Но и капитан не остается без памятного подарка. Нептун достает из бухты троса картонную коробку и передает ее Мореходову.
— От имени и по поручению команды, дарю тебе сию штукенцию, которую они сделали в свободное от вахты время!
В коробке — модель «Бриза»… Кажется, что в руках капитана он, их любимый красавец «Бриз», уменьшенный волею какого-то волшебника до размеров школьного пенала, несется по глади стеклянной подставки.
Нептун троекратно целуется с капитаном, выпячивает грудь и провозглашает:
— Сему кораблю разрешаю дальнейшее следование по курсу. Счастливого ему плавания!
Восторженное «ура!» покрывает последние слова бога морей.
Через два дня после веселого традиционного праздника Валя, выйдя утром на палубу, захотела проверить, не забыла ли она, как с помощью часов ориентироваться на местности. Взглянула и… скатившись по трапу, побежала по коридору:
— Дима! Федя!.. Сюда, скорее сюда… Солнце, смотрите!.. Все выбежали на крик.
В чем дело, что случилось?
Солнце… оно идет в обратную сторону… Честное пионерское!.. Справа налево…
Ребята высыпали на палубу. Действительно, солнце передвигалось против часовой стрелки.
Из люка, громко смеясь, вышел капитан:
— Так, говоришь, пошло обратно?..
В этот момент из ходовой рубки раздался голос Максимыча:
— Слева по борту непонятный предмет!
Все бросились к левому борту. На волнах качался какой-то шар, издали казавшийся черным.
— Мина! — закричал Дима. Капитан вскинул бинокль.
— Нет, это не мина. Но находка интересная, мы возьмем ее на борт.
Движение рукоятки, и машина, как бы нехотя, несколько раз провернув винты, остановилась.
Спустили тузик.
Странный шар, состоявший словно бы из двух частей, весь был облеплен ракушками, водорослями.
— Дар Нептуна! Да какой!.. — засмеялся капитан. — Морской орех, таинственное и загадочное порождение океана…
Лет триста назад думали именно так. Считалось, что такой орех, подобно чудодейственному талисману, приносит счастье, может влиять на судьбы людей… Собственно, в отношении моряков, нашедших такой орех, это было справедливо, поскольку он стоил бешеных денег. Платили за него столько золота, сколько помещалось внутри ореха…
Но что это за орех?
Плод лодойцеи — пальмы, которая растет только в одной точке земного шара — на острове Праслен. Это один из островов Сейшельского архипелага. Отсюда и пальма — сейшельская. Она — абсолютный чемпион по величине семян. Говорят, что они бывают до 25 килограммов… Но этот орешек перекрыл все рекорды. В нем килограммов 30–35, не меньше…
Снова заработал мотор. Снова винты взлохмачивают воду за кормой, и след, расширяясь, уходит все дальше от «Бриза»….
Солнце опускалось багровое и неправдоподобно огромное. В косых лучах грудь океана вздымалась мерно и тяжко, как грудь богатыря, закованная в медные латы…
Капитан остановился, прикрыв глаза ладонью, долго смотрел на солнце. Затем вошел в рубку, бросил взгляд на барометр, несколько мгновений следил за автопрокладчиком. Потом повернул штурвал. «Бриз» лег на новый курс.
Валя, стоявшая на вахте, вопросительно посмотрела на капитана.
Мореходов записал что-то в путевой журнал, поднял голову.
— Свистать всех наверх! Команда собралась у рубки.
— Ну, моряки, «Бриз» сошел со «столбовой дороги»… До сих пор мы следовали по курсу Порт-Саид — Мельбурн, теперь же вошли в ту часть океана, которая не посещается ни коммерческими, ни рыболовными судами. Отныне, пока не дойдем до цели, мы не увидим ничего: ни клочка земли, ни дымка, ни паруса! — Капитан сделал маленькую паузу. — А теперь — приготовить судно… Не дольше как через шесть часов начнется шторм! Максимыч, проследи, чтобы все было в порядке…
— Есть проследить, товарищ капитан! Солнце скрылось за горизонт.
День почти без перехода уступал свое место тропической ночи. Небо быстро темнело — только на западе узкая светлая полоска боролась еще с надвигающейся тьмой.
Валя приложила бинокль к глазам — да, она не ошиблась.
— Товарищ капитан! Справа по курсу на горизонте корабль!
Мореходов подошел, взял бинокль, несколько секунд обшаривал даль. Горизонт был чист — только вода да небо!..
„ЗЕД-СИКСТИН-ЭЙЧ'
Полковник Эштон придвинул к себе папку с лаконичной надписью «Z-16-Н».
В папке сверху лежала телеграмма.
Пробежав глазами текст, Эштон усмехнулся: Клайду Годфри не откажешь в остроумии — способная бестия.
Но — мальчишка!.. Такая подпись… Глупая бравада, больше ничего. Любой внимательный почтовый чиновник увидит здесь ключ…
Эштон прочел донесение. Наметанный глаз безошибочно выхватывал нужные буквы, складывал их в слова…
Закончив, полковник встал, захлопнул папку, убрал в сейф. Подошел к открытому окну, заложил руки за спину.
Итак, операция «Зед-сиксти-н-эйч»[1] продолжается удачно.
С высоты двадцатого этажа открывалась широкая панорама порта. За ним — пересеченная светлыми полосами течений выгнутая зеленая чаша океана… Далекие маяки в туманной дымке едва различимы, они, скорее, угадываются. Белые геометрические линии волноломов проступают отчетливее. На рейде десятка полтора грузовых кораблей медленно кружатся вокруг якорей. Молы и пирсы с хаотическим лесом кранов, обрамленные тесными шеренгами сотен судов, можно рассматривать уже с некоторыми подробностями. Длинные руки портальных кранов застыли — уже шестой день бастуют докеры… Севернее и несколько в стороне — замкнутая бонами военная гавань с ровными шеренгами серых судов, с примыкающими к ней доками и корпусами судоремонтного завода, далее — бесчисленные, пакгаузы, склады, элеваторы, заводы… С другой стороны — южная окраина: лабиринт тесных предпортовых трущоб, мрачные кварталы, куда стекают боль и ужас огромного города, где нищета и алчность, зависть и злоба, отчаяние и преступление неумолимо пожинают свою зловещую жатву.
Но и там теперь все чаще появляется то новое, о чем полковник Эштон предпочитает не думать… Он возвращается к своим мыслям.
Да, вот именно там, в одной из этих кривых улиц-ущелий, темных и зловонных, и началось то, что сегодня называется операцией «Зед-сиксти-н-эйч».
Это было давно, очень давно — четверть века назад. Полковника Эштона тогда не было — был агент Эштон. По воле шефа он обязан был каждый день проводить в портовых трущобах, в кабаках,
