время как девушка — причина ссоры — то всхлипывала, то начинала кричать. Амелия Кроторн остановилась и скользнула в тень, пока потасовка не закончилась.
Когда окровавленные противники и их дружки наконец разошлись, она безмолвно двинулась дальше, завернув за угол на узкую вымощенную булыжником улицу. По ней слонялись без дела с полдюжины крепких парней угрожающей наружности, которые, едва завидев прохожих, насмешливо засвистели и бросились к ним. У одного из хулиганов в руке был нож. Шригли чуть было совсем не потерял самообладание.
Напрягшись и дрожа от страха, он попытался загородить Амелию Кроторн, зная, что если хулиганы нападут, он будет не в силах защитить ее. Но женщина не проявляла признаков страха. Она нетерпеливо обошла его и направилась к главарю шайки, откинув назад капюшон плаща, чтобы тот разглядел ее лицо, и что-то прошептала.
Это произвело поразительный эффект. Хулиганы отпрянули назад, как шавки перед хлыстом, и Шригли был готов поклясться, что видел страх в их глазах. Один из них перекрестился, а другой указал пальцем на Шригли:
— Она привела еще одного?
Еще одного? Еще одного любовника, еще одну душу?
Он почти совсем окоченел и вконец измучился, когда они задержались на мгновение на пороге огромного разрушающегося здания. Он с трудом осознавал, что входит в помещение, — теплый воздух ударил ему в лицо, и он ослеп, как крот на ярком свету.
Он был в публичном доме. Комната была богато, хотя и вульгарно обставлена, и зеленые бархатные шторы, свисающие над окнами, не пропускали наружу ни одного лучика света. Полуодетые женщины, похожие на птиц с ярким цветным оперением, щебетали между собой, развалясь на диванах, и десяток пар искушенных глаз оценивал вошедшего.
Несмотря на убогость района, где был расположен бордель, женщины были довольно привлекательны. Некоторые из них улыбались, а одна девица вызывающе пошла навстречу Браерсу.
Потом они заметили Амелию Кроторн, которая перекинулась несколькими словами с похожей на попугая женщиной, сидевшей за столом у двери. Девицы сразу же замолкли и со страхом уставились на нее. Тем временем Амелия Кроторн взяла Шригли за руку и повела его к двери около внушительной лестницы в дальнем углу комнаты; ему показалось, что на лицах женщин отразилось что-то вроде жалости к нему.
Дверь выходила на грубо сколоченную деревянную лестницу. Он пошел вслед за Амелией Кроторн в расположенную ниже комнату, где чуть не задохнулся от тяжелого сладковатого запаха опиума, охватившего его со всех сторон.
— Сонное онемение причиняет боль моим чувствам, — пробормотал он под нос и хихикнул, словно ребенок.
Он был на грани истерики и психического срыва. Амелия Кроторн раздраженно посмотрела на него и остановилась.
— Возьмите себя в руки, мистер Браерс, — жестко произнесла она. — Вам лучше выпить вот это.
Бокал теплого вина со специями освежил и успокоил его.
Словно в кошмарном сне женщина провела его через слабо освещенную комнату с распластавшимися на восточных подушках людьми, которые, неподвижно взирая перед собой осоловелыми глазами, курили свою отраву, погруженные в фантастические видения и плененные эфемерными кольцами, дыма внутри собственных мозгов.
Шригли узнал одного из наркоманов, удачливого молодого поэта, блиставшего в лондонском свете. Что это был за дом?
Еще несколько ступеней вниз. В конце узкого каменного коридора возвышалась огромная деревянная дверь. К ней был прибит крест, но распятый Христос помещался вверх ногами. Амелия Кроторн повернулась к нему.
— Мы пришли.
Она открыла дверь на себя, и они вошли в подвал, напоминающий пещеру. Фигуры в масках, в белых одеяниях с капюшонами стояли на коленях перед алтарем, у которого священник в черных ризах нараспев читал непристойную пародию на мессу. Шригли встал на колени вместе с Амелией Кроторн. У него кружилась голова, и он еле заметил принесение в жертву белого петуха, мерзость, которую его заставили выпить, И кровь, которую ему как участнику священного ритуала пришлось попробовать.
Потом к нему обратился человек в черных ризах. Когда его спросили, желает ли он отдать свою душу в обмен на полнокровную жизнь до скончания века, он сказал «да»; на самом деле единственным желанием в его душе было поскорей унести ноги из этого места.
— Князь тьмы, господин ада, — произнес нараспев священник, — мы просим тебя взять себе просящего и дать ему здоровье, чтобы он мог жить и распространять твое слово в соответствии с твоим заветом. Исцели его, о Сатана!
Шригли раздели до пояса и члены секты окружили его, поочередно прижимая свои холодные руки к его груди и напевая странные заклинания. С ужасом он признал в одной маске известного члена кабинета министров — тот сильно шепелявил, и ошибиться было невозможно. А одна из женщин явно была главой модного салона…
Заиграла дикая музыка — примитивный сексуальный ритм без всякой мелодии, и сборище начало распадаться на пары и тройки. Внезапно рядом с ним оказалась Амелия Кроторн, с насмешкою смотревшая своими узкими темными глазами.
— Поиграйте с тем, что мир именует «грехом», мистер Браерс, — сказала она.
— Шригли, дорогой мой, с тобой все в порядке? — Этими словами на следующее утро он был разбужен у себя в студии своей матерью, склонившейся в беспокойстве над его кроватью.
— Мне приснился кошмарный сон, — слабо произнес он, протирая глаза.
— Уже десять часов, дорогой мой, а я тебя никак не добужусь. Я так беспокоилась. Сегодня мы едем к леди Бертран, не забыл? Я специально заехала за тобой с Бейкер-стрит. Конечно, если ты себя плохо чувствуешь…
— О да, мама, я сейчас оденусь.
Однако он уже был одет в то же, что было на нем прошлым вечером. Но ведь ему все это, конечно же, только приснилось?.. Неожиданно он упал на подушки, ошеломленный и несколько напуганный тем, что боль у него в груди прошла, и дыхание стало глубоким и легким.
Когда первоначальные сомнения и ужас притупились и Шригли увидел, что гибельные тучи над его головой рассеялись, он начал ценить свое вновь обретенное здоровье. Как только он насытился, после еды он сделал несколько физических упражнений и осознал, что способен наслаждаться простыми радостями жизни, которые большинство людей принимает как должное. Он даже мог учиться верховой езде, если бы захотел, и охотиться. Но самое главное, — он мог теперь работать без устали по многу часов над своими скульптурами.
Он нанес визит Амелии Кроторн, чтобы поблагодарить ее. Теперь она уже не казалась ему зловещей.
— Это такое благодеяние, — признался он.
— Благодеяние?! — она закричала на него, как мегера. — Не смейте произносить подобные отвратительные слова у меня в доме!
— Простите, — пробормотал он, стараясь выпутаться из неловкого положения, — кажется, это не самое уместное выражение в данных обстоятельствах.
А через две недели, в Рождество 1894 года, Шригли Браерс продал душу дьяволу в обмен на жизнь и здоровье и подписал договор собственной кровью. Но была в этом договоре одна неувязка. Раз в год он должен был приносить в жертву дьяволу какого-нибудь грешника, чтобы продлить свой договор. Если ему это не удастся, болезнь вернется, и он умрет проклятым во веки веков.
Действительно, дьявол никак не мог оказаться в проигрыше от этой сделки.
С тех пор Шригли начал искать свою первую жертву. Самым подходящим кандидатом был генерал Мастерсон, над которым Шригли подшучивал в его присутствии и которого за глаза презирал как слюнтяя и развратника. Однажды он заехал к нему без приглашения и застал того склонившимся над большой чашкой,
