голоден. Он ничего не ел часов с двенадцати, зато очень много носился по городу, и желудок начал поднывать.
Ничего, подумал он, скоро все кончится, так или иначе, но кончится. Тогда можно будет пойти домой, побриться, надеть белую рубашку с галстуком и серый летний костюм – и заехать за Кристин Максуэлл. Он отвезет ее куда-нибудь поужинать – неважно, что он ей этого не обещал. Они будут пить из высоких бокалов коктейли с кубиками льда, танцевать, а потом он проводит миссис Максуэлл домой, и перед тем, как расстаться, они за стаканчиком спиртного поговорят об Антарктике.
Великолепная перспектива.
«Мне бы работать где-нибудь в рекламном агентстве, – подумал Хейз. – Освободился бы в пять часов и сейчас сидел бы себе и потягивал мартини...»
Время.
Он посмотрел на часы.
Боже, какого черта она там копается? Он нетерпеливо протянул руку к звонку, но не успел нажать его, как дверь открылась.
Из всех, кого он встречал за сегодня, Фелиция Пэннет, безусловно, была самой холодной особой. И не только сегодня, а за всю неделю. За весь год. Другого слова, казалось, для нее и не подберешь. Она была холодной – настолько, что, стоя рядом с ней, можно было простудиться.
У нее были прямые черные волосы, а прическа... В тюремных парикмахерских такую, наверное, называют «паучок», или «клоп», или еще каким-нибудь насекомым. Как бы там ни было, волосы были подстрижены очень коротко, за исключением завитушек, которые, словно насекомые, расползались по лбу.
Глаза были голубые, но теплоты в их голубизне не было. Такую голубизну можно иногда увидеть в глазах белокожей блондинки или огненно-рыжей ирландки. Но у тех жесткий голубой цвет смягчается светлыми волосами. Волосы же Фелиции Пэннет были чернее чернил, и это сбивало температуру голубых глаз много ниже нуля.
Нос, как и волосы, был слегка укорочен. Поработали над ним профессионально, однако Хейз мог распознать укороченный нос за сто шагов. Теперь у Фелиции был типично американский нос, какой подобало иметь тому, кто вращается в аристократических кругах.
Холодный нос холодной женщины. А рот ее, без всяких следов помады, был тонким и бескровным.
– Извините, что заставила ждать, – сказала Фелиция, но в голосе ее не было ни капли сожаления.
– Ничего страшного. Можно войти?
– Пожалуйста.
Удостоверение личности ее не интересовало. Хейз прошел за ней в квартиру. На Фелиции были ледяной голубизны свитер и черная юбка. Бледно-голубые сандалии держались на ремешках, а ногти на ногах, как и длинные холеные ногти рук, были выкрашены ярко-красным лаком.
Квартира, как и ее хозяйка, тоже излучала холод. Не особенно разбираясь в современном интерьере, Хейз тем не менее сразу определил, что квартира обставлена мебелью, которой в обычном магазине не купишь. Эта мебель изготовлялась по заказу.
Фелиция села.
– Как вас зовут? – спросила она.
Хейз обнаружил, что говорит она в нос, для него такое произношение было связано с Гарвардским университетом. Он всегда полагал, что английский в Гарварде преподает мужчина, который говорит в нос, и заставляет студентов говорить так же; в результате сложилось целое поколение молодых людей, издающих звуки не столько ртом, сколько ноздрями. Хейз удивился, столкнувшись с такой манерой говорить у женщины. Он едва не спросил, кончала ли она Гарвардский университет.
– Меня зовут Хейз, – ответил он. – Детектив Хейз.
– Как мне вас называть? Детектив Хейз? Или мистер Хейз?
– Зовите как угодно. Только не...
– Только не приглашайте меня поужинать вместе, – докончила она без тени улыбки.
– Я хотел сказать, – бесстрастно произнес Хейз, хотя его разозлил ее намек, будто он собирается любезничать, – только не отнимайте больше у меня времени.
Упрек не произвел на Фелицию ровно никакого впечатления – разве что чуть приподнялась ее левая бровь.
– Я не подозревала, что ваше время так драгоценно, – сказала она. – Что вас интересует?
– Я приехал к вам из столовой «Эди – Джордж», – пояснил Хейз. – Вы знакомы с Джорджем?
– Да, несколько раз виделись.
– Он сказал мне, что вы – девушка его компаньона. Верно это?
– Речь идет об Эди?
– Да.
– Ну, можно сказать, что я – его девушка.
– Не знаете ли, мисс Пэннет, где я сейчас могу его найти?
– Знаю. Он за городом.
– Где именно?
– В северной стороне, поехал ловить рыбу.
– Во сколько он уехал?
– Рано утром.
– А точнее?
– Часа в два.
– Вы хотите сказать – днем?
– Нет, я имею в виду утро. Я, детектив Хейз, всегда говорю то, что имею в виду. Утром. В два часа утра. Вчера он допоздна работал в столовой. Потом заехал ко мне выпить стаканчик и уехал за город. Было где-то около двух. – Она выдержала паузу. Потом с силой закончила: – Утра.
– Понятно. А где именно на северной стороне он находится?
– Не знаю. Этого он не сказал.
– А когда вернется?
– Либо сегодня поздно вечером, либо завтра утром. Завтра ему на работу.
– Он позвонит вам, когда вернется?
– Обещал позвонить.
– Вы обручены, мисс Пэннет?
– В известном смысле – да.
– Как это понять?
– Это надо понять так, что я не встречаюсь с другими мужчинами. Но кольца у меня еще нет. Пока оно не нужно.
– Почему?
– Я еще не готова выйти за него замуж.
– Почему?
– После свадьбы я хочу бросить работу. Но жить хуже, чем сейчас, я не согласна. Эди зарабатывает неплохо. Столовая – дело процветающее, но Эди все делит пополам с Джорджем, поэтому он зарабатывает меньше, чем я.
– Где вы работаете, мисс Пэннет?
– На телевидении, программа «Трио Продакшнз». Не слышали?
– Нет.
Фелиция Пэннет пожала плечами.
– Три человека, – сказала она, – писатель, режиссер и продюсер собрались вместе и организовали собственную группу. Наши программы часто идут в эфир. Например, «Час пенсильванского угля» – это наша программа. Наверное, видели?
– У меня нет телевизора, – сказал Хейз.
– Вы не верите в искусство? Или просто не по карману?
Хейз оставил вопрос без, внимания.
