зачастую погибают.
Когда я находился в Москве и посетил всероссийский съезд профессиональных союзов и ряд лекций таких представителей политического мира, как Свердлов, Ленин, Троцкий, М.Спиридонова, Камков, Рощин и другие, во мне еще сильнее заработала мысль и забурлила кровь - желанием быть на Украине.
Все взоры мои были направлены туда, чтобы совместно с народом в борьбе против немецко- мадьяро-австрийских и гетманских сатрапов умереть или освободить Украину.
В душе поднялось властное желание путем воли и усилия самого народа создать на Украине такой строй жизни, где бы не было ни рабства, ни лжи, ни позора! ни презренных божеств, ни цепей, где не купишь за злато любви и простора, где лишь правда и правда людей...
Такой строй я мыслил только в форме вольного советского строя, при котором вся страна покрывается местными совершенно свободными и самостоятельными социально-общественными самоуправлениями тружеников.
При посредстве съездов эти самоуправления устанавливают общий порядок взаимности между собой.
Создают свой учетно-статистический, распределительный и посреднический органы, вокруг которых тесно объединяются и при помощи которых в интересах страны и ее свободного народа гармонируют на поприще всестороннего социально-общественного строительства свою работу.
Над практическим осуществлением этого я часто задумывался. Волнуемый подобными мыслями, я 29 июня 18 года достал соответствующие украинские документы и выехал на Украину.
По пути следования к Украинской границе я много встретил знакомых из Украины. От них узнал, что дом моей матери немецкими и украинскими военными властями сожжен. Брат старший Емельян, который совершенно, как инвалид, не участвовал ни в какой политической организации, - расстрелян. Второй брат арестован и сидит в александровской тюрьме. Мать скитается по чужим квартирам.
Эта весть страшно на меня повлияла. Я душевно заболел. Я способен был возвратиться в Москву, но разум диктовал другое. Он напоминал мне ответственность перед тем, что я наметил и во имя чего еду на Украину. Я переборол свои чувства боли, подбодрил себя мыслью, что кому-либо нужно было и из моего рода умирать за освободительные идеи народа; но что смерть эта скоро ли поздно ли вызовет за собой взаимные смерти. И я тронулся дальше.
Путь тяжелый был; каждую минуту тебя ожидала смерть, почему приходилось маскироваться и до безумия «щырим гетманцем», и чем хочешь, лишь бы только быть на Украине, в тех самых селах, где тебя знают и ожидают.
Военная офицерская форма, погоны несчастного прапорщика, в такт фальшиво расшаркнуться и поклониться - все это мне помогло добраться в район Гуляй-Поля, но не жить, а только добраться и мигом пролететь мимо него. Здесь в окружности этого района я поселился и чувствовал, что я на Украине. Отсюда и началась организация под моим руководством крестьянского восстания.
Глава четвертая.
ОРГАНИЗАЦИЯ КРЕСТЬЯНСКОГО ВОССТАНИЯ
Июль месяц 1918 года. Я на Украине.
На тех самых широких степях, в веселых селах, среди того самого крестьянского населения, которое, до прихода Центральной Рады со своими могущественными сильными защитниками - немецко-мадьяро- австрийскими армиями и до водружения последними царства гетмана Павла Скоропадского, - так смело и настойчиво заявляло о своем торжестве над несправедливостью царского режима.
А теперь...
Теперь я их встречаю согбенными, забитыми, изнуренными, придавленными в своих свободных мыслях и в смелых и чистых стремлениях, - встречаю немыми, безнадежными.
Да и то встречаю далеко не всех. Многие из крестьян были уже расстреляны или посажены в тюрьмы, где, во многих случаях, они также бесследно исчезали. Другие остались в своих ограбленных избушках, не раз подвергаясь избиениям.
У оставшихся в живых крестьян я уже не видел такого энтузиазма, такой сплоченности и веры в свои стремления к трудовой социальной независимости.
И казалось, что вся та организация повстанческих крестьянских групп, которую я со своими близкими друзьями - Лютым, Марченко и Каретниковым - уже начали и при помощи которой мечтали в известном районе поднять повсеместное вооруженное восстание крестьян против гетманщины, - казалось, что все наши начинания пойдут прахом.
Какое тяжелое охватывало нас разочарование.
Но, не желая поддаваться всему мерзостному, что творилось гетманщиной, а равно и сдаваться без напряженной борьбы, я предложил своим друзьям всецело отдаться тому, что уже было нами начато, а в будущем время и жизнь сами покажут нам свои плоды.
Друзья мои с этим согласились, и мы сразу же, оставив Гуляй-Поле, выехали по району.
II
В своей работе по подготовке восстания по району мы еще много раз натыкались на затруднения.
Но своей крестьянской упорностью, своим недальновидным, способным более переживать, чем критиковать, умом мы все эти затруднения переживали.
И вот, спустя месяц после начала нашей организационной работы, мы увидели в целом ряде сел и деревень среди крестьянских обществ известный процент людей, которые по первому зову будут в наших рядах.
А спустя еще месяц, я получил от 32-х волостей александровского и части бердянского и павлоградского уездов сведения, что в каждой волости, по моему указанию, организованы инициативные группы, вокруг которых организуются повстанческие отряды.
Это еще больше укрепило во мне и в моих друзьях мысль о том, что нужно напрячь все силы и готовиться к открытому выступлению. А так как первым должно было выступить Гуляй-Поле, то мы сразу же и прибыли туда.
III
В Гуляй-Поле, до совета со всеми вооруженными, сидящими мирно по домам, крестьянами, мы решили сделать точную разведку в центре его и, если удастся, то взорвать австрийское командование, которое, по нашим сведениям, должно было скоро выехать из Гуляй-Поля, а между тем это командование расстреляло в Гуляй-Поле много крестьян. Поэтому-то и не хотелось выпускать его живым.
Для этого я лично переоделся в дамское платье и с товарищем Лютым пошли в центр Гуляй- Поля.
Там в расположении войск мы узнали, где что и кто помещается, и решили взорвать главное над гуляй-польским районом австро-венгерское командование, которое помещалось на соборной площади в доме Гельбуха.
Подойдя к этому дому, мы в комнатах никого не заметили, и направились поэтому к театру - разузнать, нет ли командования в театре. В театре его также не оказалось. Тогда мы вторично пошли к его помещению. У входа в это здание, у ворот стоял часовой.
