засмеяться. Она на цыпочках вошла в комнату, где спала Элоиса, и вскоре вышла: “Спит! Еще не проснулась”.
Некоторое время все молчали. Потом кухарка пожала плечами: “Оставьте ее в покое. Чего уж там. Пусть хоть выспится”.
После ужина все снова вернулись на площадь. Праздник закончился далеко за полночь.
Элоиса проснулась часов в пять утра. За окном было уже почти совсем светло. Она села на кровати и испуганно огляделась по сторонам. Набухшие красные веки нависали над синими гелиотропами ее глаз.
— Маргарита... — позвала Элоиса кухарку, которая похрапывала рядом с ней.
Та лишь что-то пробормотала во сне, и Элоиса принялась трясти ее за плечо.
— Маргарита! Уже пора идти на праздник! — голос у нее дрожал.
Кухарка открыла один глаз и сонным голосом проговорила: “Какой еще праздник! Праздник давно кончился. Ты проспала весь вечер и всю ночь... Кончился праздник!”
Элоиса застыла неподвижно, уставясь в стену. Маргарита приподняла голову с подушки и посмотрела на нее ласково:
— Ну, дочка, не расстраивайся! Через год праздник вернется. Поспи. У тебя еще час есть.
Но Элоиса уже медленно поднималась с постели. Она обулась, накинула на голову платок и ушла к себе в горы.
Два дня спустя мальчик, который принес Элоисе провизию, нашел ее мертвой. Она лежала на траве, и глаза ее были устремлены в небо.
Доктор сказал, у нее что-то случилось с сердцем. Наверное, слабое было. Но Мануэла всем, кто ее об этом спрашивал, отвечала: “Бедная девочка! Ее сгубила тоска-кручина”.
