Саймон взял в рот свежий холодный лист салата и теплый сочный кусочек паштета. Эрнест тем временем, зажмурив глаза, с наслаждением вдыхал аромат вина.
— Нравится? — подмигнул Саймон. — Если верить кулинарным книгам, нам бы следовало пить сотерн.
Прежде чем ответить, Эрнест подержал вино во рту.
— Райский напиток. Не будем отсылать его назад.
Они молча доели салат. Саймон вытер тарелку куском хлеба и откинулся на стуле.
— Давно не получал такого удовольствия. — Не спеша отхлебнул вина и, подержав во рту, проглотил. — Как кухня на новом месте?
— Ужасная, — ответил Эрнест, разделывая баранью ножку. — Тесная и пластмассовая. Агент арендной фирмы очень гордилась ею. Говорила, сделана по специальному проекту. Для чего, сказал я, — ради ужина перед телевизором на одного?
Саймон снял квартиру на короткий срок на Рутланд-гейт главным образом из-за того, что она рядом с конторой. Он лишь мельком взглянул на нее по пути в аэропорт. Черт с ней. Лишь бы было где спать, пока не подберет что-нибудь подходящее.
— Это ненадолго, Эрн. Поищем квартиру, как только немного освобожусь.
Эрнест подал подрумяненную сочную баранину.
— Ну, этого нескоро дождешься. Уж я-то тебя знаю. Каждые пять минут то в Нью-Йорк, то в Париж, то в Дюссельдорф. Все время на бегу, разница во времени и плохое настроение, а когда в Лондоне — одно скучное заседание за другим. — Эрнест допил вино и налил еще. В свете свечи на его щеках заиграл румянец. — Знаешь, им там, в конторе, наплевать.
— О чем ты говоришь?
— Наплевать на тебя. Их волнует только, что они могут получить от тебя — новые машины, премиальные. А эта их глупая мышиная возня! На днях слышал, как Джордан целых полчаса пускал пар из- за того, что клиент припарковался на его месте в гараже. Можно было подумать, что кто-то пощупал его секретаршу. «Если немедленно не примут меры, я должен буду поставить вопрос перед Саймоном». Жалкое зрелище. Словно дети.
— Мне показалось, что ты собирался не дать им испортить наш ужин.
Эрнест продолжал, будто не слышал:
— Ещё одна вещь. Отпуска. В конторе триста человек и только один из них не был в отпуске. — Он потянулся за графином. — Еще бокал вина, если догадаешься, кто он.
Саймон протянул бокал.
— Я.
— Ты. Неудивительно, что так плохо выглядишь.
Саймон вспомнил о своем отражении в зеркале в ванной. Когда последний раз он брал отпуск? Кажется, почти два года назад, когда они с Кэролайн еще делали вид, что у них семья. Тогда он с радостью вернулся в контору.
Эрнест убрал тарелки и поставил на стол сыры.
— Должно быть, заговорило вино, — вздохнул он, — и, если хочешь, называй меня старым брюзгой. Мне наплевать. — Он принялся хлопотать над доской с сырами. — По кусочку каждого?
— Не знаю, Эрн. Сейчас полно работы.
— Оставь вместо себя Джордана. Он будет в восторге. Сможет ставить машину на твое место. — Эрнест поставил перед Саймоном сыр. — На. Возьми в рот кусочек брийя-саварена, закрой глаза и вспомни Францию. Ты всегда говорил, что тебе там очень нравится. Возьми машину и кати на юг. — Откинув голову, он улыбнулся Саймону. — Знаешь поговорку о деле и безделье?
— Знаю, Эрн. Только от работы не тупеешь, а богатеешь.
Он положил в рот кусочек сыра и подумал о юге. Теплом, чарующим юге с его ярким дневным светом, ласковым ветерком и бледно-лиловым вечерним небом. И никаких тебе заседаний, никаких совещаний.
— Соблазнительно, должен тебе сказать.
— В таком случае, — произнес Эрнест с видом победителя, — садись удобнее и наслаждайся жизнью. Соблазны на то и существуют.
Саймон потянулся за бокалом.
— Возможно, ты прав.
От вина было тепло и приятно во рту, оно успокаивало и расслабляло. Он ухмыльнулся, глядя на Эрнеста.
— О’кей, сдаюсь. Всего несколько дней. Почему бы и нет?
Глава 2
В половине девятого Саймон был на работе. В длинных, ничем, если не считать комнатных пальм и фикусов, не украшенных коридорах было тихо и пустынно. В последнее время этих растений стало так много, что пришлось нанять садовника, стройного молодого человека, постоянно протиравшего хлопчатобумажными перчатками глянцевые листья. Эрнест прозвал его администратором по листьям.
Сквозь открытую дверь Саймон заметил сотрудника бухгалтерии, склонившегося над первой за день справкой. Тот поднял глаза, довольный тем, что его усердие замечено. Саймон кивнул ему, отметив про себя, что даже не знает, как зовут сотрудника. Теперь их стало так много, к тому же в своих строгих модно пошитых костюмах все они были на одно лицо. Может быть, следует ввести значки с фамилиями и должностями?
Миновав владения Лиз, он прошел в свой кабинет. Знакомый американец как-то заметил, что это кабинет человека, имеющего власть, ибо он занимал угловое помещение, в силу чего из него открывался вид вдвое шире, нежели тот, который полагался сотрудникам менее высокого ранга, и — важная деталь, как сказал американец, — здесь не было такого атрибута, как письменный стол. Глубокие кожаные кресла, низкие столики, стенка с экранами телевизоров и дисплеями компьютеров, растения заметно крупнее и пышнее, чем те, которые украшали другие помещения агентства. Земной рай магната.
Все накопившиеся за предыдущий день бумаги Лиз оставила на столике у стены, аккуратно разложив в четыре глянцевые темно-синие папки: всякого рода сообщения, корреспонденция, отчеты о деловых связях и, наконец, самая неприятная, со стратегическими разработками и маркетинговыми планами. Все это предвещало несколько часов невыразимой скуки.
За дверью пищал факс. Саймон просмотрел первую стопку. Из Нью-Йорка звонил Зиглер. Адвокаты Кэролайн. Четверо клиентов. Творческий директор, финансовый директор, два ревизора из бухгалтерии и руководитель телевизионной службы. И Джордан. Господи, ну и денек предстоит. Тут Саймон вспомнил о принятом вчера вечером решении, и на сердце стало легче. Он уходит в отпуск.
Он взял записку Джордана. «Нужно увидеться как можно скорее». Приписал внизу: «Готов в любое время. 8.00». Эта маленькая ложь поставит Джордана в положение обороняющегося; он никогда не являлся на работу раньше половины десятого. Саймон прошел через приемную в кабинет Джордана, чтобы оставить записку, а заодно и познакомиться с его последним хобби, следы которого как бы случайно, но так, чтобы бросались в глаза, он оставлял в кабинете. Господи, подумал Саймон, какие же неимоверные усилия прилагал он, чтобы отличаться от рядовых сотрудников. Теннис был заброшен давным-давно, когда им стали увлекаться подчиненные. Потом, когда Джордан приобрел загородное имение, был период ружей и ягдташей. Затем мореходный этап, отмеченный морскими сапогами и штормовками. Теперь, видно, это было поло.
Позади письменного стола к стене прислонены три клюшки, над ними висит ни разу не надетый шлем, рядом на пробковой доске приколот календарь соревнований клуба «Хэм поло», частично закрытый приглашением на коктейль в Реформ-клубе. Поло, действительно, было самым последним хобби честолюбивого дельца рекламного бизнеса — занятие разорительно дорогое, доступное только высшему обществу, но, если повезет, открывающее возможность быть на «ты» с членами королевской семьи. Саймон улыбнулся, подумав, что Джордан, того и гляди, потребует места для своих пони и будет просить доставлять
