Не говоря ни слова, он швырнул порванное желтое платье в огонь. На мгновенье ей стало неприятно, когда она увидела, как горит ее платье. Но он опять был прав: лучше уничтожить улики.
– Мне нужно идти.
– Конечно. – Он подошел к ней и через ткань платья поцеловал ее груди. – Прощай.
Пандора протянула ему руку. Он улыбнулся и крепко пожал ее. Все было кончено.
Она вышла из бунгало. Прошло три часа, но казалось, что значительно дольше. Она пошла босиком обратно через мостик, посмотрела на то место, где застрял каблук, но его уже там не было. Наверное, нашел кто-нибудь из садовников отеля и вытащил из щели.
Она не стала проходить через отель, но не потому, что была босиком: ей не хотелось снова встретиться с официантом, во всяком случае в этом красном платье. И Пандора обошла отель кругом.
Она пришла на стоянку машин – вот ее белый BMW. Она чувствовала горячий бетон под босыми ногами. Пандора открыла дверцу и села в машину. У нее начали болеть бедра, и она поудобнее устроилась на сиденье. Зад тоже болел, но не очень сильно.
Пандора медленно выехала со стоянки. Когда подъехала к воротам, то заметила «форд-мустанг», стоявший неподалеку. В нем за затемненными стеклами кто-то сидел. Может быть, подумала Пандора, это та брюнетка, которая угрожала мужчине в ресторане. Ну и что! Все теперь уже кончено. Но женщина могла запомнить ее личный номерный знак на машине – ПАНДОРА.
Я отъехала, вся в дрожи, от отеля «Бель Эр». Как объяснить что случилось? Как я могу сама понять, зачем я это сделала? Это просто ужасно! Нет, даже не ужасно – страшно! Так не похоже на меня! Я не прыгаю в постель к первому попавшему мужчине. Никогда! Я не спала ни с кем, кроме мужа. Я не наставляю ему рога. Да мне это и не нужно. Я не ищу приключений. Не хочу. Это не для меня. Время от времени мне было любопытно, как это может получиться с другими мужчинами. Да разве мне одной! Все так естественно. Но то, что произошло, было так внезапно, так яростно – это что-то потрясающее! Даже сейчас я чувствую, как хрустят мои позвонки.
По-моему, у меня замечательная сексуальная жизнь с Алексом – тем более если послушать некоторых моих подруг. Мне нужен секс, он доставляет мне удовольствие. Это самое лучшее развлечение. Алек делает все так, что я получаю от секса максимум удовольствия. Так было всегда, с самого начала. Нам радостно быть в постели вместе, и, когда спит Полетт, мы можем заниматься любовью повсюду – в доме, в бассейне. Мне не нужно было это. Тогда почему я это сделала? Я не была пьяна, никто меня не заставлял, никто не насиловал.
Когда я заметила, как мужчина смотрит на меня, я подумала, что у меня что-то не в порядке с костюмом, или с волосами, или, может, я некрасиво ем. Но он смотрел мне прямо в лицо. Там было все в порядке. Ему оно просто понравилось.
Тогда все нормально. Мужчина был привлекательный.
Фактически он мне сразу понравился. Полагаю, его неожиданное предложение польстило и поразило меня: ведь мне уже тридцать шесть лет! Но все равно это ничего не объясняет. Почему я не сказала: «Спасибо, нет»?! Может быть, появление женщины спровоцировало мой ответ, мое «да»? Кто она – его любовница или бывшая любовница, жена или бывшая жена? Когда она стала угрожать ему пистолетом, я испугалась – за него. Но меня это также взволновало. Она казалась такой ревнивой, такой страстной, не побоялась потерять контроль над собой в общественном месте.
Действительно ли это она была на стоянке? Что она сейчас делает, эта женщина? Вернулась туда, чтобы убить его? Возможно, он уже мертв, пока я веду машину, а на его коже остался запах Пандоры, запах последней женщины, которую он имел. Я чувствую его запах именно сейчас, когда поворачиваю на бульвар Сансет.
Я стала думать об Алеке. Мог бы он меня так возбудить? Могла бы возникнуть такая ситуация, когда я стала бы вот так угрожать Алеку? Убить его? Я не ревнива, у меня не было для этого оснований. Но сейчас Алека не было в городе, он был во Флегстаффе, штат Аризона.
Он занимался предсъемочной подготовкой: готовил декорации для картины, которую они должны были начать снимать через месяц. Вдруг меня осенила новая мысль. Может быть, сыграло роль то обстоятельство, что Алека не было в городе в это время? Нет, нет! Алек часто отсутствовал, целыми месяцами, но такого со мной никогда не бывало. Нет, это просто совпадение! Но тогда возникает вопрос, поступила бы я так, если бы Алек был дома? Нет, мне кажется, что нет. Нет, определенно нет!
По дороге домой я поехала в супермаркет «Гель-сон» в Сенчури-сити. Сегодня мне не нужно было отвозить Полетт домой после школы: у нее урок музыки вместе с подружкой, и прислуга подбросит ее домой где-то около половины шестого. Поэтому я некоторое время принадлежала только себе. Вот и прекрасно, я смогу немного передохнуть! На радостях я купила охлажденный йогурт. Малиновый, с орехами. Никто ничего никогда не узнает. У нас у всех есть свои маленькие секреты.
У кассы супермаркета я взглянула на выставленные бестселлеры в мягких обложках. Джекки Коллинз, Джудит Кранц, Салли Бьюман; мне всегда казалось, что я не смогу до конца дочитать эти книги. По-моему, они всегда кончаются одним и тем же. Мне нравится Гор Видал. Хотя, должна признаться, я так и не дочитала до конца «Голливуд». Повинуясь внезапному порыву, я взяла «Темного ангела» и положила книгу в корзинку вместе с йогуртом, копченой треской и солеными орешками.
– От вас прекрасно пахнет, – заметила кассирша. – Что это за духи?
– Благодарю, я рада, что вам нравится.
Что я могла сказать? Что это пахнет тем мужиком, с которым я трахалась в бунгало номер семнадцать отеля «Бель Эр»?
Алек и я живем в пяти минутах от Сенчури-сити, к югу от Беверли-Хиллз на Ранчо-парке. Наш дом находится неподалеку от обители Рея Бредбери, так сказал нам наш садовник из Гватемалы. В школе мне нравилось читать фантастику, меня привлекали эти воображаемые миры, которые всегда были на грани уничтожения. Но оказалось, что Алеку не нравится НФ, поэтому я перестала читать эту дрянь. Алеку нравились книги, написанные в духе старомодного реализма. Он обожал Теодора Драйзера.
У человека из бунгало неординарный литературный вкус. «Классический мир» и все такое. Меньше всего ожидаешь найти подобную литературу в номерах отелей в Лос-Анджелесе. Эти книги напомнили мне о моем отце, классически образованном человеке. Сейчас он плохо себя чувствует, и мне нужно хотя бы позвонить ему. Это он назвал меня Пандорой.[1] Думаю, он сделал это весьма неохотно, потому что, я уверена, он хотел мальчика. Он до сих пор называет меня Пан. По-гречески «пан» значит «все», и, полагаю, именно всего он хотел от меня. Бедняга, ничего он не дождался.
