!.. Это только обморок, — словно кто-то идущий за мною по пятам наговаривал мне в затылок…
Какое-то время я молча присутствовал где-то вдалеке от всего окружающего меня мира. Я себя чувствовал неким, совершенно случайно сгустившимся, живым существом. Что делал, слышал, видел — не помню! Я находился в состоянии какого-то болезненного, отшумевшего восторга чувств и сонного безразличия эмоций и даже ни о чем не думал, — просто где-то находился… Но застал себя стоящим у окна в рабочем кабинете, когда, пошатнув какое-то равновесие, раздался стук в дверь, а точнее, кто-то, видимо, ладонью, похлопал по ее жесткому дерматину снаружи, из фойе. Громко прозвучал и мой голос:
— Войдите!
Пока в ответ слышалось молчание, я быстренько сел на стул, схватил со стола первую попавшуюся папку и стал перелистывать подшитые в ней документы, даже не понимая, зачем я это делаю!.. Но мне очень хотелось поскорее выйти из этого непонятного мне состояния.
Я закинул ногу на ногу и придал как только мог своему лицу вид внимательно изучающего бумаги. Однако краем зрения я все-таки следил за дверью в кабинет. Дверь открылась и не спеша пропустила какую-то девушку в мой кабинет.
Прошло несколько секунд.
— Здравствуйте… — одиноко произнесла она.
Прошло еще несколько секунд, я продолжал перелистывать бумаги, а не замеченная занятым директором гостья — стоять у двери. Но вот я наконец набрался смелости захлопнуть папку с документами и отложить ее в сторону. Я приподнял голову, сделал вид, что только что заметил посетительницу.
— Здравствуйте! — сказал я и, вежливо указав рукою на стул, расположенный с моим столом рядышком, добавил: Присаживайтесь, пожалуйста.
— Спасибо, — охотно ответила девушка и, словно мальчишка, одним едва уловимым взмахом руки захлопнула дверь в кабинет. Потом она пронзила меня таинственным взглядом очаровательности и, словно манекенщица на демонстрации мод, зашагала через весь кабинет по оранжевой ковровой дорожке к моему столу. Каждый свой шаг она как бы фиксировала, замирая на какое-то, космически неуловимое, мгновение, хотя мне это, может, просто казалось. Она невесомо присела на краешек предложенного ей стула: хрупкая, строгая, со слегка обвисшими уголками женственных губ. У нее были светлые глаза и русые прямые волосы ниже плеч.
Как только девушка присела я тут же заявил:
— Слушаю вас…
Она опустила глаза, как бы смутившись от моей фразы, и опечаленно заметила:
— Прости меня, директор, но ты эти слова произнес, совершенно не задумываясь над их смыслом…
Тут я почувствовал, что окончательно пришел в себя. Я возвратился в шкуру директора: меня смутил тон и уверенное обращение на „ты“! Я даже почувствовал некоторую брезгливость, зависимость от моего посетителя, и я выдавил из себя протестующе:
— Да, но-о… — только и прозвучало у меня, потому что я уверенно почувствовал себя в следующий миг учеником, школьником, присутствующим на первом уроке неведомого предмета.
А учитель продолжал говорить и спрашивать:
— Когда ты говоришь „Слушаю вас“, ты „слушаешь“ одновременно меня и себя?
— Но это же уважительная форма, — возразил я и почти беззащитно заглянул своей собеседнице в глаза, словно ища в них поддержки.
— Начнем с того, — и девушка положила свои смуглые руки ладонями на стол, — что слово „вы“ это прежде всего не уважительный, а множественный символ, так? — она прихлопнула ладонями по полировке стола.
— Так, — подтвердил я, а сам подумал: „Может быть, она — сумасшедшая?.. Впрочем, говорит вполне логично… Во всяком случае, лучше ее не раздражать…“
— Итак, значит, мы пришли к соглашению, что символ „вы“ — выражает множественность, прежде всего, — подчеркнула девушка, — и мы…
Но я перебил ее:
— Извини, как тебя зовут?
— Аня, — ответила она так, словно хотела сказать: будь по-внимательней и не перебивай! — и продолжила свой урок.
— Обращение на „вы“ — это обращение к целому миру, поскольку „вы“ — по своей сути множественно бесконечно, и „Слушаю вас“ тогда звучит уже как уверенность в том, что человек постиг целый мир, а если ты понимаешь, что этот человек, к которому ты обращаешься на „вы“, постиг целый мир, значит и ты, как минимум, постиг целый мир; но постигнуть целый мир, значит не что иное, как стать этим миром самому!..
— Это, — вмешался я, — давно известно: чтобы постичь истину — надо стать этой истиной самому.
— Верно говоришь. Но отсюда значит, что „Слушаю вас“ звучит неестественно, корыстно, подхалимно и так далее. В лучшем случае, как это получилось у тебя — звучит машинально, заученно, слепо!
— Да, но ведь под фразой „Слушаю вас“ можно подразумевать и поддержку, — взволновался я, — внушение, пусть не исполненного, но перспективного, надежду на то, что человек станет или, по крайней мере должен, э-э, может стать — целым миром.
— Тогда этой фразой — „Слушаю вас“ — ты принижаешь человека, как бы снисходишь к нему с высоты своего величия.
— Как это принижаю?
— Очень просто! Говоря „Слушаю вас“, ты уже имеешь в виду, что ты постиг целый мир, а человек, к которому ты обращаешься, еще не постиг его.
— Да, — не согласился я, — но может быть, говоря „Слушаю вас“, я имею в виду внушить и себе, не постигшему, веру в то, что я все-таки постигну целый мир.
— Тогда это не что иное, как обман себя и других, иллюзия! — определила Аня.
— Но даже если это и обман, то, по крайней мере, — это благородный обман, благородная иллюзия! Это таит в себе устремленность к лучшему.
— Извини, директор, но это путь заблуждения! Обманывая себя и других, ты ставишь, делаешь эталоном „целого мира“ себя и других, не ставших этим „целым миром“, на самом деле. Это всего лишь узаконенное, осмысленное заблуждение!
— Значит, — возмутился я, — чтобы перестать заблуждаться, надо понять, что ты обманываешься, надо стать „целым миром“ истиной, а для этого надо перестать заблуждаться!.. Замкнутый круг!.. Безвыходность!.. Заблуждаясь, понять, что ты заблуждаешься, — невозможно!..
— Верно, — воскликнула девушка, — замкнутый круг! Но он существует лишь для идей, логики и слов. Если их нет — нет и круга! Пока ты в этом круге, есть только ты, и не более того, но, как только ты вышел за этот круг, ты становишься „вы“… Другими словами, став „целым миром“, человеку незачем говорить слово „вы“, ибо он, этот человек, который стал „целым миром“, и есть в данном случае „вы“ — целый мир. Ну, посуди сам, если в таком состоянии он будет говорить „вы“, то он будет обращаться не иначе, как к себе самому… Абсурд, не правда ли?..
— Да, абсурд, но тогда „вы“ звучит всегда неестественно, фальшиво, то есть абсолютно в любом случае его произношения?! — задумчиво возмутился я.
— Совершенно верно, директор, как, впрочем, и все остальные слова и фразы, — подтвердила девушка.
— Что ты имеешь в виду? — спросил я у нее.
