— Из Тахкониеми. Из дома Онтиппы.
— Анни?
— Вы знаете меня?
— Милая Анни! — Липкин заговорил по-карельски. — Давай говорить по-нашему, на «ты». Значит, домой хочешь?
— Да вот не знаю, как быть. Пришла посоветоваться. Очень хочется домой, да вот…
— Чего ты боишься?
— Тут в бумаге сказано: «…искупить вину…» А моя вина в чем? Один раз я, правда, милиционера облаяла нехорошими словами да два раза с мужем встречалась тайком. Вот и вся моя вина. Вот Васселей… его уже нет. Могу я ехать домой? Скажи мне.
— Анни, Анни! — ласково и чуть грустно сказал Липкин. — Ничего не бойся. Даже тех, кто служил в белых войсках, амнистия прощает. Нет прощения только главарям да тем, кто и сейчас грязными делами занимается. А знаешь, кто убил Васселея? Белые.
— Белые?
— Да, Анни. Рийко нашел Васселея у Тийро. И убит он был еще до того, как красные пришли. Красные там и не стреляли.
— А-вой-вой. Так ты и Рийко знаешь? Он жив?
— Жив Рийко, жив. Служит еще, недалеко от дома.
— Тогда я еду домой. Чуяло мое сердце, что это они, белые, Васселея…
На глаза Анни навернулись слезы.
— Скажи еще вот что… Сын у меня, Пекка… Говорят, что ему не дадут поехать со мной. Помоги мне.
— Слушай, Анни! — тихо сказал Липкин, — Нет в мире такой силы, чтобы могла отобрать у тебя сына и не пустить с тобой на родину. Знаешь, кто беспокоится о том, чтобы твой сын вернулся домой? Наше Советское правительство. Наша страна… Им же принадлежит будущее Карелии — карельским детям.
СЛОВО О ТРЕХ СОСНАХ
— Натси, хочешь, я буду твоей мамой? А ты будешь моей дочкой? — спросила Анни.
— А разве моей мамы уже нет?
— Теперь я буду твоей мамой.
Натси поняла все. Она прижалась к груди Анни, стараясь не разрыдаться.
Они сидели на широкой лавке просторной избы Онтиппы. Они были дома. Уезжая из Финляндии, Анни завернула в местечко Миэслахти, где жила Иро. Иро она застала тяжелобольной.
— Возьми Натси с собой. Будешь ей матерью, — прошептала Иро. Она была такая слабая, что с трудом говорила. — Ведь мы с тобой были как сестры… Мне уже не увидеть родного дома.
— Не плачь, Иро. Ты еще поправишься.
Анни знала, что Иро не поправится.
Иро умоляла ее подождать, когда она умрет, чтобы закрыть ей глаза, похоронить на чужой земле. Но Анни не могла оставаться… Анни взяла с собой Натси и уехала. Теперь она жалела об этом: после ее отъезда Иро прожила всего два дня. Известие о смерти невестки Анни получила уже в Тахкониеми.
Жила когда-то в доме Онтиппы большая семья. Теперь их осталось всего трое — Анни да двое детей. Да будет еще Рийко.
— Ну вот мы и дома. Будем начинать жизнь сначала, — вздохнула Анни.
На следующий день Анни сказала детям, что им придется с неделю пожить одним. Еды она им оставит. Дров приготовит. А если что-нибудь случится, пусть сбегают к Окахвиэ. Она им поможет.
Анни натопила избу. Потом показала детям, как накладывать в печь дрова, как зажечь их и как закрыть заслонку. Перед отъездом наложила в печь дров. Когда в избе стало холодно, Пекка и Натси затопили печь и сделали все, как, наказывала мать. Однако наутро в избе опять было прохладно. На улице разыгралась метель, и избу быстро выстудило. Пекка и Натси забрались на печь и, закутавшись в рваную шубу, решили, что за дровами они сходят и затопят печь лишь тогда, когда будет по-настоящему холодно. А пока под шубой можно было терпеть.
Им не было скучно. В Финляндии они жили врозь, и поэтому у них было что рассказать друг другу. А сколько у них было общих воспоминаний! Они вспоминали, как бабушка Маланиэ на этой самой печи рассказывала им сказки. Бабушки не стало, а сказки не забылись. Пекка и Натси вспоминали их и рассказывали по очереди друг дружке. Потом они играли в школу. Учительница Пекки настояла на том, чтобы Анни взяла с собой учебники для сына. Пекка и Натси повторили всю арифметику. Кроме того, надо было побеспокоиться и о еде. Это тоже требовало времени. Так что топить печь им было некогда.
На улице мела пурга. Когда Пекка и Натси попытались выйти во двор, оказалось, что перед дверью намело огромный сугроб — почти до половины двери. Дети забрались опять на печь и стали рассказывать друг другу о том, что они будут делать, когда вырастут.
Им было совсем не страшно. Испугались они, когда кто-то начал дергать дверь. Кто-то скребся на крыльце, дергал дверь. Пекка и Натси старались разглядеть в окошко, что за зверь пытается ворваться в дом и съесть их, но стекла заросли толстым слоем льда и ничего не было видно. Тогда они забрались на печь, забились в угол и зарылись в тряпье.
Дверь скрипнула, и кто-то вошел в избу.
— Есть тут живые кто-нибудь?
— Мы здесь! — Пекка и Натси обрадовались, услышав голос Окахвиэ.
— А-вой-вой! Чего же это вы ко мне не пришли?
Окахвиэ затопила печь, сварила уху из сущика. Как в старые добрые времена, в избе опять пылал камелек.
Шесть дней пролетели незаметно.
Ярко светила луна. Вдруг с зимника донеслось поскрипывание полозьев и фырканье лошади. Дети бросились к окну. Кто же это едет к ним на лошади? Проваливаясь в глубоком снегу, лошадь приближалась к дому. Пекка и Натси выбежали на крыльцо.
— Мама!
— Вот, дети, наша лошадь. Советская власть дала.
Своя лошадь!
Лошадь была низкорослая, вороной масти. Только голова была у нее большая. Она тыкалась мягкими губами в ладони Пекки.
— А чем мы ее будем кормить?
— Есть чем кормить. Все у нас теперь есть, — сказала мать.
Воз был большой. В санях было и сено, и мешок овса, и мука была. В мамином кошеле оказались баранки, сахар, чай. В этот вечер в доме Онтиппы был настоящий праздник.
А через неделю приехал дядя Рийко. И не один приехал, а с тетей Верой.
— Встречай, Анни, невестку, — сказал он. — Будь ей и матерью, и сестрой, и подружкой. Весной я вернусь насовсем.
Дядя Рийко уехал, а тетя Вера осталась. Она была красивая и робкая. В каждом деле она спрашивала совета у мамы. Она умела все делать, только в чужом доме ей все было непривычно. Потом тетя Вера куда- то уехала и через три дня вернулась с коровой. В доме Онтиппы опять жизнь забила ключом. Жизнь была всюду — в избе, в хлеву, в конюшне, на дворе.
Весной дядя Рийко вернулся домой. Он уже был не военный, хотя и ходил в военной форме. Он сразу занялся хозяйством. Наточил топоры, пилы, начал подправлять избу. Починил и крышу хлева. Тетя Вера и мать чинили сети. Скоро сойдет лед, и они станут ловить рыбу.
Рыбы в тот год было много. Особенно хорошо ловилась щука в устье ручья на другой стороне озера. Взяв с собой детей, Анни поехала туда ставить сети.
Навстречу по озеру гнали плоты с лесом. Деревня строилась. На месте сожженных изб поднимались
