сколотили забор, за которым приютился маленький дощатый сарайчик под стилизованной на китайский манер крышей. Из прилепленного к забору плакатика можно было выяснить, чем славен источник. Здесь пил воду Чингис. Вода богата тем-то и тем — то и поднимается с глубины 100 метров. Она приносит пользу и душе, и телу. Излечивает двенадцать видов желудочных заболеваний, в том числе рак. Полезна и при заболевании печени, снимает похмелье, по какой причине ее очень уважал Угедэй, известный своим пристрастием к спиртному.
Я не испытывал особенного доверия к этой чудодейственной жидкости. Вокруг сарайчика растекались темные лужи, в них плавали комочки какой-то слизи, вода, выбрасывая газ, пенилась медленно вспухающими и лопающимися пузырьками. От этого запаха в памяти стало всплывать что-то знакомое из моего отдаленного прошлого. В сарайчике торчала пластиковая трубочка, надетая на кран. Баатар потянул за нее, и из трубочки судорожными всплесками потекла вода, следуя ритму регулярных выбросов, вызываемых перепадами давления в глубине земли у нас под ногами. Я глотнул воды и скорчил гримасу. Вспомнилось все: тухлые яйца, сера, запах гниющих водорослей у берега Норфолка при отливе. Конечно, будь у меня такое же похмелье, как у Угедэя, я бы ничего не заметил, но у меня было ощущение, словно я проглотил чудовищную порцию сероводорода. Очень может быть, что Чингис за этим и пришел сюда, но, по мне, это вполне достаточная причина перенести столицу в другое место.
Баатар предложил посетить своего друга, директора школы, который может знать об Авраге побольше. Санселтаяр бы человеком лет за сорок, держался с большим достоинством, что, несомненно, объяснялось тем, что его школа находится прямо за тем местом, где располагалась первая столица. Он с гордостью объявил: «Я говорю детям, что когда они вырастут и станут взрослыми, то смогут заниматься раскопками и делать важные открытия».
Мы сидели у его одноэтажного бревенчатого дома, наслаждаясь лучами заходящего солнца, и жевали творог, которым угостила нас дочка-подросток Баатара. Он лучше других понимал, отчего это место было столь привлекательным в качестве форпоста для создания государства. «Люди тянулись сюда не только из-за минеральной воды. Здесь повсюду залежи железа. Посмотрите на эти красные скалы. Лучшего места для изготовления оружия не придумаешь. И здесь великолепные условия для тренировки лошадей, так как зимы тут мягкие и пастбища превосходные. Мы славимся своими лошадьми. Лошадей для скрещивания свозили сюда со всех концов страны. Так было испокон веков».
— Значит, клан Чингиса не был первооткрывателем?
— Люди селились здесь со времен гуннов. Вы что-нибудь слышали о кладбище?
Оказалось, он говорил о древнем месте захоронений. Оно располагалось в предгорьях в часе пути от города. Он обещал показать его на следующий день.
В результате получилось так, что на следующее утро в нашей истории появилось новое действующее лицо — сурок. Прогулка, вроде нашей, всего лишь предлог для чего-то большего — интересных разговоров, возможности покататься на лошадях, хорошего обеда или пикника.
Сурки здесь отъелись на семенах трав. Все, что нам нужно, — это охотник, который позаботился бы о наших желудках по пути к древнему кладбищу. Директор знал такого человека, его звали Энкхбат. Мы вытащили его из дома, это был жилистый мужчина с провалившимися щеками, жесткими, как щетка для туалета, волосами и жизнерадостной улыбкой. Гойо подумала, что он очень похож на сурка, а это хорошая примета. Но Энкхбату, заядлому охотнику, не хватало лишь двух весьма существенных вещей, а именно — ружья и патронов. У его друга было ружье. Мы направились километра за два через поле к юрте, из которой Энкхбат уже выскочил с ружьем 22-го калибра. Оставалось добыть патроны. Еще одна поездка обратно в город к другому другу — и вот мы наконец в пути к цели нашего путешествия.
Сурки занимают особое место в монгольской культуре, потому что представляют собой одновременно источник пищи и источник опасности. В их шерсти водятся вши — носители бацилл, которые разносят бубонную чуму, и многие историки считают их в конечном счете виновниками Черной смерти, которую в начале XIV века занесли в Европу по своим торговым путям победоносные монголы. Угроза эпидемии по- прежнему существует, но она хорошо изучена и быстро ликвидируется, для профилактики делают прививки совершенно бесплатно в любой местной больнице. Если забыть о разносчиках чумы, то сурки в Монголии всегда были значительной частью летних охотничьих трофеев, и плечо сурка, которое называют «человечьим мясом», считается деликатесом.
Гойо поведала нам такую историю.
Когда-то с неба светило семь солнц. И было страшно жарко. Люди нашли меткого лучника и попросили его сбить несколько солнц. Лучник оказался смелым человеком. Он сказал: «Завтра, как только выйдут семь солнц, я собью шесть из них. Если не получится, то я стану сурком, отрежу себе большой палец, стану пить кровь вместо воды, есть траву и жить под землей». Так вот, Он сбил пять. Когда он выпускал последнюю стрелу, перед ним пролетал воробей. Стрела срезала ему хвост, вот почему у воробья хвост раздвоенный. Лучник же исполнил обещание и стал сурком. Потому-то у сурка есть человеческое мясо.
Сурки известны своим любопытством, благодаря чему охотники всегда возвращаются с добычей. Сурка гипнотизирует все белое. Стоит помахать белой тряпкой или пером, и сурок впадает в транс, становясь легкой добычей. Существуют даже специальные белые собаки для охоты на сурков, их учат махать хвостом во время охоты, чтобы сделать сурка беспомощным, пока другие собаки подбираются вплотную, чтобы совершить последний прыжок. Все это не вымысел, потому что такая охота на сурков была заснята на видеокамеру и фильм транслировали по японскому телевидению, что вызвало энергичные протесты Японской организации защитников диких животных: монгольские охотники за сурками нечестны! Они пользуются беззащитностью бедных, наивных монгольских сурков! Охоту на сурков следует запретить!
Сурки и в самом деле очаровательно наивны. Всполошившись от звуков промчавшейся лошади или машины, они, будто стелющийся по земле коврик, раздуваемый подгоняющим их ветром, шмыгают в свои норы, а потом, попрошествии нескольких минут, когда не остается сил сопротивляться любопытству, высовывают наружу головы, чтобы посмотреть, не грозит ли им опасность. В это время года так оно и бывает. В нескольких метрах от норы притаился монгол-охотник, он положил ружье 22-го калибра на подпорку, взвел курок, ожидая своего часа. Все зависит лишь от его терпения и способности не обращать внимания на мух, которые вуалью вьются над его шляпой или капюшоном. Мы по шли к холмам, оставив Энкхбата лежать, растянувшегося на земле среди электрического потрескивания кузнечиков.
Поставив машину в тень у купы деревьев подле пересохшего ручья, мы последовали за директором, который повел нас вокруг холма.
— Это место называют Горой Множества Людей, — объявил он.
Я огляделся. Мы находились рядом с зимней бревенчатой овчарней. Под нами расстилалась равнина, казавшаяся плоской, как пустыня, она убегала вдаль, постепенно растворяясь в знойном мареве, и ее протяженность прерывалась только озером, в котором целый табун лошадей, погрузившись по круп в воду, спасался от оводов и жары. Две юрты, извилины автомобильной колеи… Далеко-далеко, километрах в двадцати, я с трудом различал коричневое пятнышко бревенчатых домиков Авраги. Вокруг ни души.
Директор кивнул: «Думаю, это значит много мертвых людей».
В этом месте, несомненно, чувствовалось присутствие человека, пусть даже очень давнее, хотя нога археолога тут не ступала. Мы наткнулись на кучу плоских камней, образовывавших неровную линию, если взглянуть на них под нужным углом. Возможно, в древности они отмечали подъезд или под ход к чему- нибудь. Мы продолжили подъем, стараясь скорее оставить позади полчища мух и слепней. Директор указал пальцем на маленькое растение. Он дернул его из земли и показал мне смахивавший на чеснок клубень, объяснив, что его называют «белый картофель». Очистив его от кожицы, он протянул его мне. Клубень захрустел на зубах как лук, но был абсолютно безвкусный, как сырая картошка. Я понял, что он имел в виду: даже в этой каменистой пустыне можно найти пищу.
Нас попросили не задерживаться, и мы продолжили путь к цели нашей прогулки — кладбищу. Оно оказалось восемью кучами беспорядочно наваленных валунов, отделенных друг от друга кустами и островками травы и образовывавших фигуру, похожую на букву h. Могу предположить, что так отмечали
