Кащеево царство

       - Что ж с того? Не слыхал разве, что югорцы Христа не знают?

       - Наши-то смерды одну только лапу на дворе вешают, а эти целую голову выставили. К чему бы?

       - Испугался что ль?

       Завид не ответил. Повернувшись к Сбыславу, спросил:

       - Слышь, у вас там на Волосовой улице беровы головы[32] тоже ставят?

       - Да с чего бы? - удивился тот.

       - Да с того... Ты разве скотьему богу треб не кладёшь?

       Житый человек нахохлился.

       - А ты будто нет!

       - Не о том я сейчас. Череп медвежий видишь? Никак, в кумирню мы попали, а?

       Сбышек зыркнул на лапы и череп, отпил из кубка.

       - Волос - бог добрый, - промолвил он. - Он людей не ест.

       Завид вроде успокоился, но продолжал недобро поглядывать на личину скотьего бога. Впрочем, опорожнив несколько кубков, расслабился, да и остальные, как видно, впали в беззаботность. Начались песни, пляски, новгородцы полезли брататься с югорцами, князёк что-то бормотал воеводе, заискивающе улыбаясь, а рядом в ухо гундел толмач:

       - Русич - хорошо. Унху - плохо. Унху жадный, грубый. Убить Аптя. Русич - добрый. Надо жить хорошо с русич. Пусть русич защищать нас от Унху. Мы всегда верны русич...

       - Мудро рассудил, - отвечал Ядрей. - С нами лучше в мире жить. А то осерчаем, пустим твою крепостцу с дымом...

       Всё плыло и прыгало у него перед глазами. Странно это - неужто настойка так сильна? Или хозяева что подмешали в неё? Воевода жмурился и тряс головой, пытаясь сбросить помрачение, но не мог, а где-то в пьяном чаду уже гремели задорные голоса земляков:

       У женёнки одной бабы молодой
    Мужичонка был задрипаный такой.
    Ой-ля, ой-ля-ля, ля-ля,
    Ой-ля, ой-ля, ой-ля-ля, ля-ля.
    Свои силы он оставил в стороне,
    Не оставил ничего своей жене.
    Вот приходит один раз и говорит:
    'Ну, ведь, жёнка, нам разлука предстоит.
    А разлука-то всего лишь на три дня.
    Ну ты, жёнка, не скучай тут без меня'.
    К этой жёнушке явился домовой,
    Поиграл, да и тайком ушел домой.
    Домовой-то был соседик боевой,
    Приглянулся этой жёнке молодой.
    Мужичоночка проездил три денька --
    'Как тут, жёнка, не скучала без меня?'
    'А ко мне-то приходил тут домовой,
    Поиграл, да и опять ушел домой'.
    'Если в доме заведется домовой,
    То тогда уж, жёнка, жалобно не вой'.

       Дом сотрясался от гогота и хлопков. Яков Прокшинич взялся тягаться с югорским боярином на ладонях, Савелий, раскрыв обвислый рот, отбивал кулаком счёт о столешницу. Югорцы азартно подбадривали своего, а с другой стороны неистово орал Сбыслав, заклиная всех чертей и ангелов Господних оказать помощь земляку. Но небесное воинство не помогло боярину - как он ни тужился, как ни старался, не удалось ему сломить дюжего югорца. Наконец, сдавшись, Яков вытер пот с покрасневшего лба и опрокинул в рот ещё один кубок.

       - Могуч ты, братец, - промолвил он, отдуваясь. - Тебе только с Буслаем биться. Он у нас горазд на такие штуки.

       В ближнем от входа углу сидел молодой певец и, бренча себе на гуслях, тянул песню. Гусли он держал по особому, торчком, зажав их между коленей. Никто не слушал его, кроме Завида Негочевича, который как зачарованный шептал что-то обмётанными губами, слепо глядя певцу в глаза. А югорец тем временем выводил:

       Сидящие в доме мужчины,
       Слушайте, послушайте!
       С черёмуховым луком маленького вэрта[33]
       Я - мал ещё, но вижу:
       Вот в дом, куда вхож тундровый зверь,
       В желанный дом
       Я зашёл.
       Не из безвестной земли
       Вышел я,
       Но из земли за узорчатым камнем,
       Узорчатым, словно вороний клюв.
       За узорчатым камнем,
       за спиной клыкастого зверя
       Стоит покрытый шкурами дом.
       Там я живу.
       Небом данные многие сотни дней
       Я спал глубоким сном.
       В глубоком сне я был,
       И в тревожном тоже.
       В чутком, настороженном сне
       Ворочался я.
       Что же мнилось мне
       В сокровенных, длинных мыслях?
       'За спиной павыла моего,
       За его спиной
       Животные стоят.
       Там леса дремучи,
       Там хожу я на охоту.
       Что же в том дурного?'.

       Боярин впитывал в себя незнакомые слова и видел перед собою жутких оборотней, пьющих