заметно выше и шире, чем деревенская, и на ней были устроены специальные места для солдат. Огромные деревянные ворота, утыканные железными шипами, открывались наружу, чтобы их было сложнее пробить тараном. Сразу за воротами был расположен крепкий деревянный помост, покрытый срезанными кусками дерна. В обычное время ничего не подозревающий человек мог спокойно пройти по нему вглубь двора. Но в случае нападения помост откатывали в сторону, и под ним открывалась очень глубокая яма, на дне которой торчали сотни заточенных деревянных пик. Наверное, в ту ночь многие дружинники Рейна закончили свою жизнь на этих пиках.
Конечно, наш замок не был похож на Версаль или Виндзор. Он был намного грубее, проще и старше и гораздо больше походил на настоящий замок с узкими сводчатыми окошками в толще стен, крутыми каменными лестницами и прочими приметами укрепленной крепости.
Крепостной двор лежал сразу за стеной. К стенам лепились домишки наших слуг, во дворе паслись наши лошади, овцы, козы и свиньи. Здесь же были наши огороды. Во время набегов жители деревни хватали все, что могли унести, и бежали под защиту стен отцовского замка. Высокие деревянные ворота захлопывались за ними, а мы все прятались внизу, пережидая нападение. Захватчики ни разу не смогли прорваться сквозь стены отцовского замка. Но в последний раз им это удалось.
С того дня прошло долгих девять лет. Я сама не знала, что ожидала найти здесь. Мне представлялось, что люди заново отстроили деревню. Или какой-нибудь новый владелец взялся восстанавливать замок. Но в тот день я нашла лишь заброшенные руины.
Я видела груды щебня от разбитых деревенских ворот, и горы камней на месте стены замка. Дом моего отца был выстроен из огромных камней, вырубленных в нашей каменоломне. Но сейчас на том месте, где когда-то возвышался наш замок, самый большой камень был размером с тыкву-горлянку. Казалось, громадные каменные глыбы рассыпались в прах, как содалит в руке у Нелл.
Я знала, что отец Рейна пытался использовать амулет моей матери, помогавший ей концентрировать свою магическую силу. Но захватчики не обладали даром моей матери, они не знали ее заклинаний, поэтому были просто стерты с лица земли вспышкой неведомой им силы. Рейн своими глазами видел, как его отец и братья превратились в горстку пепла. И сам получил ожог — точно такой же, как у меня.
Захватчики всегда разрушают города — сжигают все, что горит, вырезают скот, убивают или угоняют людей. Но на месте разрушенного людского обиталища всегда остаются обугленные остовы домов, фундаменты, дымоходы. Иногда захватчики не уничтожают город полностью, и тогда люди могут снова вернуться на пепелище, чтобы заново отстроить свои дома. Правда, такое случалось нечасто. В те времена люди верили, будто по следам мародеров идут страшные тролли, поэтому предпочитали отдать свою разрушенную деревню злым духам, а самим отстроиться где-нибудь поблизости.
Но здесь — я никогда не видела ничего подобного.
Я стояла на совершенно пустом месте, а ведь совсем недавно здесь стоял высокий замок, в котором было не меньше четырнадцати комнат! В отличие от дороги, некогда ведшей в родовой замок моей семьи, здесь даже не выросли заросли, словно сама природа обходила стороной это место. Я обошла холм кругом — вся земля здесь до сих пор была черной, обугленной. Но ведь трава и кусты всегда вновь вырастают на пепелище — иногда даже лучше и гуще прежнего.
Я сняла со спины мешок и села на землю. Напрасно я сюда вернулась. Здесь не было никого, кто мог бы объяснить мне, что произошло. Втайне я надеялась отыскать какие-нибудь книги моего отца, пусть слегка опаленные огнем, но сохранившиеся под каменными обломками. Или мамины драгоценности, до которых не добрались мародеры. Но здесь не было ничего, совсем ничего. Я потерла ладонью шею под затылком.
В этом месте я прожила десять лет своей жизни, здесь у меня была настоящая семья. Мы были богаты, мой отец был могущественен. Знатные люди приезжали издалека, чтобы повидаться с ним. У нас были слуги и учителя, книги и музыкальные инструменты, лошади и небольшая повозка, запряженная козлами, для моего маленького братца.
От всего этого не осталось ни следа. У меня не было ничего. И никого.
Все закончилось в ту ночь, когда голова моего отца выпала из очага и покатилась по полу, когда моя мать заживо освежевала ворвавшегося к нам воина, а мой брат Сигмундур отрубил ему голову. Тогда я отбежала от своей старшей сестры и младшего брата, бросилась к матери и зарылась лицом в ее юбки. В памяти сохранились обрывочные образы, крики, грохот, звон. За дверью, в коридоре, были люди, много людей. Замок горел, пылали постройки во дворе. Ржали кони, блеяли овцы. Слышался детский плач — это кричали дети воинов моего отца. Несколько раз я слышала, как их крики резко обрывались.
На полу лежало освежеванное тело одного из захватчиков, превратившегося в кровоточащее мясо. А потом огромный мужчина с золотисто-рыжими волосами и размалеванным лицом с бешеным ревом закинул руку за плечо, выхватывая боевой топор. Мне показалось, будто это движение длилось целую вечность, а потом я увидела, как острое лезвие со свистом обрушилось вниз, и мой брат неуклюже отпрыгнул в сторону, но топор глубоко вошел ему в плечо, разрубив руку.
Сигмундур закричал, и тут в комнату толпой ворвались воины. Несколько человек встали на страже возле дверей, преграждая путь отцовской дружине, прорубавшейся через коридор.
Сигмундур пошатнулся и с криком перехватил меч в другую руку, но тут топор обрушился еще раз, и голова моего брата упала на пол, а за ней последовало его мягко осевшее тело.
Спрятавшись в юбках за маминой спиной, я вновь услышала ее страшную, грозную, темную и ужасную песню, и увидела, как молнии вырвались из ее рук, разя врагов в глаза, опаляя им лица. Воины с криками попадали на пол, но на место упавших тут же бросались другие.
Кто-то из них одним взмахом отрубил голову Эйдис, и она упала на пол, как скошенный полевой цветок. Несколько мгновений голова моей старшей сестры оставалась очень близко от шеи, поэтому она продолжала моргать, и судорожно дергала руками. Но потом чей-то тяжелый башмак отшвырнул ее голову на несколько футов прочь, и через несколько минут тело Эйдис застыло, а глаза ее закрылись.
Затем настала очередь Тинны. Она никогда не любила мечи и сражения, и старалась под любым предлогом улизнуть от тренировок.
Я и сейчас вижу ее стоящей посреди комнаты — маленькую, в ночной рубашке, с лицом белым, как полотно. Меч выпал из ее руки на пол. Какой-то воин грубо схватил ее и перебросил через плечо. Когда он, перешагивая через убитых, стал пробираться к выходу, несколько воинов моего отца преградили ему дорогу. Я видела, как они вонзили мечи ему в живот, выпустив наружу кишки.
Но чей-то другой топор отрубил голову Тинне. Самый большой и самый старый из захватчиков продолжал выкрикивать приказы. Он был все еще жив, хотя кровь покрывала его с головы до ног, так что даже боевой раскраски на лице не было видно. Он говорил на каком-то другом, незнакомом мне диалекте нашего языка, однако достаточно родственном, чтобы я понимала каждое его слово.
— Убейте их всех! Никого не оставляйте в живых! Даже детей! Даже один выживший может испортить всю их магию!
Хаакон упал на колени, сжимая в маленьких кулачках свой кинжал. Огромный человек бросился к нему, и мой брат инстинктивно сделал выпад, ткнув его в голень. В следующее мгновение мой младший брат тоже был мертв.
Моя мать все еще стояла посреди комнаты высокая, грозная, излучающая силу. Я видела, как еще одна молния просвистела в воздухе и ударила огромного захватчика прямо в глаз. С громким криком он отшвырнул топор, зажимая рукой выжженную глазницу. Но когда моя мать вновь воздела руки с зажатым в них амулетом, он вдруг с неожиданной прытью выхватил свободной рукой свой меч. Я почувствовала, как тело моей матери пошатнулось от удара, а потом медленно-медленно стало оседать на пол. Судорожно вцепившись в ее юбки, я зажмурила глаза, а мать упала на меня сверху. Я с силой ударилась головой о каменный пол, искры брызнули у меня из глаз, и кровавый кошмар комнаты заволокло туманом. Тяжелое тело матери придавило меня сверху, толстая шерсть ее платья мешала дышать. Я не могла видеть, не могла пошевелиться. Никто не слышал моих сдавленных криков. Потом в нос мне ударил страшный запах горящих волос, шерсти, кожи...
Не знаю, как долго я так лежала. Наконец, наступила тишина, но я продолжала лежать, хотя уже начала задыхаться. Дым лез в нос, обжигал горло. В конце концов я поняла, что уже не могу дышать.
Робким усилием я попыталась отодвинуть тело матери, но мне пришлось изо всех сил упереться ногами, чтобы сделать это. Оно медленно откатилось от меня.
