— Как тебе удалось? — потрясенно прошептала я, памятуя об остром слухе тети и стараясь говорить как можно тише. — Я уж думала, что она бутылку с самогоном о твою голову разобьет, когда ты приказывать начал. Не ожидала, что тетя так легко сдастся.
— Она оборотень, — с покровительственной улыбкой объяснил мне Вашарий. — То есть наполовину волк. А у животных всегда сильно развито чувство иерархии и инстинкт самосохранения. Кстати, последним качеством и тебе не мешало бы обзавестись. Так или иначе, но Зальфия понимает, что слабее меня как в физическом, так и магическом плане, не говоря уж о социальном. Поэтому я — имею право приказывать ей. А она — обязана подчиниться. Можно, конечно, огрызнуться, но смысл? Лишь зря потеряешь время, когда оно на вес иридия.
— Вот как? — недоверчиво протянула я. — Но все равно как-то странно. Я ожидала более отчаянного сопротивления.
— Киота, уж прости, но ты никогда не отличалась большим умом! — крикнула из спальни тетя, доказывая, что прекрасно слышит наши перешептывания. — Тебе же нерийским языком объяснили, что к чему. Дура я, что ли, оставаться здесь, когда где-то рядом бродит оживший мертвец с весьма недвусмысленными намерениями поживиться чьей-то плотью? Знаешь ли, многие вампиры считают кровь оборотня настоящим деликатесом. И потом, я действительно никогда не была в столице.
И тетя вновь чем-то загремела у себя в комнате, по-моему от усердия решив заодно переставить мебель.
Я сгорбилась на своем стуле, больше не решаясь беспокоить Вашария вопросами, поскольку не хотела, чтобы тетя была в курсе свалившихся на меня бед. А их действительно оказалось слишком много. Даже не знаю, за что браться в первую очередь. Реанимировать свою почти погибшую частную практику, на открытие которой было потрачено столько денег, и заодно еще раз выяснить отношения с матерью Дольшера? Отправиться на Варрий, найти там священную змею и спросить, что означает внезапно вернувшийся дар? Сосредоточить все силы на поисках матери? Или же остаться здесь и попытаться разобраться, какой некромант и с какой стати вдруг околдовал мою семью и имеет ли он отношение к недавнему покушению на меня? Н-да, умею я влипать в неприятности, ничего не скажешь!
— Не беспокойся. — Вашарий без слов понял причины моего дурного настроения. Подошел, ласково привлек к себе и бережно чмокнул в макушку. — Все наладится, Киота. Верь мне. Главное, что у тебя есть я. Не знаю, как Дольшер, а я всегда буду рядом.
— Спасибо, — растроганно пробормотала я. Вспомнила про своего желтоглазого красавчика и горько усмехнулась. — Да, насчет Дольшера. Он обещал устроить мне романтический ужин по возвращении в Нерий. Надо бы его предупредить о том, что я приеду не одна.
— Еще чего! — громко возмутилась из спальни тетя и появилась на пороге, воинственно потрясая сломанным зонтиком, который, видимо, собиралась зачем-то взять в дорогу. Кровожадно оскалилась, продемонстрировав ровный ряд белоснежных зубов. — Киота, не смей ему ничего говорить! Сделаем ему приятный сюрприз, так сказать.
Вашарий тихо рассмеялся, должно быть в красках представив себе эту сцену, и ласково взъерошил мне волосы, повторив:
— Все будет хорошо, Киота. Я обещаю!
И от его улыбки я ощутила, как все дурные мысли и предчувствия исчезают, сменяясь твердой уверенностью, что Вашарий защитит меня от всего на свете.
ЭПИЛОГ
Мы покинули Озерный Край глубокой ночью, но в Нерии уже царило солнечное утро. И теперь я стояла около своей квартиры, отчаянно умоляя небеса, чтобы в ней никого не было. С момента нашего ухода из дома тети я много раз пыталась дозвониться Дольшеру, но неизменно терпела поражение. Видимо, после недавней ссоры, когда я имела наглость огрызнуться в ответ на собственнические замашки Дольшера, тот отключил мыслевизор, намереваясь в тишине и одиночестве обдумать мое недостойное поведение. И мне оставалось лишь надеяться, чтобы его обида на меня оказалась достаточно большой и он уехал бы домой, решив не дожидаться возвращения строптивицы.
Я привычно прищелкнула пальцами, размыкая защитный контур, и тихо открыла дверь. Вошла в крохотную прихожую, поставила на тумбочку сумку и прислушалась. Вроде бы все тихо. Неужели мой приезд обойдется без сцен? Хотелось бы!
По иронии судьбы, стоило мне только так подумать, как дверь, ведущая в единственную комнату моей маленькой квартиры, распахнулась, и на пороге возник абсолютно обнаженный Дольшер.
— Киота? — Он сладко зевнул и потянулся. — Почему моя девочка так задержалась? Я едва удержался от соблазна прикончить бутылку великолепнейшего хекского вина, за которое, честное слово, заплатил целое состояние!
— Видишь ли… — промямлила я, с ужасом прислушиваясь к эху шагов, звучащему в подъезде. — Тут такое дело… В общем, тебе лучше одеться.
— С чего вдруг? — изумился Дольшер. Шагнул ко мне, нисколько не стесняясь своей наготы и раскрытой двери на лестничную площадку. Привлек меня в свои объятия, не обращая внимания на мое сопротивление, и серьезно проговорил: — Киота, милая, я так соскучился, что даже не хочу ругаться, выясняя отношения из-за твоего обмана с недавним покушением. Поэтому сейчас я собираюсь сорвать с тебя это нелепое платье, которое мне никогда не нравилось, взять на руки и отнести в постель, где скоро ты сама запросишь пощады. А знаешь, что именно я там буду с тобой делать? Я…
— Это еще что такое?! — прервал его сладкие угрозы визгливый голос моей тети, которая как раз добралась до пятого этажа.
Я бросила ее и Вашария на самом пороге дома, лишь крикнув номер квартиры, и стрелой взлетела к себе, намереваясь предупредить Дольшера о грозящей опасности. Кто же виноват, что он, как и обычно, впрочем, сосредоточился на кое-чем другом? А тетя тем временем ввалилась в прихожую и грозно подбоченилась, с очевидным неодобрением уставившись на главное, так сказать, достоинство Дольшера. Правда, оно от столь неожиданного внимания как-то потерялось, став гораздо менее значительным. Да и сам мой ненаглядный смутился, не ожидая подобного напора.
— Киота, — недоуменно произнес он, осторожно пятясь к комнате. — Что все это значит?
— А это значит, что окончились твои счастливые денечки! — ответила за меня тетя и торжествующе усмехнулась, заметив гримасу неподдельного удивления на лице Дольшера. — Да-да, не строй из себя приличного человека! Я больше не позволю тебе пудрить моей маленькой наивной девочке мозги. Все, хватит! Пока я здесь — сделаю все, чтобы вытащить ее из паутины разврата!
— И на сколько вы приехали? — Дольшер аж замер от столь смелого заявления. С крайним ужасом посмотрел на меня, видимо уже поняв, что на время нам придется отказаться от постельных утех.
— Не беспокойся, тебе хватит, — презрительно фыркнула Зальфия. — Ишь, начальник! Срам бы свой прикрыл, что ли. А то противно на тебя смотреть.
— Да-да, я сейчас, — покаянно пробубнил Дольшер и скрылся за дверью комнаты.
Зальфия гордо вздернула подбородок и обернулась ко мне, ожидая одобрения своему поведению.
— Тетя, ну зачем ты так? — жалобно проблеяла я. — Дольшер хороший, не надо его ругать.
— Он хороший? — Зальфия даже поперхнулась от моего заявления. Откашлялась и продолжила во всю мощь своей луженой глотки, да так, чтобы ее наверняка услышали все мои соседи: — Киота, дурочка моя, хороший мужчина никогда не будет пудрить мозги наивной провинциалке! Если бы он тебя любил, то уже женился бы или сделал предложение. Но нет, только пользуется твоим телом, молодостью и неопытностью!
— Тетя, но ведь надо пожить с человеком, узнать его, — тщетно пыталась я урезонить разошедшуюся родственницу. — Мы с ним знакомы всего ничего.
— Тем более! — От негодования голос тети едва не сорвался, но, увы, звезды сегодня сложились точно против меня, поэтому через миг он окреп, став еще звонче. — С каких пор, дорогая, ты ложишься под
